Энн Райс - Талтос
— Бог мой, Мэри-Джейн! — Мона старалась говорить так, как говорила Беатрис. — Да я всегда с ума сходила по рынку акций! Всем известно, что для меня бизнес — это некое искусство. Я намерена когда-нибудь управлять собственным инвестиционным фондом. Ты, конечно, знаешь, что такое взаимный фонд?[6]
— Да уж конечно, — ответила Мэри-Джейн, посмеиваясь про себя.
— За последние недели я полностью сформировала собственный портфель акций, — продолжила Мона.
И тут же запнулась, почувствовав себя ужасно глупо из-за того, что заглотила наживку и принялась рассуждать перед тем, кто, возможно, ее и не слушает. Оказаться посмешищем в глазах сотрудников компании «Мэйфейр и Мэйфейр» — одно, и это скоро пройдет. Но вот эта девушка — совсем другое дело.
Но девушка действительно внимательно смотрела на Мону и слушала, воспринимая ее слова всерьез.
— В самом деле? — спросила Мэри-Джейн. — Ну тогда позволь кое о чем спросить. Как насчет телеканала «Домашний магазин»? Я лично думаю, что он должен иметь сумасшедший успех. Знаешь о нем? Я уже вложила в этот канал десять штук. И знаешь, что случилось?
— Твои деньги почти удвоились за последние четыре месяца, — ответила Мона.
— Точно, так и есть. А тебе-то откуда известно? Хотя ты вообще довольно странный ребенок. Я-то думала, что ты из тех городских девочек с ленточками в волосах, какие ты всегда носишь. И ходишь в церковь монастыря Святого Сердца. Думала, ты и разговаривать со мной не станешь.
В это мгновение Мону пронзило легкой болью, болью и жалостью к этой девушке, ко всем, кто чувствовал себя настолько отверженным, настолько униженным. Мона никогда в жизни не страдала отсутствием уверенности в себе. А эта девушка была такой интересной. Она доходила до всего своим умом, не имея образования и знаний, которыми обладала сама Мона.
— Милые, вы бы остановились. Давайте не говорить об Уолл-стрит, — попросила Беатрис. — Мэри-Джейн, как там бабушка? Ты ни слова нам о ней не сказала. Уже четыре часа, и тебе нужно будет скоро уходить, если собираешься сидеть за рулем всю обратную дорогу…
— Бабуля в полном порядке, тетя Беатрис, — ответила Мэри-Джейн, но продолжала при этом внимательно смотреть на Мону. — Кстати, а ты знаешь, что случилось с бабулей после того, как мама забрала меня и отвезла в Лос-Анджелес? Мне тогда было шесть лет, представляешь? Ты слышала эту историю?
— Да, — кивнула Мона.
Все ее слышали. Беатрис до сих пор испытывала из-за этого смущение. Селия уставилась на Мэри-Джейн так, будто увидела перед собой гигантского комара. Только Майкл, похоже, был не в курсе.
А случилось тогда вот что. После того как мать увезла шестилетнюю Мэри-Джейн, бабушку, Долли-Джин Мэйфейр, запихнули в приходский приют. Предполагалось, что Долли-Джин умерла в прошлом году и похоронена в фамильном склепе. Похороны были весьма пышными, потому что, когда кто-то позвонил в Новый Орлеан, все Мэйфейры тут же приехали в Наполеонвилль и рвали на себе волосы от горя, сожалея, что оставили эту старую женщину, бедняжку Долли-Джин, умирать в приюте. Хотя большинство из них понятия не имели о ее существовании.
Да, действительно, никто из них на самом деле не знал Долли-Джин, по крайней мере в старости. Правда, Лорен и Селия видели ее много раз, когда были еще детьми.
Ее знала Старуха Эвелин, но Старуха Эвелин никогда не покинула бы Амелия-стрит ради присутствия на сельских похоронах, так что никто и не подумал ее позвать.
В общем, когда Мэри-Джейн около года назад явилась в город и услышала о том, что ее бабушка умерла и похоронена, она лишь фыркнула и едва ли не рассмеялась прямо в лицо Беа.
— Черт, да не умирала она! — заявила Мэри-Джейн. — Она явилась ко мне во сне и сказала: «Мэри-Джейн, приди и забери меня отсюда! Я хочу домой». После чего я еду в Наполеонвилль, и вам приходится сказать мне, где тот приют.
Специально для Майкла Мэри-Джейн рассказала всю историю, и выражение изумления, появившееся на его лице, было неожиданно комичным.
— А почему же Долли-Джин прямо в твоем сне не объяснила, где тот приют? — спросила Мона.
Беатрис одарила ее неодобрительным взглядом.
— Да, не сказала, это факт. И хороший вопрос. У меня на этот счет целая теория… насчет видений… и почему они такие неопределенные… Ну, ты понимаешь.
— Все понимают, — усмехнулась Мона.
— Мона, придержи язык! — одернул ее Майкл.
