Андрей Петерсон - Почему я не люблю дождь
Стена закончилась в тот момент когда солнце уже подползало к зениту, а сил у леди Кай почти не осталось. С трудом перевалившись через край она откатилась в сторону и развалилась на теплом, почти горячем песке.
Остров был пуст. Встречающих не было. Ветра тоже не было, а было только нежное солнышко и невероятный безграничный покой. А главное – никуда не надо было больше ползти, карабкаться и взбираться.
Идиллию нарушила Хода:
«Надо его забирать. Пока он всех тут не переполошил своим ором».
– Ором? – Удивилась Осси. – Я ничего не слышу.
«Зато я слышу. И хорошо, если я одна, – визжит, как оглашенный. Поднимай его, пока тут к нам со всех Ступеней не сбежались».
Осси вздохнула, нехотя поднялась, и направилась к краю.
Тянуть пришлось долго. Корзина была тяжелой и постоянно цеплялась за стену, так и норовя опрокинуться и потерять драгоценный груз, а потому приходилось то и дело останавливаться, стравливать натянутый как струна трос и начинать заново. Так что когда она показалась наконец над краем пропасти, ладони у леди Кай просто горели огнем, а ноги подкашивались от напряжения.
Хилависта сидел в своем гнезде насупленный, надутый, и даже вроде покраснел слегка от распирающего его неудовольствия. Не дожидаясь пока Осси перетащит корзину подальше от края, он вывалился наружу, встряхнулся, как блохастый пес, крутанулся в разные стороны, обозревая окрестности, и, заявив, что «погано тут», рванул вглубь острова.
Вздохнув и наградив стремительно удаляющийся пузырь весьма сочным эпитетом, Осси поплелась следом.
Остров был мал. Не больше ста шагов в поперечнике – то есть в десятки раз меньше, чем казался снизу, а как это получалось, и зачем оно так нужно было, – думать не хотелось.
Поверхность его была гладкой как стол, напрочь лишенной какой бы то ни было растительности и аккуратно засыпанной мельчайшим и белым, как снег, песком, покрывавшем все обозримое пространство от края до края. Лежал он плотно – во всяком случае следов на нем практически не оставалось, так – небольшие вмятинки, и на удивление ровно, будто следили за этим во все тридцать три с половиной глаза. И ветер был тут, что характерно, абсолютно не причем, ибо, во-первых, за столько-то лет он давно бы все что только можно отсюда к темным богам вымел, выставив на обозрение недоступные его зубам голые скалы, а, во-вторых, – его тут просто не было. И это притом, что этажом ниже он бушевал с капризным упрямством мелкого урагана.
Единственным, что нарушало унылое однообразие этой небольшой и занесенной высоко в небеса пустыни, иначе говоря, – единственной вертикалью в этом абсолютно плоском и белом мире была арка.
Или, если вам это угодно, – врата. И выглядели они как маленькая, очень аккуратная и открытая с двух сторон часовенка.
Небольшое – в полтора человеческих роста строение с куполообразной крышей было увенчано длиннющим и неправдоподобно узким шпилем, взметнувшимся в высь огромной острой иглой. Никаких окон, барельефов, рун и прочих украшений у часовни не было и в помине. Ровные гладкие стены, сложенные из ослепительно белых каменных блоков, – вот и вся, понимаете, несложная небесная архитектура.
Изысканная лаконичность постройки с лихвой компенсировалась крайне реалистичной скульптурной композицией, расположенной непосредственно перед входом. По обе стороны от арочного проема застыли изваяния мантихор – диковинных зверей, напоминающих жуткую помесь гигантского льва и полночного афира[6], наводящего ужас на жителей восточных предгорий.
Оскаленные морды каменных тварей во всей красе демонстрировали огромные клыки, свисающие вниз, чуть не до самой земли. Их распахнутые перепончатые крылья, заканчивающиеся нешуточными когтями, казалось, готовы были ударить по воздуху в любой момент, а над туловищами этих красавцев изогнулись в весьма недвусмысленной позе мощные хвосты, с острыми изогнутыми шипами на концах.
Вокруг всего этого хозяйства постоянно ломая траекторию своего движения под самыми немыслимыми углами шнырял хилависта. Шнырять – шнырял, но внутрь, правда, хвала Страннику, пока не лез.
Закончив, наружный осмотр, он замер в нескольких шагах от часовни, оглядел ее еще раз с гордым видом первооткрывателя и еще больше раздувшись от переполнявшей его важности изрек:
– Иди сюда. Я вход нашел.
Осси в сердцах плюнула на белоснежный песок и побрела к нему, бормоча себе под нос:
– Вход он нашел… Ну надо же…
«Ага, – тут же откликнулась Хода. – И ведь сам нашел. Без всякой подсказки…»
Изблизи скульптуры выглядели ну точно как живые, а налитые кровью глаза каменных монстров двигались вслед за девушкой, ни на миг не выпуская ее из поля зрения. Взгляды эти ничего хорошего не сулили, хотя сами крылатые зверюги пока не шевелились.
«Это всего лишь иллюзия, – прокомментировала Хода, заметившая, что пальцы ее хозяйки вцепились в рукоять Гасителя. – Можно сказать, – для красоты и пущей убедительности».
– Меня почти убедили, – ответила Осси. – А вот, насчет красоты… не знаю… не уверена!
«А, по-моему – неплохо, – возразила Хода. – Сейчас так уже не делают, а зря – смотрится-то здорово».
Осси пожала плечами и осторожно двинулась вокруг часовни, постоянно чувствуя на себе давящий взгляд этих иллюзий.
Обходя часовню по кругу, и стараясь не приближаться к ней ближе чем на семь-восемь шагов, – соблюдая, так сказать, дистанцию, – леди Кай ничего нового не обнаружила. Стоит себе на парящем в небе куске земной тверди арка – и стоит. А зачем она тут и чему служит – вопрос, знаете ли…
Правда, по пути удалось рассмотреть, что там у нее внутри. Благо, с другой стороны никакие скульптуры обзор не загораживали, а устроено там все было очень несложно.
Внутри часовня была пустой. Из всей обстановки – ниша в стене с барельефом уходящего Странника, изображенного со спины[7] в лучших традициях Апостольского эмпиризма, да скамеечка перед ней. Чтобы мог усталый паломник преклонить колена и вознести, так сказать, свою мольбу.
И ничего, что паломникам сюда, – как и всем прочим, к слову, – путь был давно заказан, а пропуска сюда отродясь никому не выдавали. Значит на всякий, на непредвиденный случай скамеечка тут стояла…
Ну а раз так, то пускай себе и дальше стоит, и Осси прошла дальше, возвращаясь по кругу обратно к скульптурам. С чего, как говорится, начали…
Похожи они были как близнецы-братья. И даже больше, – как зеркальные отражения. Вплоть до того, что там, где у правой на ухе скол был – так точно такой же, только зеркальный, – был и у другой. Вообще, что-то леди Кай на отражения в последнее время везти стало…
