Рэй Брэдбери - Американские фантастические рассказы
Главный развалился на койке Молчуна и открыл альбом. — Микельанжело: Вот дерьмо собачье! — прорычал он. Потом фыркнул и промычал что-то, словно перенял от приятеля манеру выражать мысли.
«Статуи», — донесся до Молчуна уничтожающе-презрительный полушепот. Однако Главный стал листать страницы, впился глазами в иллюстрации и наконец замолчал.
Неразлучники с грустной нежностью посмотрели на маленького человечка. Потом стали посылать умоляющие взгляды Молчуну, но они, словно стрелы в крепкий щит, попадали в широкую спину разгневанного великана.
Молчун вертел в руках карту с кодом Земли. Неожиданно разорвал ее надвое, потом порвал клочки. Грязное, прогнившее место. Нет ничего более непробиваемо-тупого, чем консерватизм торжествующей распущенности.
Создайте сибаритскую культуру с неисчерпаемым набором искусственных забав, и вы получите особую породу узких, чопорно-высокомерных, легко впадающих в ужас людей, которые живут в непробиваемом панцире условностей, абсолютизируют немногие сохранившиеся табу и всегда соблюдают правила, — даже правила узаконенного разврата, — истово оберегая свой избранный свод ханжеских запретов. В подобном обществе ни в коем случае нельзя употреблять определенные слова (они вызовут злобный смех), носить одежду определенных цветов, использовать определенную интонацию или жесты под страхом публичной расправы. Правила поведения обширны, обладают абсолютной силой. В этом мире сердце не смеет петь, ибо исходящее от того, в чьей груди оно бьется, тепло великой радости жизни сразу выдаст его.
А если все-таки хочешь быть свободным от уз своей внешней оболочки и ощущать эту радость бытия, беги в космос. В слепящую пустоту одиночества. Пусть здесь, в тиши корабля, мерно текут дни, проходят годы; ты же, укрывшись в непробиваемом панцире, должен терпеливо ждать, и снова ждать, когда, наконец, придет момент полного освобождения, время отдыха от чужих взглядов. Вот тут радость вырывается наружу, и можно кружиться в диком танце, кричать, плакать, рвать волосы на голове, пока слезы не заволокут глаза, — в общем, делать все, чего жадно требует твоя не вписывающаяся в установленные стандарты натура.
Полжизни потратил Молчун, чтобы найти свою свободу. И он сохранит ее любой ценой. Чужая жизнь, тонкости межпланетной дипломатии, даже благополучие родной планеты — всем этим великан был готов пожертвовать, лишь бы избежать такой опустошающей утраты.
А она неизбежна, если кто-то раскроет его секрет. Теперь о нем знали неразлучники.
Он стиснул ручищи так, что захрустели костяшки пальцев.
Вот жители Дирбану читают все тайные помыслы, запечатленные в податливом мозгу влюбленной парочки; преодолевая пространство космоса, новости достигают Земли; громогласная реакция и Главный, на которого обрушится суть омерзительного скандала…
Нет. Пусть Дирбану сочтут себя оскорбленными, пусть родная планета обвинит его в преступной небрежности или даже в измене, — все что угодно, лишь бы не открылись миру губительные истины, которые выкрали из его мозга неразлучники.
Очередной прыжок; первая мысль, мелькнувшая в мозгу Молчуна, как только он восстал из небытия: «Надо торопиться».
Он скатился с койки, свирепо оглядел лежащих без сознания неразлучников. Таких беспомощных. Беззащитных.
Размозжить им голову.
Да, а потом Главный… Как объяснить Главному?
Что они напали на него, попытались захватить корабль?
Молчун потряс головой, точно медведь в пчелином улье. Капитан ни за что не поверит. Даже если неразлучники сумели бы открыть дверь, — а это нереально, — трудно представить себе, что такие хрупкие, тонко чувствующие и умные создания вдруг на кого-нибудь набросятся, тем более если противник обладает недюжинной силой и статью.
Яд? Но среди идеально подобранных, стопроцентно полезных продуктах, хранящихся в пищеблоке, нет ничего, что пригодилось бы.
Молчун перевел взгляд на капитана и едва не задохнулся от внезапно охватившего его волнения.
Ну конечно!
Великан подбежал к шкафчику Главного. Как же он сразу не сообразил, что маленький сорвиголова с огромным гонором не смог бы жить, постоянно куражась, задирая всех и каждого, если бы не имел оружия! А люди подобного типа обычно выбирают…
Роясь в вещах Главного, он уловил какое-то движение за спиной.
Неразлучники пришли в себя.
Ну и пусть!
У него вырвался омерзительный смешок: безжалостный, отвратительно жестокий. Инопланетяне прижались друг к другу, их глаза испуганно блестели.
Они все понимали.
Торопливо обыскивая шкафчик Главного, Молчун заметил, что за прозрачной дверью тоже закипела лихорадочная работа.
Наконец он нашел, что искал.
Маленькая, удобная вещица, заманчиво блестящая и гладкая: она будто сама легла в руку Молчуна. Как раз то, о чем он подумал, на что надеялся… Как раз то, что нужно. Бесшумный. Не оставляет никаких следов. Даже целиться не придется. Крошечной дозы радиации достаточно, чтобы аксоны мгновенно прекратили посылать нервные импульсы. Мысль остается невостребованной, замирает работа сердца, легких. Замирает навеки. А потом не остается ни малейших признаков убийства.
Сжимая в руке оружие, великан подошел к прозрачной двери. «Когда он проснется, вы уже станете трупами. Просто не смогли оправиться после одного из прыжков. Какое несчастье, но всего не предусмотришь… Никто не виноват, верно? Нам никогда раньше не приходилось перевозить таких пассажиров. Откуда нам было знать?»
Вместо того чтобы в панике упорхнуть к стене, неразлучники прижались к двери; на лицах Дирбану застыло умоляюще-просительное выражение, изящные руки быстро жестикулировали. Они явно пытались что-то ему передать.
Молчун нажал кнопку; открылось окошко.
Высокий инопланетянин держал что-то перед собой, словно надеялся заслониться от смертельной угрозы. Второй, нервно кивая, указывал на него. И снова выдал свою гипнотизирующую улыбку.
Молчун занес руку, чтобы убрать помеху, но вовремя спохватился.
Да ведь это всего-навсего листок бумаги!
В душе великана проснулась бессознательная в своей первобытной силе жестокость человеческой расы. «Особи, не способные защитить себя, не достойны того, чтобы жить». Он поднял оружие… и увидел, что изображено на бумаге, которую протягивал неразлучник.
Созданные несколькими экономными штрихами, фотографически точные и выразительные, и, несмотря на избранную тему, несущие на себе печать изящества, отличавшего их создателей, рисунки изображали троих.
Вот стоит бесстрастный, как всегда, Молчун, с неуклюже опущенными плечами, похожими на стволы вековых деревьев ногами и горящим взглядом.
