Таня Хафф - Дым и зеркала
Но этот свет в комнате Ричарда оказался в точности таким же, как в «повторных показах», хотя мальчик в них не участвовал.
Он снова вытер нос и зашаркал вперед. Тони двинулся вместе с ним. Парень стиснул зубы и постарался не закричать, когда движение оттянуло его руку от тела. Фостер повернулся, свет разлился, заполнил все. На его фоне остался только силуэт Ричарда.
Это напоминало самый дешевый спецэффект в мире. Не хватало только хора женщин из Чехословакии, которые гармонично выли бы в каждом саундтреке, записанном за последние двадцать лет.
Полная танцевальная версия «Ночи и дня» не производила такого эффекта.
Тони видел только Ричарда, но чувствовал, как мимо них проходила целая толпа. Когда кто-то задевал его левую руку, ему жутко хотелось грохнуться на колени и завопить. Мальчик удерживал его на месте.
Возможно, звучали голоса, а некоторые прикосновения становились слишком интимными, но Тони не был в этом уверен. Его отвлекала боль в руке.
«Надо отвлечься.
Да, попробуй-ка, когда тем, что тебя отвлекает, является непрерывная мучительная боль, перемалывающая кости, заставляющая кипеть кровь».
Тони хотел выдернуть руку, но не мог так поступить. Ричард столько лет в одиночестве просидел в своей комнатушке, но теперь мог выбирать.
Края света начали сходиться.
— Со мной. — Мальчик мягко потянул Фостера за руку.
— Я не могу.
Ребенок дернул чуть сильнее. Это движение должно было бы причинить Тони больше боли, чем он на самом деле ощутил.
— Все в порядке. Ты больше никогда не будешь один, если сам не захочешь. Но тебе надо пойти на свет.
— Ришерд Кауфид.
— Я запомню. — Тони умудрился улыбнуться.
Оркестр перестал играть. Свет собрался в ослепительный шар, который мгновение помедлил. Пальцы Ричарда прикоснулись к ладони Фостера.
Потом свет исчез.
— Вы видите это?
— Что? — спросил Чи-Би, когда оба констебля присоединились к ним на тропе.
— Э-э… — Элсон повел было рукой, но не закончил жеста.
Он прекрасно сознавал, что и люди, к которым они подошли, и три человека, только что появившиеся из грузовика, и его напарница, и он сам не отрывали взгляда от ослепительного белого света, исходящего из дома.
— Вот это.
— Да, констебль. Мы видим.
— Так. Хорошо. Что это такое?
— Если уж на то пошло, я бы сказал, что это потрясающее отсутствие оригинальности.
Что-то загудело, заискрило.
Зажглись огни.
Они стояли в ванной комнате главных покоев. Над раковиной был включен свет.
— Что за чертовщина сейчас произошла? — спросил Зев. — Вы в порядке?
Тони покосился на Брианну.
Она пожала плечами и подтвердила:
— Да.
Потом Фостер с удивлением добавил:
— Правда.
Его левая рука больше не болела. Символ все еще оставался на ладони, запечатленный на коже, как шрам, но рука действовала. Мускулы, связки, кости, суставы, те волокнистые штуки, которые все соединяли… Да, жилы… Все это действовало. Ничего не зудело. От отсутствия боли у Тони слегка закружилась голова. Потом в ней просветлело.
«Свет! Наверное, все дело в нем».
Может, это было какое-то дикое совпадение, но Фостер предпочитал думать, что он отправил Касси, Стивена, Ричарда, Тома, Хартли и, черт побери, даже Бренду в то место, где происходят хорошие вещи.
Снизу доносились крики.
— Надо идти к остальным, — сказал Зев и взмахнул лампой.
Брианна взяла его за руку и повела в коридор.
Когда музыкальный редактор включил там свет, Тони замер.
Он слышал…
— Вы идите, а я спущусь через минуту, — сказал он.
— Не думаю…
Потом все услышали крик:
— Эшли! Брианна!
— Папочка!
Зев покачал головой, когда Брианна выдернула руку из его пальцев и побежала к лестнице.
— Я пойду с ней, чтобы он знал, что мы не позволяли ей бегать одной, — сказал он.
— Иди. Со мной все будет в порядке.
Тони видел, что Зев не совсем ему поверил — вернее, совсем не поверил, — но махнул на это рукой.
Он дождался, пока музыкальный редактор спустится по лестнице, развернулся, двинулся в обратную сторону, помедлил у двери, ведущей в ванную, включил свет и заглянул внутрь. Белые стены. Царапина на полу, там, где стояла камера. Звук доносился не отсюда.
Тони оставил свет включенным.
Уже у двери на заднюю лестницу он узнал звук.
Скрип-скрип. Скрип-скрип.
Когда парень открыл дверь, Люси Льюис с петлей на шее сидела на нижней ступеньке пролета, ведущего на третий этаж. Конец веревки, которую Тони обрубил невидимым топором, болтался у нагрудника ее фартука.
Фостер нахмурился, мгновение подумал и сказал:
— Ты умерла раньше Ричарда.
Она кивнула, теребя конец веревки.
Свет был неодинаково ярким в разных «повторных показах». На задней лестнице — всегда тусклее.
— Ты столкнула того парня не потому, что тебя контролировала тварь, верно?
— Да.
Теперь, когда на горло Люси больше не давила петля, ее голос звучал четче, напоминая скорее шум мотора старого грузовика, чем работающей бетономешалки.
— Он сказал, что любит меня, а потом познакомился с девицей из города…
«Самая старая сказка».
— Это ты подсказала твари шаблон «убийство — самоубийство». Двое покойников по цене одного.
Вместо ответа она пожала плечами.
Тони посмотрел вниз — только кухонный пол и черный кот.
— Значит, он ушел?
Люси кивнула и поправила голову, что напомнило парню Стивена. Брата и сестры не было всего десять минут, а он уже по ним скучал. Они ушли в свет вместе с остальными. Конечно же. Мальчишка и девчонка не были виноваты в том, что сделали в последний день своей жизни. А если и так — что ж, они наверняка уже расплатились.
Тони спросил об этом, но Люси пожала плечами и сказала:
— Это не моя история.
«Да. Очень обнадеживающе».
— Значит, твоя все еще… продолжается?
— Мне надо загладить свою вину. — Она сжала болтающуюся веревку.
— Ты спасла мою задницу. Вряд ли я добрался бы до подвала, если бы ты не пришла и не отвела боль. Мы все еще сидели бы здесь. По-моему, это достаточная расплата.
— Ты жив, но этого слишком мало.
— Хороший способ потешить мое старое доброе «эго».
— Что?
— Неважно. Думаешь, бог?..
— Нет. Я. Я должна искупить вину.
«Ага. Это другое дело».
Она махнула в его сторону обрубленной веревкой и сказала:
— Это поможет, спасибо. Теперь я больше не болтаюсь в воздухе и смогу сделать гораздо больше.
«Шутка? Не уверен. Люси выглядит совершенно серьезной».