«Как будто я теперь его дочь, — негодующе подумала Мона. — А сам все так же таращится на Мэри-Джейн. Впрочем, он произнес эти слова нежно».
— Милая, так что же дальше? — спросил Майкл.
— Ну, она ведь старая, — продолжила Мэри-Джейн, — и не всегда понимает, где находится, это уж точно, но она отлично знала, откуда она! Вот так и случилось. Я прямиком отправилась в тот приют для стариков, и там — бах! — прямо в их комнате для отдыха, или как это называется, сидит она и после всех этих лет спрашивает: «Где ты пропадала, Мэри-Джейн? Забери меня домой, chère, я устала ждать!»
Они похоронили какую-то постороннюю старушку из приюта.
Настоящая бабушка, Долли-Джин Мэйфейр, была живехонька, и она каждый месяц получала чеки пособия для неимущих, только никогда не смотрела, что на них написано, и не знала, что там стоит другое имя. Состоялось великое судилище королевской инквизиции, чтобы доказать, что она жива, а потом бабушка Мэйфейр и Мэри-Джейн Мэйфейр вернулись в развалины дома на плантации, и целая толпа Мэйфейров помчалась туда, чтобы снабдить их всем самым необходимым, а Мэри-Джейн стояла перед домом, стреляла из пистолета по пластиковым бутылкам и твердила, что у них все в порядке и они могут сами о себе позаботиться, что у них есть кое-какие деньги, которые она заработала по пути, и она предпочитает делать все по-своему, так что большое всем спасибо.
— И они оставили старую леди с тобой в том затопленном доме? — с невинным видом спросил Майкл.
— Милый, после того, что они с ней сотворили, выгнав в приют, да еще и перепутав с какой-то другой женщиной, и написали ее имя на склепе и так далее, — какого черта они могли мне сказать насчет того, что она решила жить со мной? А кузен Райен? Кузен Райен из «Мэйфейр и Мэйфейр»? Знаешь, да? Он сюда приехал и буквально разнес этот город в клочья!
— Да, — улыбнулся Майкл. — Не сомневаюсь, он так и поступил.
— Мы все были в этом виноваты, — сказала Селия. — Нам не следовало терять из вида людей.
— Ты уверена, что выросла не на Миссисипи или даже в Техасе? — спросила Мона. — Ты говоришь как амальгама всех южан.
— Что такое амальгама? Вот видишь, в этом твое преимущество. Ты образованна. А я занимаюсь самообразованием. Между нами целая пропасть. Есть слова, которые я не решаюсь даже произносить, и я не умею читать транскрипцию в словарях.
— Ты хочешь ходить в школу, Мэри-Джейн?
Майкл проявлял все больший интерес к гостье. Его опьяняюще невинные голубые глаза оглядывали Мэри-Джейн с головы до ног каждые четыре с половиной секунды. Он был слишком умен, чтобы сосредоточивать взгляд на груди и бедрах девчушки или даже на ее маленькой круглой голове — не то чтобы слишком маленькой, просто очень изящной. Именно такой была Мэри-Джейн: невежественной, безумной, блестящей, неаккуратной и при этом изящной.
— Да, сэр, хочу, — ответила она. — Когда разбогатею, я возьму себе частного учителя, как у Моны сейчас, ну, вам понятно, какого-нибудь по-настоящему умного парня, который знает названия всех встречающихся на пути деревьев, и кто был президентом через десять лет после Гражданской войны, и сколько индейцев участвовало в битве у Бегущего Быка, и что такое теория относительности Эйнштейна.
— Сколько тебе лет? — спросил Майкл.
— Девятнадцать с половиной, старина, — сообщила Мэри-Джейн, прикусывая сверкающими белыми зубами нижнюю губу, приподнимая одну бровь и подмигивая.
— А эта история с твоей бабушкой… Ты это серьезно? Все так и было? Ты ее забрала и…
— Милый, все это действительно было, — подтвердила Селия. — Именно так, как говорит эта девушка. Думаю, нам следует вернуться в дом. Мне кажется, мы расстраиваем Роуан.
— Не знаю, — ответил Майкл. — Может, она слушает. Я не хочу ее трогать. Мэри-Джейн, а ты в состоянии самостоятельно заботиться о старой леди?
Беатрис и Селия мгновенно встревожились. Будь Гиффорд все еще жива, Мона тоже встревожилась бы. «Оставить старую женщину в таком месте!» — это в последнее время частенько повторяла Селия.
Но ведь они обещали Гиффорд, что позаботятся о ней, разве не так? Мона это помнила. Гиффорд постоянно тревожилась о родственниках, ближних и дальних.
— Мы съездим ее навестить, проверим, как она там, — сказала Селия.
— Да, сэр, мистер Карри, так все и случилось, и я забрала бабушку к себе домой, и можете себе представить, спальное место на верхней веранде сохранилось точно таким, каким мы его оставили. Представляете, после тринадцати лет радио осталось на том же месте, и москитная сетка, и холодильник!
