Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62
Она вспомнила о жестокой шутке, которую он сыграл с Кезуар, когда та молила его о милосердии. Пока она колебалась, вновь раздался его шепот:
— …ведь мы были… два сапога… пара, а?
Она протянула руку, чтобы дотронуться до него и постараться утешить хотя бы немного, но не успели ее пальцы коснуться его, как дыхание прервалось, а глаза окончательно закрылись. Она испустила сдавленный стон. Здравому смыслу вопреки, она ощутила горькое чувство потери.
— Что-то не так? — спросил Понедельник.
Она поднялась на ноги.
— Это зависит от точки зрения, — сказала она, заимствуя дух комедийного фатализма у того, чей труп лежал у ее ног. Этот тон стоит порепетировать. Он вполне может ей пригодиться в ближайшие несколько часов. — Не дашь мне сигарету? — спросила она у Понедельника.
Понедельник выудил пачку из кармана и швырнул ей. Она вытащила одну сигарету и бросила пачку назад. Подойдя к костру, она достала горящую с одного конца ветку и прикурила.
— Что с парнем?
— Он мертв.
— И что мы будем делать?
А действительно, что? Если на ее дороге и есть развилка, то она именно здесь. Должна ли она предотвратить Примирение — это будет нетрудно, камни лежат у нее под ногами — и позволить истории заклеймить ее разрушительницей? Или же она должна не препятствовать ему и допустить опасность того, что всем историям на свете будет положен конец?
— Сколько еще будет светло? — спросила она Понедельника.
Часы на его руке входили в состав добычи, которую он притащил на Гамут-стрит из первого похода. Вычурным жестом он поднес их к лицу.
— Два с половиной часа, — ответил он.
Времени на действия оставалось так мало, не говоря уже о размышлениях. Но кое-что было уже ясно: возвращение в Клеркенуэлл вместе с Понедельником — это тупик. Миляга в данный момент выступает как подручный Незримого, и его не отговорить от намерения выполнить поручение Отца — в особенности опираясь на слова такого человека, как Дауд, который всю жизнь провел не в ладах с правдой. Он станет утверждать, что эта исповедь была местью Дауда тем, кто остается в живых, последней отчаянной попыткой помешать торжеству, которое он не сможет разделить. И вполне вероятно, так оно и было. Возможно, ее одурачили.
— Мы будем собирать камни или что? — спросил Понедельник.
— Да надо бы, — сказала она, не в силах оторваться от размышлений.
— Для чего они нужны?
— Ну, они… вроде тех камней, что кладут, чтобы перейти через ручей, — сказала она, скомкав конец фразы, так как новая мысль отвлекла ее.
Действительно, эти камни помогут ей перебраться через ручей, на другом берегу которого — Изорддеррекс. Путь открыт, и, быть может, совершив его, в эти последние часы она обретет подсказку, которая позволит сделать правильный выбор.
Она бросила сигарету в тлеющие угли и сказала:
— Тебе придется отвезти камни на Гамут-стрит самому, Понедельник.
— А ты куда?
— В Изорддеррекс.
— Почему?
— Это слишком сложно, чтобы объяснить. Ты только поклянись, что сделаешь все в точности, как я скажу.
— Я готов, — сказал он.
— Хорошо. Слушай. Когда я исчезну, я хочу, чтобы ты отвез камни на Гамут-стрит и передал от меня несколько слов Миляге. Лично ему, понимаешь? Не доверяй больше никому, даже Клему.
— Понимаю, — сказал Понедельник, весь сияя от этой неожиданно свалившейся на него чести. — Что я должен ему сказать?
— Во-первых, куда я отправилась.
— В Изорддеррекс.
— Верно.
— А еще скажи ему… — она задумалась на мгновение, — …скажи ему, что в Примирении таится опасность и он не должен начинать его до тех пор, пока я не свяжусь с ним.
— В нем таится опасность, и он не должен начинать его до тех пор…
— …пока я не свяжусь с ним.
— Это я понял. Что-нибудь еще?
— Все, — сказала она. — Теперь мне остается только отыскать круг.
Она пристально оглядела мозаику в поисках едва заметных оттенков тона, которые отличали магические камни. По опыту она уже знала, что стоит их вынуть из углублений, как изорддеррексский экспресс отправится в путь, так что она попросила Понедельника подождать снаружи. Он выглядел обеспокоенно, но она сказала ему, что ей ничего не угрожает.
— Да нет, не в этом дело, — сказал он. — Я хочу знать, что означает твое послание. Ты говоришь, что Боссу угрожает опасность, так что же, это значит, что он не сможет открыть Доминионы?
— Я не знаю.
— Но я хочу увидеть Паташоку, и Л’Имби, и Изорддеррекс, — сказал он, перечисляя названия городов, словно заклинания.
— Я знаю об этом, — сказала она. — И поверь, мне так же хочется, чтобы Доминионы открылись, как и тебе.
Она испытующе заглянула ему в лицо, освещенное отблесками умирающего костра, пытаясь понять, удалось ли ей его успокоить, но при всей своей молодости он обладал редким умением скрывать чувства. Ей оставалось только верить в то, что он поставит долг вестника выше желания увидеть Имаджику и передаст если не точный текст, то хотя бы смысл ее послания Миляге.
— Ты должен сделать так, чтобы Миляга понял, в какой опасности он находится, — сказала она, надеясь пробудить в нем чувство ответственности.
— Да сделаю я все, — сказал он, немного раздраженный ее настырностью.
На этом она закончила наставления и вернулась к поискам камней. Вместо того чтобы предложить ей помощь, он отошел к двери и оттуда спросил:
— Как ты вернешься?
Она уже нашла четыре камня, и птицы на крыше заново завели свою какофонию, судя по всему ощутив, что внизу что-то происходит.
— Там видно будет, — ответила она.
Птицы неожиданно устремились ввысь. Понедельник опасливо попятился и шагнул за порог. Вынимая очередной камень, Юдит подняла на него взгляд. Ветер уже раздул в углях новое пламя, а теперь и пепел поднялся в воздух черным облаком, полностью скрыв из виду дверь. Она оглядела мозаику, проверяя, не забыт ли какой-нибудь камень, но покалывание и зуд, которые она помнила по первому путешествию, уже охватили все ее тело — двигатель заработал.
На этом самом месте Оскар говорил ей, что с каждым новым путешествием неприятные ощущения слабеют, и теперь она убедилась в его правоте. Стены уже расплывались вокруг нее, но она еще успела разглядеть сквозь пепельный вихрь призрак двери и запоздало пожалеть о том, что не догадалась бросить прощальный взгляд на этот мир, перед тем как его покинуть. Потом Убежище исчезло, и на нее навалился кошмарный бред Ин Ово. Легионы его пленников встрепенулись, почуяв ее приближение. Путешествуя в одиночку, она двигалась быстрее, чем в компании с Даудом (во всяком случае, так ей показалось), и проскочила опасную область еще до того, как овиаты успели пуститься в погоню за ее иероглифом.
