Энн Райс - Талтос
Бабушка снова закричала:
— Мэри-Джейн, ты должна отнести детку к пяти часам!
— Иду, иду! Доктор Джек, идемте же!
— До свидания, доктор Джек! — громко произнесла долговязая красавица, внезапно помахав доктору правой рукой, удивительно длинной, не отрывая при этом глаз от компьютера.
Мэри-Джейн проскочила мимо доктора и спрыгнула в лодку.
— Вы идете или нет? — резко спросила она. — Я отправляюсь. У меня еще уйма дел. Хотите здесь остаться?
— Куда отнести детку к пяти часам? — вдруг спросил доктор, приходя в чувство и думая о том, что только что крикнула старая женщина. — Вы же не собираетесь прямо теперь выносить дитя на улицу ради крещения?
— Поспеши, Мэри-Джейн!
— Поднять якорь! — закричала Мэри-Джейн, отталкиваясь шестом от ступеней.
Доктор быстро прыгнул в лодку, разбрызгав воду на дне пироги, а та резко качнулась, ударившись сначала о перила лестницы, а потом о стену.
— Ладно, ладно. Только не так быстро, хорошо? Позвольте мне добраться до суши и не утонуть в этом болоте. Вас это не слишком затруднит?
Клик-клик-клик.
Дождь слегка утих, слава богу. И даже солнце чуть-чуть проглянуло сквозь тяжелые серые тучи — ровно настолько, чтобы осветить падавшие капли.
— Ну а теперь, доктор, возьмите это, — сказала Мэри-Джейн, когда доктор уже садился в машину.
Это был толстый конверт с банкнотами, и, насколько мог понять доктор, заглянув внутрь и пошевелив деньги большим пальцем, все это были новенькие двадцатки. На взгляд выглядело так, будто в конверте лежала целая тысяча. Мэри-Джейн захлопнула за ним дверцу и обежала машину вокруг.
— Да, но это слишком много, Мэри-Джейн, — сказал доктор, а сам уже думал о машинке для прополки сорняков, газонокосилке, новеньких электрических садовых ножницах, телевизоре «Сони» и не видел ни единой причины к тому, чтобы вносить эти деньги в декларацию о доходах.
— Ох, заткнитесь и просто берите, — огрызнулась Мэри-Джейн. — Вы вышли из дома в такую погоду, что вполне все заработали!
И снова ее юбка поползла вверх по бедрам. Но Мэри-Джейн и в сравнение не шла с той огненной красоткой наверху. Каково это было бы — прикоснуться к такому чуду? Всего на пять минут… К такому юному, стройному, свежему и прекрасному. И с такими длинными-длинными ногами!
«Ладно, уймись, старый дурак, ты себе сердечный приступ заработаешь…»
Мэри-Джейн подала машину назад, колеса зашуршали по влажным ракушкам, усыпавшим дорогу, а потом она проделала опасный поворот на сто восемьдесят градусов и погнала лимузин по уже знакомым рытвинам.
Доктор еще раз оглянулся на тот дом, на огромную груду гниющего дерева, возвышавшуюся над кипарисами, где в полузатопленные окна лезла тина, а потом стал смотреть на дорогу впереди. Боже, он был рад убраться отсюда.
А когда он вернулся домой и его маленькая женушка Эйлин спросила: «Что ты видел там, в Фонтевро, Джек»? — что он мог ей рассказать. Уж точно не о трех самых красивых девушках, каких он только видел. И не о толстой пачке двадцаток в кармане.
Глава 28
Мы придумали для себя некое человеческое тождество.
Мы «превратились» в некое древнее племя и назвали себя пиктами. Мы были высокими, потому что пришли из северных земель, где все люди вырастали высокими, и мы хотели жить в мире со всеми, кто не станет нас беспокоить.
Конечно, нам пришлось совершать это превращение очень постепенно. Сначала пустили слухи. Потом был период выжидания, в течение которого никаких чужаков в долину не допускали. Потом изредка стали разрешать забредать в нее путешественникам и от них набирались весьма ценных знаний. Потом мы решились сами выйти за пределы долины, называя себя пиктами и предлагая дружбу тем, с кем встречались.
Со временем, несмотря на легенды о Талтосах, которые продолжали жить и получали новый импульс каждый раз, когда ловили какого-нибудь несчастного Талтоса, мы преуспели в своем обмане. И наша безопасность возрастала благодаря не укреплениям, а нашему медленному слиянию с обществом человеческих существ.
