Максим Карт - Метаморфозы (сборник)
– Я думаю, ты выберешь верный путь, – сделала она резюме. – Я свяжусь с тобой сама. Не скучай, Тёма, нас ждёт вечность.
Поцеловав меня в щёку, она с улыбкой оставила моё общество, довольная до чёртиков. О, женщины! Неужели для них вопрос жизни и смерти равен выбору одной из двух побрякушек?
Я остался наедине со своими мыслями, чего и хотел всем сердцем, и возжелал очистить душу через похмельные страдания. Однако фешенебельный ресторан по определению не подходил для свинства, которое я собирался учинить, пошатнув вековые устои нравственности. Я расплатился с заведением, оставив официанту приличные чаевые, и покинул его. Ночной город звал меня.
Я брёл по пустой улице, не разбирая дороги, но чётко представляя цель своего похода. Не прогулки для проветривания мозгов, а именно похода – за просветлением. В меру пьяный я воспринимал действительность, какой она и являлась на самом деле – слегка размытой, с чёрным и белым цветами, смешанными в стакане кофе латэ. Целью был тупик – конец сознания. Достигнув его, я воспряну из пепла, перерожусь в нового человека, который не станет оглядываться в поисках несуществующей опоры, а будет изо-всех сил цепляться за уступы пусть даже иллюзорной скалы, чтобы взобраться на её вершину – пик мира. Именно так я был настроен, как революционер-кокаинист, пытающийся перестроить мир под себя, пройдясь по нему грязным сапогом.
И вдруг остановился, врасплох застигнутый острой мыслью, вытолкнувшей моё сознание из состояния предстартовой эйфории: я не мог появиться у Марата без особого приглашения. Моя рука нащупала в кармане брюк смартфон. На номер, клеймом отпечатанный в моей памяти, я отправил SMS: «Artik жаждет встречи». И стал ждать ответа, прислонившись к фасаду кирпичного здания.
Что значил для меня Марат? Если взять картофелину и очистить её от кожуры, останется клубень, который можно без остатка употребить в пищу. Кожуру же съесть нельзя, её нужно выкинуть в мусорное ведро. Если картофелина – моё сознание, чистый клубень – светлые мысли, наполняющие его до краёв, а кожура – дерьмо, что накапливается в нём со временем, то мусорное ведро – это Марат со своим притоном, куда я частенько заглядываю, чтобы разгрузиться. Иными словами, Марат для меня как человек и личность не значит ничего, а смыслом наполнено лишь место «у Марата» – чистилище заблудших душ.
Он ответил через несколько минут. Его SMS прокричало, всколыхнув мои самые нежные чувства: «Свободно». Оторвавшись от стены, я едва не побежал к свету, вспыхнувшему во тьме, которая окружала меня. Я оставлял позади себя шлейф грузных мыслей, теперь казавшихся мне не моими.
Вскоре я оказался на месте – перед обшарпанными железными воротами. За ними скрывалось то, что всегда дарило мне надежду на лучшее. Я нащупал пальцем кнопку звонка, спрятанную под куском резины. Два длинных, два коротких… Пароль для своих. Сейчас мне откроют и я окунусь с головой в сказку для взрослых. На моё плечо легла тяжёлая рука.
Нельзя сказать, что я испугался, но – напрягся, не ожидая этой руки, а она вступила со мной в контакт, как пришелец с планеты Сириус-Альфа. Я не обернулся, всем своим видом требуя продолжения действия. И оно, конечно же, не закончилось.
Прокуренный голос за моей спиной проскрежетал:
– Слышь, поц, ты адреском не ошибся?
– Да нет, – ответил я. – Именно сюда и шёл.
– Тогда ты попал, придурок!
Железные руки рывком развернули меня и прижали к воротам. Наконец я увидел любителя бранных словечек. И их оказалось двое. Копы. В форме. Большой и маленький, толстый и тонкий. Голос с огромной вероятностью мог принадлежать любому из них. Словом, две мерзкие рожи пялились на меня. Думали, наверное, боюсь их или преклоняюсь перед их мнимым величием.
– Ты знаешь, курва, – сказал маленький, это он разглагольствовал за моей спиной, – куда ты пришёл?
– Я не курва, не поц и тем более не придурок! А пришёл я к своему другу в гости. У нас тут вечеринка.
– Какая ещё вечеринка? – закипел маленький. – Здесь бардак! Притон наркомановский! Тут вечеринки каждый день, двадцать четыре часа в сутки! Здесь все – друзья, понимаешь, дубина? И ты из этих, я думаю, друзей. Нарк?
Опять замолчали. Денег, что ли, им предложить?
– Сколько вам надо, чтобы вы от меня отстали? – спросил я осторожно.
Но вместо ответа получил кулачищем в живот. Ударил большой молчун. Он ухмылялся, когда бил. Они заломили мне руки за спину и поволокли к своей машине, спрятанной в темноте где-то неподалёку. Никак не ожидая такого поворота, я начал упираться.
– Эй, куда вы меня потащили?
Большой пнул меня в мягкое место.
– С нами поедешь, хипстер, – ответил маленький. – В обезьяннике посидишь, поразмышляешь о здоровом образе жизни.
Вряд ли он понимал значение своего последнего ругательства.
Они думали, я окажусь очередным для них тюфяком, не способным не только на сопротивление, но даже и на его подобие. К их несчастью я не был таким, да и не хотел ломаться и прогибаться под их фальшью, прикрытой маской добродетели. Немыслимым образом освободив правую руку, я зарядил большому в челюсть. Не знаю, что там хрустнуло, его лицевая кость или мои пальцы, но застонали от острой боли мы одновременно. Не ожидавший от меня такой прыти второй коп немного ослабил хватку. Я отскочил в сторону и оглянулся. Большой валялся на обочине, кряхтя и поливая меня действительно матерными словечками. Маленький стоял посреди дороги, бросая недоуменные взгляды то на меня, то на своего выпавшего из реальности напарника. Быстро овладев собой, я побежал. Мелкий рванулся за мной. Но недолго длилась моя свобода. Споткнувшись обо что-то я растянулся на асфальте. Последнее, что я услышал: «Сдохни, гнида!» С этими словами на мою голову обрушилась резиновая дубинка. Я отключился.
Придя в себя и не сообразив сразу, где нахожусь, я с выпученными глазами попытался оторваться от мягкого ложа, на котором неизвестно сколько времени пролежал. Подняться мне не позволили крепкие руки. Они с лёгкостью вернули меня в прежнее положение.
До боли знакомый голос поспешил успокоить меня:
– Да лежи спокойно! Никуда тебе бежать не надо!
Когда поволока сошла с моих глаз, я увидел Марата. Его засаленные волосы были стянуты в тугой хвостик, а маленькие свинячьи глазки слезились, скрываясь за круглыми стёклами очков. Он склонился надо мной как хирург во время операции. В одной руке держал мокрое полотенце: смахивал им, наверное, пот с моего лба. В другой – початую бутылку пива. Сделав пару глотков, он отрыгнул прямо мне в лицо, нисколько не озаботившись нравственной составляющей своего поступка. Меня обдало пивной вонью, от которой в моём желудке забурлило.
