Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы
— Да, говорил.
— Ну, хорошо! — Толмай оскалился. — Сейчас увидишь и светильники, и звезды.
Он стал давить огромным кулаком с обкусанными ногтями. Давить со всею силой.
— Так, значит, година искушенья придет, чтоб испытать живущих на земле. Все-всех?.. Или не всех?
— Нет, всех! — сказал Вар-Равван, закрыв глаза.
И Маргарите Николавне стало больно, как будто это ей давили на живот. Еще немного, и кулак Толмая продавит тело до позвоночника. Ужасно больно! Но еще больнее будет, когда приставят острие гвоздя к ладони и по неровной шляпке ударят молотком.
Приставили… Ударили!
Гвоздь легко прошел насквозь и ткнулся в дерево. Оно ответило сухим и звонким лаем. Вар-Равван не кричал. Он чуть стонал. Вторую ладонь пробили. Из нее кровь заструилась веселее. Когда Толмай склонился над ступнями Вар-Раввана, Маргарита Николавна сознанье потеряла…
Оно к ней возвращалось много раз и снова уходило, пока ее везли в Гумир. А там, в Гумире, солдаты Маргариту Николавну бросили в пристройку к дому, где останавливался Станий. Здесь была и Анна со связанными руками.
…Когда на утро Станий проснулся и узнал, что Вар-Равван с учениками бежал, и что Афраний в погоню поскакал, легат взбесился.
Древком копья он бил солдат, избил до полусмерти Антония, который провел с Оксаной ночь вот в этой же пристройке, но очнувшись, ее нигде не обнаружил.
Потом легат вернулся к Анне и долго на нее смотрел, не говоря ни слова.
Убитым был этот взгляд.
— Я так и думал, — произнес он тихо. — Ты мне вчера лгала… Ты — молодец! Ты своего добилась. Какой бы ты могла мне стать женой… Но только ты, пожалуйста, не думай, что я тебе вчера поверил. Нет! Я не настолько глуп.
— Зачем же ты пошел со мною? — Анна решила, легат кривит душой, чтобы не выглядеть нелепым.
— Я пошел с тобой, во-первых, потому, что верил, Антоний не позволит Вар-Раввану сбежать, устережет его. Но главное… Должно быть, ты смеяться станешь, но я тебя люблю… И те мученья, что пережил из-за тебя, мою любовь лишь укрепили… Я думал утром отпустить тебя. К чему удерживать насильно того, кто любит не тебя? Но, видишь, как все получилось! Теперь, боюсь, не мне решать, как поступить с тобою. Я больше ничего решать не буду. Я видел счастье этой ночью. С меня довольно.
И не успела Анна ни вскрикнуть, ни подняться с ложа, а Станий выхватил из ножен короткий меч и без колебаний вонзил его себе под ребра! Слева… Кровь. Хрип. Застывшие глаза. Солдаты ей ломают руки, заталкивают в дверь пристройки, кричат, грозят ее убить… Командовал солдатами Антоний. Избитый, в синяках, но квадратное лицо восторгом злым так и сводило. Он Стания боялся, ненавидел всегда, И вот — свободен от него, свободен!
…— Пока сидела здесь, я поняла, — продолжить Анне было трудно. — Что так, как Станий, меня никто не любит больше. И не любил… Мне жалко не себя. Мне жаль его. Что он наделал!
— Я тоже такого от него не ожидала, — призналась Маргарита Николавна. Выходит, правда любить умеют все? И сердце камнем не бывает ни у кого… — Но ты мне ничего не рассказала о Вар-Равване! Он сумел бежать? Тебя одну схватили?
— Его казнили.
— Что?!
— Распяли на перевернутом кресте… Солдаты долго хохотали, разглядывая Вар-Раввана, висевшего ногами вверх.
— Смотри, как морда покраснела! Как капля крови!.. Он держит землю на голове! Силач, герой! Спаситель голодранцев! — они соревновались в остроумье.
Маргарита Николавна их слышала сквозь полузабытье.
— Проверьте, жив? — в конце концов подал команду начальник тайной стражи.
— Чуть дышит, — был ответ.
— Ну, хватит. Нам пора, — Афраний подошел к кресту и постоял, разглядывая Вар-Раввана. Затем он вынул нож, потрогал острие и резко всадил его по рукоятку в грудь Вар-Раввана.
Кровь проступила неохотно и побежала вниз тягуче.
— Снимите, привяжите на лошадь рядом с этой девкой, и трогаемся! — приказал Афраний, влезая на коня. Подумав, прочь отбросил нож, которым он добил Вар-Раввана. Как смог подальше. Нож упал в тюльпаны.
… — Но почему они перевернули крест? — спросила Анна.
— Он сам так захотел… Сказал, что не имеет права быть распятым, как был распят философ из Гамалы.
— Выходит, мы никому не помогли и ничего не изме нили. Выходит… Все впустую? Все напрасно?
А во дворе поднялся шум. Разгневанный Афраний кричал, но здесь, в пристройке, они расслышали не все слова:
— Немедленно!.. Все, все… Ищите!.. Всё перевернуть…
Маргарита Николавна улыбнулась.
— Что они там ищут? — Анна взглянула на нее.
— Кольцо.
— Какое кольцо?
— Начальник тайной стражи вдруг обнаружил, что нет кольца Вар-Раввана. А это значит, что проиграли они!..
— Какое-то кольцо так много значит?
Тут Маргарита Николавна рассмеялась:
— Без этого кольца, его не предъявив, они не смогут доказать, что был распят Вар-Равван. А не какой-нибудь бродяга, присвоивший себе чужое имя. Так было уже много раз.
— Да, я помню, и Станий тоже говорил об этом кольце.
— Конечно! Ведь пока кольцо свободно, Вар-Равван будет жив! — ликующе сказала Маргарита Николавна. Ее глаза сияли изумрудно.
— А где кольцо? — смотрела Анна на нее с улыбкой, невольно всплывшей на губах от дерзкого предчувствия победы. — Ты знаешь, Маргарита? Где кольцо?
Не говоря ни слова, Маргарита Николавна протянула к Анне руку, кулачок разжала, и на ладони та увидела кольцо.
Обыкновенное. Из меди. С одной глубокою насечкой.
— Ты…
— Я выкрала его! Афраний слишком любит целоваться!.. И так горяч, что забывает во время поцелуя обо всем.
— Дай подержать его.
— Прости, но… не могу. Боюсь! Мне почему-то кажется, что если я с ним расстанусь хотя бы на мгновенье, то обязательно случится непоправимое.
Анна не удивилась и не обиделась:
— Я понимаю тебя. Подобные бесценности нельзя одалживать другим.
— Ну, хорошо! Возьми его, потрогай. И ощутить неведомую силу.
Взяв осторожно пальцами двумя кольцо, подняв его к лицу и улыбнувшись, Анна произнесла:
— Я чувствую как будто жженье и… прохладу!
— Еще бы! Это ведь кольцо…
— Мое! — Афраний прорычал с порога.
Как он открыл бесшумно дверь? Как он вошел? Ни Анна, ни Маргарита Николавна не слышали… Настала тишина смертельная. Как за мгновенье до первого раскатистого залпа решающего сраженья. И как за вздох перед аккордом, обрывающим симфонию всей жизни. В этой величественной, словно горной, тишине вдруг скрипнул кислый голос. Как из коммунальной кухни:
— Товарищ, так вы халат берете или нет? Вы к Охламовичу идете?
