Брайан Смит - Depraved
Сама знаешь, - подумала она.
Она хорошо помнила , как в детстве он лупил ее по костлявому заду грубой широкой рукой. Пожалуй, Люк Мэйнард был даже более склонен к насилию, чем Мама, и Эбби боялась его как самого дьявола.
Но он ушел. Ушел навсегда.
Мамы сейчас тоже нет, напомнила она себе. И, хотя бы какое-то время, Эбби вольна делать все, что ей захочется.
Она поднялась с кресла-качалки. Прошла на кухню. Потом в кладовую. Открыла дверь, и спустилась по лестнице в погреб. Когда она приблизилась к "ужину", тот поднял голову и уставился на нее. Вид у него был такой же как прежде. Непокорный, но усталый. Всякий раз, когда она заглядывала "ужину" в глаза, видела в них все больше усталости. Эбби узнавала признаки. Этот экземпляр был крепче остальных. Наверное, самый крепкий на ее памяти, но его боевой дух уже начал угасать. Скоро ему придется смириться с неизбежным.
Эбби вытащила у него кляп изо рта.
Он сделал привычный уже большой вдох и со злостью уставился на нее. - Чего ты хочешь? Пришла снова меня бить?
Сердце Эбби учащенно забилось. - Если я помогу тебе сбежать, возьмешь меня с собой?
Непоколебимый взгляд "ужина" сквозил открытым недоверием. - Опять играешь со мной, верно?
Эбби покачала головой. - Нет, мэм.
"Ужин" кашлянул. - Окей. В чем подвох? Он есть, верно?
Эбби кивнула.
- Конечно. "Ужин" поморщился, глянув на оковы, впившиеся в тонкие запястья. Потом посмотрел на Эбби и произнес, - Тогда... поясни.
Эбби рассказала, чего хочет.
Ей нужна была гарантия.
Довольно скудный список требований, подумала она, учитывая, что у "ужина" всего один вариант.
"Ужин" долго молчал. Он уставился в сырой, земляной пол, обдумывая предложение. Примерно через минуту поднял голову и сказал, - А ты не можешь просто меня отпустить? Пока никого нет?
Эбби покачала головой. - Завтрашняя ночь - ночь перед праздничным пиром. Тогда будет самое время.
"Ужин" издал звук крайнего разочарования. - Но какое это имеет значение? Когда они обнаружат нашу пропажу, мы уже будем далеко.
Эбби пожала плечами. - Ты еще кое-чего не понимаешь. Ты просто должна мне поверить. Завтрашняя ночь - идеальное время. Обещаю.
"Ужин" закатил глаза. - Окей. Как скажешь. Но ты тоже должна кое-что сделать для меня.
- Правда?
"Ужин" рассмеялся. - Убеди меня. Заставь меня поверить, - еще один пристальный взгляд на скованные запястья, - что ты не просто дергаешь меня за цепь.
Эбби улыбнулась. - Хорошо.
Она достала из темного угла погреба старое плетеное кресло, и села перед "ужином".
Потом начала говорить.
Она говорила долго и без перерыва.
Час или больше.
Рассказывала "ужину" все про свою жизнь.
Глава девятая.
Сумка "Прада" никак не выходила у нее из головы. Это была реальная вещь, не то, что та копия, купленная у уличного торговца в Тихуане несколько лет назад. Подделка выглядела почти как настоящая, но уже через несколько месяцев начала разваливаться. Сперва оторвался кончик ремешка, который она неряшливо приклеила на эпоксидку. Видок получился не очень. Она могла поменять ее на более дешевую и более симпатичную сумку, но залипла на дешевый, потрепанный тихуанский сувенир с завидным упорством, заслужившим едкие бесконечные комментарии подруг. Потом, менее чем месяц назад, мать повела ее в честь ее дня рождения в ресторан. В какой-то момент между основным блюдом и десертом Джессика отлучилась в дамскую комнату. Когда она вернулась, в центре стола стоял маленький подарочный пакет, украшенный цветной шелковой бумагой.
