Дж. Уорд - Вечный любовник
Секретарь на ресепшене впустила их и ушла, надев пальто вишневого цвета и закрыв за собой дверь. Пять минут спустя в приемную комнату зашла доктор Делла Кроше.
Женщине почти удалось скрыть оценивающий взгляд, которым она окинула Рэйджа. На нем была обычная одежда, штаны и черная трикотажная водолазка, но вот кожаный плащ, ниспадающий с этих широких плеч, привлекал внимание.
И Рэйдж оставался… Рэйджем. Невыносимо красив.
Врач улыбнулась.
— Здравствуй, Мэри. Пройдем в кабинет? Или вы вдвоем?
— Вдвоем. Это Рэйдж. Мой…
— Супруг, — громко и отчетливо сказал он. Доктор Делла Кроше изогнула брови, Мэри пришлось улыбнуться, несмотря на скованность во всем теле.
Втроем они пошли по коридору, минуя комнаты осмотра, весы в небольших нишах и компьютерные приборы. Они не разговаривали о всякой всячине. Ни о погоде, ни о наступающих выходных. Врач знала, что Мэри ненавидит пустую болтовню.
То, что понял Рэйдж на их первом свидании в «Ти-Джи-Ай Фрайдис».
Господи, словно прошло сто лет. И кто бы мог подумать, что они в итоге окажутся здесь вместе?
Кабинет доктора Деллы Кроше был загроможден аккуратными стопками бумаг, папок, книг. На стене висели дипломы из Смита и Гарварда. Но самым успокаивающим здесь Мэри находила африканские фиалки, цветущие на подоконнике.
Мэри и Рэйдж сели, когда врач подошла к своему столу.
— Итак, что вы можете предложить мне и сколько я могу вынести? — спросила Мэри, не успела женщина занять свое место.
Доктор Делла Кроше посмотрела на папки с историями болезней, ручки, скрепки, телефон на своем столе.
— Я поговорила с местными коллегами и еще двумя другими специалистами. Мы просмотрели твою историю болезни и вчерашние анализы…
— Уверена, вы всё это сделали. А теперь скажите, как обстоят дела.
Женщина сняла очки и тяжело вздохнула.
— Думаю, Мэри, тебе пора приводить в порядок свои дела. Мы ничем тебе не можем помочь.
В полпятого утра Рэйдж покинул больницу. Он не ожидал, что поедет домой без Мэри.
Ее положили на переливание крови, и, очевидно, жар по ночам и утомление указывали на начало панкреатита. Если все улучшится, ее выпустят следующим утром, но никто этого не обещал.
Рак перешел в тяжелую форму. Метастазы расползлись за то короткое время, когда она последний раз проходила обследование неделю назад и когда у нее брали кровь позавчера. Доктор Делла Кроше и другие специалисты сошлись на одном — из-за терапий, которые Мэри уже прошла, ее нельзя направлять на химию. Ее печень стала так слаба, что не выдержала бы подобной нагрузки.
Господи. Он заранее приготовился к борьбе. И к страданиям, особенно с ее стороны. Но не к смерти. Не к такой скорой.
У них оставались считаные месяцы. Весна. Может быть, лето.
Рэйдж материализовался во дворе особняка и направился к Берлоге. Он не мог идти в их с Мэри комнату. Не сейчас.
Но, подойдя к двери Буча и Ви, он не торопился стучать. Вместо этого оглянулся через плечо на фасад особняка, вспоминая, как Мэри кормила птиц. Он представил ее там, на ступеньках, на лице милая улыбка, солнечные лучи на волосах.
Святой Боже! Что он будет без нее делать?
Рэйдж вспомнил силу и решительность в глазах Мэри, когда он пил при ней кровь другой женщины. Вспомнил ее любовь к нему, несмотря на то, что она видела зверя. Скромную потрясающую красоту, смех и серые глаза с металлическим оттенком.
Но больше всего он вспоминал тот момент, ночью у Беллы, когда Мэри бежала босиком по холодной земле и кинулась ему в объятия, говоря, что у нее не все хорошо… Наконец-то обратилась к нему за помощью.
Он почувствовал что-то на лице.
Вот черт! Неужели плачет?
Так и есть.
Его не волновало, что он становится сентиментальным.
Рэйдж посмотрел вниз, на дорожку из гравия, и его посетила нелепая мысль, что в свете прожекторов гравий чересчур бел. Как и отштукатуренная стена, огибающая двор. И фонтан в центре, который выключили на зиму…
Он замер. Затем его глаза широко распахнулись.
Он медленно повернулся к особняку, поднимая глаза на окно их спальни.
Рэйджа осенила идея, с бешеной скоростью повлекшая его через вестибюль.
Мэри лежала в больничной койке, стараясь улыбнуться Бучу, который в шляпе и солнечных очках сидел на стуле в углу. Он приехал, как только ушел Рэйдж, чтобы охранять ее и оберегать, пока не наступит ночь.
— Тебе не обязательно общаться, — мягко сказал Буч, словно видя, что она старается быть вежливой. — Веди себя как обычно.
Она кивнула и посмотрела в окно. Капельница на руке не так уж мешала, от нее ничего не болело. Но у Мэри настолько все онемело, что можно было вбивать гвозди в вены и она ничего не почувствовала бы.
Господи. Конец все-таки настал. Неизбежность смерти нахлынула на нее. На сей раз выхода нет. Ничего нельзя сделать, бороться бессмысленно. Смерть больше не являлась абстрактным понятием, но стала вполне настоящим, нависшим над ней событием.
Мэри чувствовала тревогу. Неприятие всего этого. И… ярость.
Она не хотела умирать. Не хотела покидать любимого мужчину. Не хотела оставлять беспорядочный хаос жизни.
«Прекрати это, — подумала она. — Кто бы ты ни был… просто прекрати это».
Мэри закрыла глаза.
Когда она погрузилась в темноту, то увидела лицо Рэйджа. В своем воображении она прикоснулась к его щеке, чувствуя на ощупь теплую кожу и сильные кости. В голове пронеслись слова, пришедшие из ранее невиданных мест, уходя… в никуда, как ей казалось.
«Не заставляй меня уходить. Не заставляй покидать его. Пожалуйста…
Господи, позволь мне остаться с ним здесь и любить его еще какое-то время. Клянусь не тратить попусту время. Я обниму его и никогда не отпущу… Господи, пожалуйста. Останови это…»
Мэри начала плакать, поняв, что молится, клянясь всем, что у нее есть, открывая свое сердце, умоляя. Когда она воззвала к чему-то, во что даже не верила, среди отчаяния ей явилось странное откровение.
Вот почему ее мать верила. Сисси не хотела покидать праздник жизни, не хотела, чтобы ее карусель остановилась, не хотела уходить от… Мэри. Неотвратимый разрыв с любимыми, а не с жизнью подпитывал ее веру. Надежда, что у нее будет еще немного времени, чтобы любить, подвигла мать держать в руках крест, вглядываться в лица статуэток и произносить слова молитвы.
И почему молитвы обращены к небесам? Наверное, на это есть основания. Когда не остается шансов для тела, стремления сердца ищут выхода и, как цветок, с теплом расцветает любовь. Кроме того, желание летать заложено в природе человеческой души, так что ее домом должна быть высь. И все дары приходят с неба — весенний дождь и летний ветер, и осеннее солнце, и зимний снег…
