Дэниел Истерман - Девятый Будда
Цивильный лист, табель о рангах со скучными перечислениями должностей и прав на первоочередность, клубы с их комичными правилами этикета и протоколами, эффективный апартеид, который даже хорошо образованных индусов высокого происхождения делал чужими в их собственной стране, — все это периодически вызывало его гнев. Его любовь к индийцам, их языкам, обычаям, религиям, их глупости и мудрости, сделала его опытным и красноречивым посредником между правительством Индии и различными местными правителями, к чьим дворам направляли его центральные власти. Но его презрение к условностям, которые разъедали общество, как деревянный шкаф, пожираемый жуками-короедами, нажило ему много врагов.
Кристофер оставил пони в конюшне и понес свои сумки в маленькую гостиницу, расположенную около шерстяных складов Макбрайда, которая принадлежала пожилой женщине из Бхутана. Гостиница была наполнена шумом и запахами и кишела крошечными и энергичными калимпонгскими блохами, чьи далекие предки прибыли в город в некачественно выделанных овечьих шкурах из Шигатце. Зато в этом месте никто не задавал чересчур много вопросов по поводу того, что тот или иной постоялец делает в городе и что он собой представляет.
Он мог бы остановиться в правительственной гостинице — небольшом придорожном заведении на окраине города, где были растения в горшках, лед и слуги. Но для этого ему надо было получить соответствующие рекомендации в Калькутте и путешествовать как правительственному чиновнику — а это и Кристоферу, и Уинтерпоулу нужно было меньше всего. Что касалось правительства Индии, то Кристофер Уайлэм приехал в горную местность как частное лицо, чтобы заново пережить приятные воспоминания детства и оправиться после смерти жены. Если бы он оказался вовлеченным в какую-то неприятную историю и последовали бы неизбежные вопросы, то выяснилось бы, что он не имеет никакого отношения к правительству и государственной службе.
Когда Кристофер спустился вниз, в гостинице царила суматоха. После трехнедельного путешествия из Катманду в город приехала группа непальцев. Они приехали в Индию, чтобы найти работу на чайных плантациях, разбросанных вокруг Дарджилинга. Их было человек двенадцать, бедняков в напоминавшей лохмотья одежде, фермеров, у которых не уродился ячмень и которым теперь не хватало запасов продовольствия на зиму. Они пришли в гостиницу по рекомендации непальского торговца, который повстречался им на пути, но теперь низенькая хозяйка громовым голосом сообщала им, что комнат на всех не хватит.
Ситуация вряд ли могла перерасти в серьезный конфликт — обычно все заканчивалось словесной перепалкой, максимум несколькими безобидными толчками и тычками. Но Кристоферу было жаль этих людей. В прошлом ему доводилось жить по соседству с такими же крестьянами, и он понимал, что заставило их в такое время года оставить свои жилища и семьи и отправиться в опасный и трудный путь, неся на спине провизию.
Его путешествие в Индию резко отличалось от того, что проделали они. Уинтерпоул устроил все так, что Кристофер отправился из Англии на биплане «Хэндли-Пейдж» с посадками в Египте, Ираке и Персии. Пока эти люди с трудом прокладывали себе дорогу через снег и лед, борясь с бьющим в лицо высокогорным ветром и подвергаясь множеству опасностей, он летел над землей подобно птице, и самыми крупными неудобствами стали озноб и легкая простуда.
Ему захотелось вмешаться, но как раз в этот момент, когда он собирался сделать шаг вперед, он одернул себя. Инстинкт уступил тренировке: правила его профессии требовали «не привлекать к себе внимания, сливаться с общим фоном и оставаться в нем, не делать ничего необычного или из ряда вон выходящего». Он приехал в Калимпонг под видом бедного английского торговца из Калькутты — торговца, потерпевшего крах и теперь отчаянно стремящегося начать новое предприятие вдали от мест, где его преследовала неудача. На такого человека никто не обращал внимания, такой тип людей весьма часто встречается в ночлежках больших городов и среди невезучих торговцев на окраинных базарах.
Кристофер отвернулся от кричавших крестьян и проследовал в общую комнату. Она была центром жизнедеятельности гостиницы, здесь постояльцы готовили себе еду в течение дня, а ночью здесь спали те, кому не досталось комнат.
Комната была темной и закопченной и пропахла потом и кухней. В углах были навалены тюки с шерстью и мешки с рисом и ячменем, поднимавшиеся чуть ли не до потолка. У одной стены старик и женщина готовили что-то на маленькой металлической треноге. Около них кто-то пытался уснуть, укрывшись грязным одеялом. Монотонно жужжала облетавшая комнату муха, неуместная зимой, умирающая, скучная. Сквозь полуоткрытое окно доносился голос девушки. Голос ее, мечтательный и далекий, пел бенгальскую песню о боге Кришне, простую по содержанию, но наполненную страстью:
Я слышу, как флейта моего возлюбленного поет в лесу,
Я слышу, как флейта повелителя тьмы поет в лесу.
Кристофер представил себе девушку: красивую, черноглазую, с маленькой грудью и волосами, туго заплетенными в длинные косы, как у богини Радхи, чьи изображения украшали стены большинства домов. На мгновение он заинтересовался, какова она на самом деле, она, поющая где-то на улице так, словно сердце ее вот-вот разорвется на части. Затем, разгоняя чары ее голоса, он позвал слугу.
— Да, сахиб. Что вам угодно?
— Чай. Я хочу чаю.
— Устранг?
— Нет, мне не нужен чертов устранг! Слабый чай, как пьют индийцы. И принеси мне стакан виски.
— Извините, сахиб, здесь нет виски.
— Тогда найди его где-нибудь, Абдул. На, возьми. — Он протянул мальчику замусоленную рупию. — Шевелись поживее. Быстро, быстро!
Мальчик опрометью вылетел из комнаты, и Кристофер прислонился к стене. Он ненавидел роль, которую ему приходилось играть, но играл он ее потому, что она делала его незаметным. Это буквально убивало его — то, что грубость помогает быть незаметным... и что вежливость по отношению к местному жителю сразу привлечет к нему всеобщее внимание.
Муха по-прежнему жужжала, за окном голос девушки продолжил песню, поднимаясь и падая по мере того, как она выполняла какую-то работу по дому. Со времени прибытия в Калькутту у Кристофера не было времени сесть и задуматься. Путешествие прошло в суете и суматохе: поспешные сборы перед отъездом, неловкие быстрые прощания, утомительная качка, жаркая, бессонная ночь в поезде от Калькутты до Силигури, поездка на пони в Калимпонг. Не было времени даже подумать о том, что он делает. Не было времени все обдумать. Просто мир проносился мимо, вода и песок и молчаливые зеленые аллеи, в которых остановилось время. Но все это время он все острее осознавал, во что ввязался, и тугой узел страха в груди становился все крепче и больше по мере приближения к цели.
