Алексей Тарасенко - Бедный Енох
Сквозь забытье, думая, что это мой сон, я слышал разговор Фетисова и того, кто только что нападал на меня, используя мертвое тело Сестры.
— Да как ты посмел, Азазель? — будто кричал Фетисов — разве ты не мог догадаться, что если я с ним общаюсь ты не можешь к нему даже пальцем прикоснуться?
— Я пришел воздать ему то, что он заслужил — отвечал ему голос, которым вещала нападавшая на меня Сестра — я обещал братьям забрать его душу и заставить его выполнить то, что он нам некогда обещал.
— Тебе-то что за прок? — не унимался Фетисов — даже если бог их вернет на прежнее место, что вряд ли, с тобой-то он не будет иметь дело! Ты же столько накуролесил с тех пор! Эх! И почему я тебе поверил? Я же сообщил тебе о нем просто так, я был удивлен тому, что он вообще обнаружился — а ты! Пошел и без моего ведома все растрепал!
Дальше Фетисов начинает что-то торжественно читать на латыни, и заканчивает все звонким: «Изыди!». После чего произносит:
— Азазель! Явись по моему зову в час, когда я тебя призову! Убирайся в свое убежище в пустыне и жди моего приказа, когда я воззову к тебе!
* * *Я очнулся от того, что Фетисов тряс меня за грудки, давая понюхать нашатырь:
— Андрюша! Андрюша! — чуть ли не молил он меня — Очнись! У нас еще куча дел, которые нужно срочно сделать! Андрей! Завтра я уеду и уже не смогу тебе помочь, так что вставай, ну, пожалуйста!
Я, едва придя в себя, пытаюсь приподняться, но тут же, как я встаю, у меня начинает кружиться голова и меня сташнивает прямо на пол кухни Фетисова, что, впрочем, его ничуть не огорчает.
Я оглядываюсь вокруг — на кухонном столе лежит голая Сестра, а у нее в ногах, на полу — уже не подающий признаков жизни Василевс:
— Что с котом? — спрашиваю я, и мой вопрос, как мне показалось, обрадовал Фетисова, видимо тем, что я не потерял возможность соображать.
— Василек, увы, уже не с нами — ответил Фетисов. — Андрей! У нас дела! Слышишь! Срочные!
— Хорошо-хорошо — говорю я — говорите, что делать и я буду вам помогать — но соображать — можно, в другой раз?
— Это-то и нужно. — Фетисов натужно улыбнулся. — Сейчас тебе надо помыться — я уже грею воду в душе. Потом я тебе дам свою одежду — твою сожжем в камине. После — помоем Сестру твою, оденем ее… правда у меня кроме мужской другой одежды нету…
— Это и к лучшему — говорю я — она в своих лесбийских парах не знаю, какую роль играла! Судя по тому, как она к концу огрубела — мужскую! Так что ей такая одежда в самый раз будет!
Фетисов снова слабо улыбается:
— Тогда, значит, так. Помоем ее, оденем — и вот еще что — Фетисов показал мне глиняный сосуд, похожий на миниатюрную амфору, висящий на кожаном ремешке — тут — душа твоей подруги. Эта «ловушка» была на ее шее. Надо решить — где ее вернуть обратно, здесь — либо на кладбище.
— На кладбище?
— Да! Нам надо вернуть ей душу и похоронить ее заново на старом месте в том же гробу, чтобы ее больше не использовали против тебя! И я по-этому и тороплюсь, что даже со своими корочками ты тайно это сделать не сможешь, так что тебе нужен я!
— Потом — Фетисов переводит дыхание и продолжает — приберемся здесь, в лесу зароем Василька — и едем! Понимаешь?
Я покачиваю болящей и гудящей головой:
— Да, и сколько у нас есть времени?
— Вся ночь! Но сейчас-то уже — девять. Успеем — если прямо сейчас начнем!
* * *Итак, вначале я быстро принимаю душ, потом мы по-быстрому подбираем мне одежду из гардероба Фетисова взамен моей — изодранной, после чего занимаемся Сестрой, переносим ее в ванну, моем, и затем, вернув на кухонный стол, одеваем так же в старую одежду Фетисова.
После этого я прибираюсь на кухне — смываю свою блевотину, потом — кровь Василевса, а самого кота я кладу в большой полиэтиленовый мешок для мусора.
Но потом меня клинит. Вспоминая, как котик мужественно бросался на Сестру, защищая меня, и как он спас мои глаза, я извлекаю его из пакета обратно, и не смотря на возражения Фетисова, мою его в ванной, потом сушу феном и уже затем аккуратно заворачиваю в полиэтиленовые пакеты, но не мусорные.
«Василек — не мусор» — говорю я удивленному Фетисову — «он — мой мертвый друг».
Пока же Фетисов готовит машину, я зарываю, чуть ли не плача, котика в лесу, после его «похорон» несколько минут молча постояв над его могилкой.
Затем я возвращаюсь и мы какое-то время обсуждаем с Фетисовым, нужно ли сейчас возвращать душу Сестры в ее тело, или же нам отложить это на потом.
Тут мы расходимся во мнениях — я страшусь общаться с мертвой бывшей подругой, которая, как я знаю, наверняка заговорит, Фетисов же уверяет меня, что так нам будет легче, потому что Сестру нам не придется таскать на себе — и она будет передвигаться сама.
Итак, немного поспорив, я уступаю, и Фетисов разбивает сосуд с душой над головой Сестры, после чего она встает, будто человек, который до этого долго спал.
* * *— Вы? — первым делом увидев Фетисова спросила Сестра, приподнявшись на столе — ты? — спросила она когда, немного привстав, увидела меня.
Возясь с Сестрой будто с больной, Фетисов просит ее встать и идти к машине, сопровождая ее по пути и держа под руку. Сестра хромает и постоянно задает какие-то вопросы, после чего начинает плакать, говоря, что устала и что хочет, чтобы ее оставили в покое:
— Скоро-скоро вы вновь уснете — увещевает ее Фетисов, наклонившись к самому уху, полушепотом — и наконец обретете покой!
Сестра слушается и делает все, что ей говорит Фетисов, послушно все исполняя, даже тогда, когда он просит ее лечь в багажник.
— Так оно будет надежней! — говорит он мне, видимо поняв по моему взгляду мое недоумение.
* * *И так мы обходными путями, чтобы не возвращаться к МКАд-у часа три добираемся до Домодедовского кладбища, всю дорогу слушая голос из багажника.
Сестра вещала о том, как ее нашли какие-то непонятные люди, некоторые из которых, как она это видела раньше, пытались общаться со мной в метро, как они говорили ей, что нужно говорить мне, что бы я что-то там вспомнил, что им нужен какой-то там Енох, будь он неладен…
Короче, когда нас все это утомило, Фетисов включил новостное радио, а когда нас утомили новости о молодежных выступлениях в Москве, перекинувшихся на Петербург — попросил меня «поискать музычку».
Быстро найдя радиостанцию «Азия минус» я заслушался очередным попсовым отечественным шедевром:
Твои светлые глаза,
Твои светлые ресницы
И твой сверхъспокойный взгляд
Меня заставили беситься,
Но за светлыми глазами —
Темная душа!
Я путался распознать,
Что ты за прелесть,
Что за чудо…
Но однажды я просек —
Ты хоть в юбке, но — Иуда,
Ты проклятие, пришедшее
Свести меня с ума!
ГЛАВА I.ХХV
