Стивен Кинг - Безнадега
Дэвид выплюнул обертку и взобрался на «вьетконговский наблюдательный пост», ощущая сладкий привкус шоколада во рту. Взобрался в грохот рок-н-ролла.
Кто-то, скрестив ноги, сидел на платформе и всматривался в лес на Медвежьей улице. В такой позе любил сидеть Брайен: скрестив ноги и обхватив подбородок ладонями. На какое-то мгновение Дэвид подумал, что перед ним его закадычный друг, только уже ставший взрослым. Дэвид решил, что из этой ситуации он выкрутится. Все-таки ему придется иметь дело не с разлагающейся пародией на его мать или пумой с головой Одри Уайлер.
На плече молодого человека висел радиоприемник. Не плейер с радио, а более старая модель. Кожаный чехол украшали две наклейки: желтая улыбающаяся рожица и пацифик. Музыка доносилась из маленького динамика. Гитары, ударные и четкий речитатив певца: «Мне плохо… мне совсем плохо… спросите нашего семейного доктора, что со мной…»
– Брай? – произнес Дэвид, хватаясь за край платформы и подтягиваясь на руках. – Это ты?
Мужчина повернулся. Худой, черноволосый, в бейсбольной кепке, джинсах, серой футболке, больших солнцезащитных очках, Дэвид видел в них свое отражение. Первый человек, встреченный Дэвидом в его… как и назвать-то… он не знал.
– Брайена здесь нет, Дэвид.
– Тогда кто же вы? – Если бы парень в солнцезащитных очках начал кровить или разлагаться, как Энтрегьян, Дэвид кубарем скатился бы с дерева, не задумываясь над тем, что внизу его может поджидать Мамми. – Это наше место. Мое и Брая.
– Браю сюда не попасть, – ответил черноволосый. – Брай, видишь ли, живой.
– Я вас не понимаю. – Но, к сожалению, Дэвид очень даже хорошо его понял.
– Что ты сказал Маринвиллу, когда тот пытался говорить с койотами?
Дэвид вспомнил не сразу, что было неудивительно, потому что сказанное им исходило не от него. Он лишь служил передаточным звеном.
– Я сказал, что он не должен говорить с ними на языке мертвых. Только слова эти не мои, я…
Мужчина в солнцезащитных очках остановил его взмахом руки.
– Маринвилл пытался говорить на том языке, на котором сейчас говорим мы: «Си ем, тоу ен кан де лаш». Понимаешь?
– Да. «Мы говорим на языке бестелых». – Дэвид задрожал всем телом. – Я тоже умер… да? Я тоже мертв.
– Нет. Ты ошибаешься. Секундочку. – Мужчина прибавил звук приемника, и оттуда донеслось: «Ты можешь сказать мне… что мучит меня… И отвечал он: да-да-да…» Он улыбнулся. – «Рэскелз». Поет Феликс Кавальер[72]. Круто?
– Да, – согласился Дэвид, не кривя душой. Он мог бы слушать эту песню весь день. Она вызывала воспоминания о пляже и стройных девушках в бикини.
Мужчина в бейсбольной кепке еще несколько секунд слушал Феликса Кавальера, а потом выключил радио. Правой рукой. Когда он брался за тумблер, Дэвид увидел шрам на запястье. Словно в свое время мужчина пытался покончить с собой, перерезав вены. Тут же в голову Дэвида пришла другая мысль: может, не просто пытался, но и добился своего? Разве они не в Стране мертвых?
Дэвид сумел подавить бьющую его дрожь.
А мужчина снял кепку, вытер ею шею, вновь надел и пристально посмотрел на Дэвида.
– Это Страна мертвых, но ты исключение. Ты особенный. Не такой, как все.
– Кто вы?
– Не имеет значения. Просто член фэн-клуба «Янг рэскелз» и Феликса Кавальера. – Мужчина огляделся, вздохнул, чуть улыбнулся. – Но вот что я тебе скажу: меня совсем не удивляет, что Страна мертвых расположена в пригороде Колумбуса, штат Огайо. – Он вновь посмотрел на Дэвида, и улыбка его исчезла. – А теперь пора переходить к делу. Времени у нас в обрез. Когда ты проснешься, у тебя, между прочим, будет болеть шея, и поначалу ты не поймешь, где находишься. А проснешься ты в кузове грузовика Стива Эмеса. У твоих друзей возникло неодолимое желание покинуть «Американский Запад», и я, надо сказать, не стал бы их за это винить.
– А почему вы здесь?
– Чтобы убедиться, что ты понял, почему ты здесь, Дэвид… Начнем, пожалуй, с этого. Вот и скажи мне: почему ты здесь?
– Я не знаю, кто вы…
– Да перестань, – отмахнулся мужчина с радиоприемником. – Если ты этого не знаешь, то ты в полном дерьме. Зачем ты появился на Земле? Зачем Бог сотворил тебя?
Дэвид смотрел на мужчину, оцепенев от ужаса.
– Давай, давай! – торопил его мужчина. – Это простые вопросы. Зачем Бог создал тебя? Зачем Бог создал меня? Зачем Бог вообще кого-то создал?
– Чтобы любить Его и служить Ему, – медленно ответил Дэвид.
– Хорошо, хорошо. Продолжим. И кто есть Бог? Какова, по твоему мнению, сущность Бога?
– Я не хочу говорить об этом. – Дэвид посмотрел на свои руки, потом поднял глаза на этого серьезного, очень знакомого ему мужчину в солнцезащитных очках. – Я боюсь попасть впросак. – Он помялся, а потом признался в том, чего он действительно боялся. – Я боюсь, что вы Бог.
Мужчина коротко и грустно хохотнул.
– В некотором смысле это даже забавно, но не будем отвлекаться. Сосредоточимся на главном. Что ты знаешь о сущности Бога? По собственному опыту.
С большой неохотой Дэвид выдавил из себя ответ:
– Бог жесток.
Он опять посмотрел на свои руки и медленно сосчитал до пяти. Лишь убедившись, что их не поразило молнией, он поднял голову. Мужчина в джинсах и футболке по-прежнему вглядывался в него, но Дэвид видел, что он не сердится.
– Совершенно верно, Бог жесток. Мы топчемся на месте, Мамми уже наседает нам на пятки, и Бог жесток. Почему Бог жесток, Дэвид?
Ответа он не знал, но тут ему вспомнились слова преподобного Мартина, произнесенные в тот день, когда по телевизору шел беззвучный бейсбольный матч.
– Жестокость Бога очищает.
– Мы шахта, а Бог шахтер?
– Ну…
– Вся ли жестокость хороша? Бог хорош и жестокость хороша?
– Нет, едва ли вся она хороша! – Перед мысленным взором Дэвида возникла его маленькая сестренка, болтающаяся на крюке, сестренка, которая обходила ползущих по тротуару муравьев, чтобы не раздавить их.
– Что есть жестокость, творимая во зло?
– Злоба. Кто вы, сэр?
– Не будем об этом. Кто творец злобы?
– Дьявол… а может, те, другие боги, о которых говорила моя мама.
– О кан тахах и кан таках можешь забыть. По крайней мере сейчас. Мы охотимся за более крупной рыбой, так что не отвлекайся. Что есть вера?
Этот вопрос у Дэвида затруднений не вызвал.
– Суть того, на что надеяться, доказательство того, чего не видел.
– Да. И каково духовное состояние верующих?
– Э… любовь и полное согласие. Я думаю.