Максим Карт - Метаморфозы (сборник)
У него получилось. Я успокоился.
– Тут ты прав, Марат, на все сто… Забудем. Давай веселиться.
Мы рассмеялись, вмиг забыв о моей так и не начавшейся депрессии.
– Пни Викусю в жирный бок! А то развалилась тут, курва, место только занимает.
– Где ты нашёл у неё жир? Это – тело!
Дядя Ваня, пыхнув кальяном, оторвался от кресла и направился к выходу.
– Пойду я, – пробурчал он, – а то начнёте щас бухать. Куда мне за вами угнаться?
– Ты ж ещё не глубокий старик, дядь Вань! – игриво возмутился я. – Давай с нами! Когда последний раз заливался до отключки, а?
– Тьфу на вас! – бросил он и покинул зеркальную комнату.
Мы снова заржали и разбудили тем Вику. Она уселась на диване, не понимая, казалось, ничего. Протёрла руками заспанные глаза, поправила сбившуюся в неопрятную кучу причёску. Сладко зевнув, уставилась на нас.
Я открыл было рот, чтобы отпустить сальную шуточку, но не смог издать ни звука.
Кожа на левой части её лица сморщилась и превратилась в старушечью. При том, что другая половина осталась молодой и цветущей. Даже волосы постаревшей части головы поседели и стали похожи на безжизненную паклю. Вика явно не обратила внимания на происшедшую с ней метаморфозу, не заметил её и Марат. Один-одинёшенек я оказался наедине с собственной галлюцинацией, да, да с ней, с видением, вновь посетившим меня так неожиданно и всё-таки ожидаемо.
Вика начала быстро разлагаться с одной стороны. Едкая трупная вонь защекотала мои ноздри. Сморщившись, я попытался от неё отшатнуться. Глупо, должно быть, выглядело со стороны.
– Что с тобой, брат? – спросил Марат и сразу попытался найти причину, вызвавшую во мне эмоции отторжения.
Так как я смотрел в этот момент на Вику, он тоже обратил к ней свой взор. Явно не ожидавшая такого внимания подруга приняла его близко к сердцу и конечно же на свой счёт.
Внимательно осмотрев себя и не найдя в своём теле никаких вопиющих изъянов, она с детской обидой в голосе, задрожавшем от негодования, воскликнула:
– Чего вылупились, придурки! Чё вам от меня надо?
Я бы дал ей зеркало, чтобы она увидела моё кино, но это невозможно. Свой крест я нёс в гордом одиночестве.
Викина половина плоти между тем превратилась в труху и осыпалась прахом на диван и на пол. Она этого не чувствовала, а видела вылупившееся на неё пьяное мурло. На её месте я бы встал и ушёл, чтобы гордым поступком разрушить возникшую из ничего проблему. Так бы и поступила другая девушка, оказавшаяся на месте Вики. Та, которая никогда не сталкивалась с моими странностями.
– У него опять началось! – заорал Марат так, что находящиеся в прострации наркоманы зашевелились в своём углу. – Вика, шприц!
Девушку сдуло с дивана. Я же предпочёл остаться в неподвижной позе, чтобы не мешать им заниматься делом, которое они знали гораздо лучше меня.
Когда вдруг что-то меняется на твоих глазах, важное, монолитное, как воспринимать перемену душой? Биться в истерике или мужественно терпеть и ждать результата, который может и не прийтись тебе по вкусу? По мне, так – нырнуть с открытыми глазами, чтобы видеть, куда тебя вынесет течение.
Через секунду Вика уже стояла возле Марата со шприцем в ладони, наполненным – я это знал – адреналином. Заметив, как побелели её пальцы, я испугался за пластиковое тело шприца: ясно увидел, как он лопается, не устояв перед давлением, и спасительная для меня жидкость выливается на пол – в пустоту.
Адреналин – единственное, что могло привести меня в чувство, прекратить вспыхнувшую в моём сознании галлюцинацию. Причём обнаружить благое действие этого медицинского препарата на мой организм помог мне отнюдь не умудрённый опытом психотерапевт, а Марат. Когда однажды в его присутствии на меня вдруг нахлынуло, он подумал, что это обычный передоз, ну и воткнул мне в сердце стальную иглу. Помогло тогда выкарабкаться. С тех пор он держал руку на пульсе, но естественно не мог меня контролировать, если я был вне пределов зеркальной комнаты. В этом случае и я не способен был помочь себе – мне не хватало элементарного мужества пронзить своё сердце острым предметом.
Интересно, что видели и понимали своим размытым наркотой воображением те обдолбленные, которые придавались витанию в облаках рядом с нами. Девахи пялились на меня мутными взглядами, а паренёк их никак не реагировал на происходящее: фильмы, которыми он наслаждался, были намного интереснее.
Стараясь не смотреть на Вику, я бросил им, как мне показалось, шутливое:
– Вы тоже закончите этим, если не прекратите баловаться дурью.
Подействовало ли на них моё предложение, или блеск иглы, на кончике которой висела капелька адреналина, но девчонки начали поспешно сгребать в кучу свои скромные пожитки: сумочки, телефоны и кое-что из верхней одежды. Конечно же они зацепили в суете парня. Потревоженный он недовольно промычал что-то нечленораздельное, но после злобного рыка Марата заткнулся и, перевернувшись на другой бок, захрапел. Девки на четвереньках выползли из комнаты. Дай бог, они сюда больше никогда не вернутся. Теперь ничто не могло помешать нашей маленькой операции.
Кто-то извлекал из домбры жалостливую мелодию, которая нагоняла на меня тоску. Я не слышал её ещё пару минут назад, а сейчас вдруг она всколыхнула мой мозг. Из-за неё я не мог сосредоточиться на игле и том факте, что совсем скоро она проткнёт меня.
– Выключи это дерьмо! – сказал я большей частью для того, чтобы отсрочить неизбежное.
Меня на самом деле нисколько не беспокоила Вика с частью тела вместо целого. Я знал, рано или поздно видение уйдёт. Пережить можно даже дальнейшее его развитие, которое наверняка закончится форменным кошмаром. Но оно очень тревожило Марата, ведь обычный человек по своей натуре всегда боится непонятного. Можно сказать, не сопротивляясь его намерениям и действиям, я платил ему за гостеприимство.
Марат сделал Вике знак рукой. Она подбежала к магнитофону и выключила его, а потом заняла исходную позицию.
– Начинайте же! – взмолился я и улёгся спиной на голый пол.
Опустившись на колени, Вика вознесла шприц над головой. Она стала похожа на роковую женщину, решившую вдруг раз и навсегда покончить с мужчиной, который обманул её ожидания. И надо заметить, сейчас всё было в её власти, а я – лишь свидетель, который не смотрел преданно и с благоговением в её единственный глаз, наполненный ужасом, а изучал строение её головного мозга на срезе, не понимая, почему он не вываливается из половины черепа.
Но этой игле не суждено было уколоть моё сердце.
