Брайан Смит - Depraved
Тварь обнажила зубы и зашипела на него. Задрав подбородок вверх, открыла рот и что-то выдала на своем монструозном языке. Какую-то деревенскую тарабарщину вперемежку с обрывками плохого английского.
Хоук кивнул. - Да-да. Правильно. Послушай, у меня концерт сегодня. Небольшое шоу в "Блюберд Кафе". Слышал, наверно? Известное место. Кто-нибудь из вас, парни, может подбросить меня до Нэш-вегаса? За бензин забашляю, без проблем.
- Яш хиппен окра чинка дорк!
Или что-то вроде того.
Хоук съежился. Он успокаивающе поднял руки и сделал шаг назад. - Правильно. Окей. Ты занят. Понимаю. Может, перетрешь со своими корешами и дашь мне знать.
Тип поднял ружье и нацелил Хоуку в голову. Держа руки поднятыми, Хоук отступил еще на несколько шагов. Он был достаточно напуган, но и более чем раздражен. Что-то слишком часто на него сегодня направляют оружие. Сперва эта задиристая сучка. Теперь этот уродливый ублюдок. Так и комплекс заработать можно. Чем он заслужил такое обращение?
Уродец вошел в сарай, ткнул ружьем в сторону Хоука, и рявкнул, - - ЙАШ ХИППЕН НО ВЭЙ ЧИНКА ШАХ!
Хоук сложил ладони рупором. - ЭЙ, ПОСЛУШАЙ! - Я ТОЖЕ ОРАТЬ УМЕЮ! ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ? Я НИХЕРА НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ!
- Жить надоело, сынок?
Хоук развернулся и уставился на высокую, тощую фигуру, неясно вырисовывающуюся в темной глубине сарая. То, что поворачиваться спиной к вооруженному мутанту недопустимо, дошло до него слишком поздно. Он оглянулся через плечо и с облегчением увидел, что монстр все еще стоит у открытой двери сарая. Он решил рискнуть и переключить все внимание на таинственного типа.
Прищурился, пытаясь лучше разглядеть парня. На нем были джинсы и пыльные ковбойские сапоги, но из-за темноты что-то еще рассмотреть было невозможно. - Ты кто такой, и откуда, нахрен, тут взялся?
Мужчина чиркнул спичкой и поднес мерцающее пламя к кончику сигареты. Свет, отбрасываемый спичкой, не смог осветить лица человека. Он глубоко затянулся и выпустил облако дыма. - Я? - наконец произнес он. - Я Гарнер. И я всегда тут был, мальчик.
У Хоука по спине забегали мурашки. Он неосознанно сделал шаг назад. Непонятно почему, темный человек напугал его сильнее, чем монстр с ружьем. Какая-то первобытная тревога поселилась в нем. Все тело покалывало от дикого желания оказаться за тысячи миль от этого Гарнера. Но он не мог просто взять и убежать. Монстр с легкостью его перехватит. Разрядит в него оба ствола, разрезав пополам его жалкую задницу.
Черт, может, сейчас это даже лучший вариант.
Гарнер усмехнулся. - Если попытаешься бежать, Джебедия не станет в тебя стрелять. Пока я не скажу. Но ты пожалеешь, если попытаешься.
Хоук не смог сдержать всхлипа. - Чего вы хотите от меня? Что это за дыра, и что это за монстры?
Гарнер снова затянулся сигаретой. - У меня на тебя особые виды, сынок. Но мы поговорим об этом позже вечером. Эти монстры, как ты их назвал, - Кинчеры, прямые потомки Исаака и Глэдис Кинчер.
Хоук нахмурился. - Черт, и что это значит?
Гарнер рассмеялся. - Да все, сынок. Видишь ли, клан Кинчеров с давних пор находился в ссоре с моими людьми. Они изнасиловали и убили моих ближайших родственников. Я должен был отомстить. Что я и сделал.
Несмотря на страх, Хоук полюбопытствовал. - Но... как? И как давно это случилось?
Еще одна затяжка. Крошечный уголек плясал в темноте. - Ответ на твой вопрос лежит в 1872 году. Я отомстил, наложив на их род проклятие. Это я превратил Кинчеров в монстров, сынок.
Хоук расхохотался.
- Чувствую, ты сомневаешься.
- Да, нет. Я тебе всецело верю, чувак. Хоук вытер глаза от слез. - Серьезно, я действительно почти поверил тебе, пока ты не стал гнать про "проклятие". Ты что, пытаешься меня убедить, что живешь здесь с тысяча восемьсот мохнатого года? Ты, наверное, думаешь, что я...
Человек, назвавшийся Гарнером, вышел из странной, липкой тени.
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы Хоука начало трясти.
Он успел лишь произнести, - О... чтоб меня...
И грохнулся в обморок.
Глава восьмая.
Мама ушла. Каждый вечер она уходила ненадолго, часто чтобы найти себе мужчину на ночь. Она была старая и походила на огромный, восемнадцатиколесный грузовик. Эбби видела такие пару раз на большом шоссе. Тучная и крепкая, способная выпустить облако ядовитого пара, если встанете у нее на пути. И все же среди местных мужчин оставались такие, которые были не прочь трахнуть ее. Это мало зависело от ее положения в обществе, но Эбби себя не обманывала. Она слышала, что говорят другие. В постели Мама была настоящим монстром. Соседские парни помоложе целыми днями заглядывались на более стройных и молодых девчонок, но многие из них с благоговением шептались о невероятных способностях бабули Мэйнард.
Эбби качалась в кресле, уставившись на разбитый телевизор. Она крепко вцепилась пальцами в подлокотники кресла, представив, как бросает кирпич в треснувший экран. Это была новая идея, одновременно пугающая и наделенная потенциальной тягой к свободе. Хотя Эбби не понимала, почему она у нее возникла. Запустив кирпичом в пустой экран, она не изменила бы ничего, разве что освободилась бы от гипнотической власти этой проклятой штуки. Она все равно осталась бы здесь. По-прежнему жила бы в плену собственных неудач и разочарований. Сидела бы здесь и качалась, а без штуки, облекавшей ее мечты в форму и обрамлявшей плоды ее воображения, ее унылое существование стало бы еще более серым.
Мама обычно уходила ненадолго.
Но могла и задержаться.
При этой мысли Эбби внезапно перестала качаться.
Да.
Эта жалкая старая манда была похотлива. И не просто похотлива. В последние несколько дней ей было не до вечерних прогулок, он часами занималась стряпней и уборкой, готовясь к большому праздничному пиру. Мама всегда отличалась вспыльчивостью, но сегодня была особенно раздражительной. Щедра на подзатыльники и остра на язык, который иначе чем ядовитым жалом не назовешь. Но сегодня днем она закончила основные приготовления, и недавно ушла с нетипичной для нее широкой улыбкой на лице и с кувшином виски в руке.
Эбби улыбнулась.
Черт.
Мама могла отсутствовать всю ночь.
Эбби подумала о "праздничном ужине", висящем в погребе на цепи, и ощутила странное, волнующее покалывание по всему телу. Странное, но уже знакомое. Она знала, что это за покалывание. Она не должна его испытывать. Если не хочет, чтобы Господь от нее отвернулся. Она взглянула на старую потрепанную библию, лежащую на столике слева от нее. Конечно, она ее не читала. Она не умела читать вообще. Но раньше, в детстве, папа читал ей библию, путая буквы и запинаясь. Когда его не стало, она какое-то время даже спала с этой старой книгой. Но успокоения она приносила мало, и вскоре Эбби пришлось отказаться от этой привычки. Интересно, что сказал бы папа, если б узнал о ее более постыдных мыслях.
