Джексон Пирс - Красные сестрицы
— Прости… — шепчет Рози.
Она встает с кровати и ставит рамку с фотографией на то самое место, откуда взяла. Я расправляю смятое стеганое покрывало и провожаю сестру к выходу. Рози тихо прикрывает дверь за нами, словно внутри остался тот, кого нельзя беспокоить.
— Может, съездишь в город, возьмешь фильм в прокате? Еще надо докупить бинтов, — добавляю я и открываю холодильник.
Рози кивает, берет со стола жестянку с печеньем, вытаскивает оттуда полиэтиленовый пакет, набитый двадцатидолларовыми купюрами, и аккуратно извлекает из него две банкноты.
— Ножи прихвати.
Сестра смотрит на меня с сомнением и нехотя застегивает на талии пояс с охотничьими ножами. Да, я слишком за нее беспокоюсь, но фенрисы бродят повсюду.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
РОЗИ
Мама умела водить машину, и за это я ею восхищаюсь. Бабуля Марч считала, что автомобили — пустая трата денег, а Скарлетт переняла бабушкины убеждения, так что я привыкла много ходить пешком. Центр Эллисона всего в получасе езды на машине, но пешком и на автобусе выходит часа два. С двумя матерчатыми сумками для покупок я плетусь по засыпанной гравием тропинке: горький опыт показывает, что полиэтиленовые пакеты обычно не выдерживают долгой дороги.
Холмистая местность вокруг нашего домика кажется бесконечной: заросшие лесом склоны уходят к самому горизонту, а высоко в небе облака плывут к далеким пологим горам. Мы будто поселились на самом округлом краешке земли. Если в новостях показывают большие города, песчаные пустыни, равнины прерий или высокие пики скал, мне кажется, что таких пейзажей в действительности не бывает. В Атланте я блуждаю по городу, словно по страницам книги, совершенно точно зная, что все вокруг ненастоящее.
На ходу пинаю перед собой камешек. До автобусной остановки еще полпути. Скарлетт предпочитает ходить в Эллисон пешком, а не ехать на автобусе — говорит, что пассажиры в открытую пялятся на ее шрамы, а как-то раз даже сунули рекламку пластического хирурга. Люди не понимают, что именно следы когтей и укусов делают Скарлетт такой, какая она есть.
В детстве мы со Скарлетт верили, что в материнской утробе мы были единым существом, половина которого решила родиться, а половина захотела выждать, а потому наше общее сердце раскололось пополам, и Скарлетт появилась на свет первой, а я отважилась выйти лишь через несколько лет. В наших юных головах такое объяснение звучало вполне убедительно, более того, становилось ясно, почему, когда мы вдвоем носились по лугу или танцевали, или долго кружились, то переставали различать, кто есть кто: между нами протягивалась естественная связь, наше единое сердце удерживало одинаковый ритм и перекачивало кровь из одного тела в другое. Правда, так было до нападения. Теперь наши сердца сливаются воедино только во время охоты, когда Скарлетт глядит на меня с заразительным восторгом, который могущественнее ран, нанесенных фенрисом, и слез, им вызванных; сестра смотрит так, будто ее жизнь напрямую связана с его смертью. А я следую за ней, потому что в этот миг наши сердца достигают совершенной гармонии, и у меня не остается ни тени сомнения в том, что мы и есть одно существо, поделенное надвое.
Подхожу к автобусной остановке, смотрю на часы: я вовремя, если только автобусы сегодня следуют по расписанию. Сажусь на заросшую клевером лужайку и принимаюсь высматривать четырехлистник, раздвигая травинки одним из своих ножей. Интересно, что там поделывает Сайлас в огромном пустом доме? Может, зайти к нему в гости…
В облаке пыли и выхлопных газов подъезжает автобус. Женщина-водитель окидывает меня любопытным взглядом: ей всегда ужасно интересно, кто я и откуда, но вопросов она никогда не задает. Сразу после нападения фенриса местные жители встревожились, однако мама с папашей Рейнольдсом развеяли их опасения, и нас оставили в покое — наверное, если о нас и вспоминают, то думают, что мы под присмотром кого-то из взрослых.
Я сажусь сзади, в салоне всего несколько пассажиров. Через пятнадцать минут высокие травы сменяются свежевспаханными полями и немногочисленными поселками, и наконец, мы прибываем в центр Эллисона. Автобус останавливается, тормоза выпускают воздух, водитель устало обмякает на сиденье. Из распахнутых дверей на разогретую улицу осторожно выбирается старушка, которая сосредоточенно вязала всю дорогу, следом — пара крепких амбалов. Выхожу и я.
Жизнь в городе не то чтобы кипит: семьи гуляют с колясками, пожилые женщины изучают магазинные витрины… Эллисон — то самое место, куда люди едут за кусочком настоящей Америки, хотя после захода солнца здесь становится мрачновато: рестораны-барбекю превращаются в бары, кофейни — в танцклубы, и, конечно, из темноты выходят чудовища.
Для начала я захожу в бакалейную лавку, покупаю яйца, молоко, упаковки китайской лапши, прихватываю пакет муки и плитку шоколада — вечером испеку печенье. Дальше по списку идет видеомагазин, а за ним аптека. Очень хочется взять в прокате «Свадьбу лучшего друга», но я понимаю, что Скарлетт этого не вынесет. В «Принцессе-невесте» ей по крайней мере сцены боя понравятся.
Раньше эллисонская аптека была маленьким семейным магазинчиком, но несколько лет назад сеть «Си-ви-эс» влепила на старый бревенчатый дом громадный красный логотип, и аптека превратилась в мини-маркет с автоматическими дверями и карточками постоянного покупателя. Я привычно сворачиваю в отдел средств первой помощи. Вообще-то странно, что продавец до сих пор не сообщил в полицию: раз в две недели я покупаю одиннадцать упаковок бинтов. Основные материалы в аптечке охотника — это перекись, шовные нитки и много бинтов. Фенрисы целят в самые кровоточащие места на теле, так что главное — вовремя остановить кровь.
Нашариваю в кармане две скомканные двадцатидолларовые банкноты и иду к кассе. Меня настигает волна искристого смеха: в косметическом отделе толпятся девчонки примерно моего возраста, украдкой бросают взгляды на кассира, пробуют розовый и пурпурный лак из стеклянных пузырьков, хихикают и разглядывают на свету ногти. С одной из них, Сарой Уоррелл, мы целый год дружили в средней школе… А потом я ушла, не вернулась на занятия после летних каникул — мне стало стыдно, что Скарлетт в одиночку учится сражаться с волками. Немногочисленным друзьям я сказала, что меня перевели на домашнее обучение, ловко уходила от вопросов по поводу родителей, чудом избегала встреч с инспекторами окружных социальных служб и старалась со всеми поддерживать связь. Впрочем, друзья невероятно быстро становятся чужими людьми, если из разговоров исчезает обсуждение домашних заданий и школьных проказ.