Что там, она даже не подозревала. Может, какое-то ожерелье. Или что-нибудь серебряное. Синтия Слоан знала, что дочь предпочитает серебряные украшения, а не золотые, и уже не один год шла по этому пути. Поэтому дорогая настоящая сумка "Прада" оказалась настоящим сюрпризом. Фактически, шоком, лишающим дара речи. Джессика была не из тех, кто визжит от восторга над подарками, даже очень красивыми, но на этот раз сделала исключение. Это была модная кожаная сумка из новой осенней коллекции. Сколько стоит? Кто ее знает. Каких-нибудь сумасшедших денег. А потом еще была открытка с длинным, проникновенным поздравлением от матери, выражавшим глубокую любовь к дочери и пожелание, что со временем она сможет лучше выражать эту любовь. Она должна была знать, что потом должно случиться что-то выдающееся, но была слишком отвлечена чеком, прилагаемым к открытке. Чек на пять тысяч долларов - две из них она планировала передать сегодня Хоуку за "Фалкон". Последний раз мать дарила ей деньги на восемнадцатилетие, тогда это было сто баксов. В то время для нее огромные деньги. Ее должна была насторожить эта небывалая расточительность, но она была слишком потрясена, слишком тронута любовью, выраженной в материнском поздравлении.
Спустя неделю, через день после того, как Джессика, наконец, перевела деньги с чека на свой банковский счет, Синтия Слоан шокировала всю семью своим самоубийством, наглотавшись таблеток и перерезав себе вены. Никто не знал, почему она это сделала. Не было ни рокового медицинского диагноза. Ни любовной интриги. Ее любящий муж все тридцать лет относился к ней с большой нежностью и заботой. В последующие недели Слоаны говорили только об этом. Выдвигали теорию за теорией, одна невероятнее другой, и так ни к чему и не пришли.
Она просто ушла.
Ушла безвозвратно.
От накативших воспоминаний из глаз Джессики полились слезы. Она чуть не споткнулась о вьюн, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Заметив большой камень в десяти ярдах слева, решила передохнуть. Шума преследования уже давно не было слышно. Можно было остановиться на минуту, по крайней мере, чтобы взять себя в руки. Она сняла с плеча ружье, села на камень, зажав оружие между ног. Вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на проблеме.
Черт, она должна вернуть ту сумку.
И не только по сентиментальным причинам. В сумке был ее кошелек, а также водительские права, карта социального страхования, и несколько кредиток. Хотя на всех кредитках, кроме одной, было пусто. И возможность кражи личных данных ее тоже не особо беспокоила. Почему-то она сомневалась, что эти мутанты способны навредить ей в этом отношении. Она сомневалась даже, что они сумеют прочитать собственное имя. Нет, в сумке была только одна, реально необходимая ей сейчас вещь.
Гребаный мобильник.
Ее билет из этого кошмара, если удастся его заполучить. Но для этого придется вернуться к машине. Туда, где она впервые увидела типов, которых охотник назвал Кинчерами. Тех монстров. От одной мысли об этом она содрогнулась. Намеренное возвращение туда было бы чистым безумием. Она снова подумала о Кинчерах и впервые задумалась, что стало с Хоуком. Он не смог бы убежать, как она, после часов, проведенных в тесном и грязном багажнике. Поэтому они либо убили его, либо куда-нибудь забрали. В любом случае, его нынешнее положение было гораздо хуже, чем нее. Эта мысль вызвала легкую, нервную улыбку. Она надеялась, что сейчас Кинчеры пускают его по кругу, трахая в задницу огромными, деформированными членами, а он кричит и хнычет как ребенок, пока его прямая кишка трещит по швам под их непрерывным напором. Потом она вспомнила, что Хоук сделал с ней ранее днем, и улыбка исчезла.