Мы были гордым и нелюдимым кланом из долины Доннелейт, но другие могли воспользоваться нашим гостеприимством, если приходили в наши круглые башни. Мы не слишком много говорили о своих богах, не поощряли вопросов о нашей личной жизни или наших детях.
Но мы жили как аристократы: соблюдали законы чести и гордились своей землей.
Такая стратегия дала хорошие результаты. И когда вход в долину наконец был открыт, к нам пришло новое знание, впервые прямо из внешнего мира. Мы быстро научились шить и ткать. Ткачество стало ловушкой для склонных к крайностям Талтосов. Мужчины, женщины — все мы умели ткать и могли заниматься этим дни и ночи не в силах остановиться.
Излечиться можно было только так: нужно было оторваться от станка и заняться каким-то новым ремеслом… Мы научились работе с металлами и на какое-то время ею заболели, хотя никогда не выковывали ничего крупнее монеты, да еще наконечников для стрел.
У нас появилось письмо. Какие-то другие люди добрались до побережья Британии и в отличие от неотесанных воинов, разрушивших наш мир на равнине, писали что-то на камнях, на табличках и на овечьих шкурах, которые сначала обрабатывали так, что те становились гибкими и прекрасными на вид и на ощупь.
Те письмена на камнях, табличках и свитках пергамента были греческими и латинскими. Мы переняли навыки от наших рабов, как только поняли чудесную связь между символами и словами. А позже узнали многое от странствующих ученых, приходивших в нашу долину.
Это действительно стало настоящей страстью для многих из нас, в том числе и для меня. Мы читали и писали неустанно, переводя наш язык, который намного старше любого из существующих на Британских островах, в написанные слова. Вы можете увидеть такие надписи на множестве камней в Северной Шотландии, но теперь никто не может их прочитать.
Наша культура, то есть культура народа пиктов, наше искусство и письмо до сих пор остаются полной загадкой. Вы скоро поймете почему… Почему утрачена та культура.
Я не перестаю гадать, что стало со словарями, которые я столь усердно составлял, месяцами работая без отдыха, разве что засыпая на несколько часов или посылая кого-нибудь за едой.
Эти словари были спрятаны в подземных пещерах или земляных домах, построенных нами под долиной. Они должны были послужить последним укрытием, если человеческие существа вновь нападут на нас. И еще там было спрятано множество манускриптов на греческом и латыни, которые я изучал в те давние дни.
Еще одной серьезной ловушкой, тем, что могло нас ввести в транс, стала математика. Иные из книг, что оказывались в нашем распоряжении, содержали в себе геометрические теоремы, и их подолгу обсуждали, рисуя на земле треугольники.
Суть в том, что те времена были для нас волнующими, интересными. Наша выдумка позволила нам добраться до новых изобретений. И хотя нам приходилось постоянно присматривать за глупыми юными Талтосами и объяснять им, что они не должны доверяться чужакам или влюбляться в их мужчин и женщин, мы все равно узнали многих римлян, перебравшихся в Британию. Эти римляне наказали кельтских варваров, которые столь жестоко обходились с нами.
И в самом деле, те римляне ведь совершенно не верили в местные суеверия насчет Талтосов. Они говорили о цивилизованном мире, об огромных, многолюдных городах.
Но мы боялись и римлян. Да, они строили великолепные здания, подобных которым мы прежде не видели, однако умели воевать куда лучше, чем другие. Мы слышали множество историй об их победах. Да, они обогатили искусство войны и сделали его намного более успешным в уничтожении жизней. Мы обитали в своей тихой долине и совсем не хотели встречаться с ними на поле боя.
Все больше и больше торговцев привозили нам книги, свитки пергамента, и я жадно читал сочинения философов, пьесы, стихи, сатирические сочинения и речи ораторов.
Конечно, никто из нас не мог в полной мере понять уровень их жизни, окружающую среду, говоря современным языком, не мог понять их национальный дух, их характер. Но мы учились. Мы уже знали, что не все люди варвары. Так римляне называли те племена, что заполняли все окраины Британии, племена, которые они намеревались покорить во имя своей могучей империи.
Римляне, кстати, никогда не добирались до нашей долины, хотя воевали в Британии два столетия. Римлянин Тацит записал историю ранней военной кампании Агриколы[14], добравшегося до Шотландии. В следующем столетии была построена стена римского императора Антонина — истинное чудо для тех варварских племен, что сопротивлялись Риму, а рядом с ней тянулась на сорок пять миль военная дорога, прекрасная дорога, по которой двигались не только солдаты, но и торговцы, привозившие из-за моря всевозможные товары и свидетельства достижений других культур.
