Андрей Лысиков - Инфекция
— Егор? — парню показалось, что с их последней встречи с завхозом (а произошло это не далее как вчера) он сильно состарился. Буквально за одну ночь его глаза сильно запали в глазницах, а под глазами залегли глубокие тени. Такое ощущение, что человек провел бессонную ночь. А может, так оно и было на самом деле.
— Здравствуйте, Дмитрий Пантелеевич. Извините меня за ранний визит… А у вас все в порядке? — вопрос сорвался с его языка, хотя он явно собирался спросить совсем о другом. — Что с Анной?
— Не знаю, — Крылов на глазах помрачнел еще больше и махнул отъезжающему участковому. — Всю ночь была высокая температура, жуткий кашель, под утро она вообще стала бредить. Ее Ромка отвезет в райцентр, в больницу. Может там определят, что это за чертовщина такая… — и он закашлялся. Это было настолько неожиданно, что Егор отступил на шаг. — Так ты зачем пожаловал?
— Дмитрий Пантелеевич, можно мне от вас позвонить? У меня с бабушкой беда…
— С Лидией Афанасьевной? — завхоз изумленно взглянул на парня. — С ней-то что? Она ж крепкая женщина. Я всегда искренне полагал, что она еще всех нас переживет…
— Не знаю. Нашел ее в коровнике. Она лежала без сознания. Мы ее с дядей Пашей, с Павлом Степановичем, в дом занесли. Она дышит, но у нее такие хрипы… — он замолчал и посмотрел вслед уехавшей милицейской машине.
— Ясно, — и Крылов снова закашлял, при этом показывая Егору, чтобы он заходил в дом. — Ты звони, конечно. Пусть врача пришлют.
Завхоз удалился, продолжая кашлять. Этот звук уже безумно раздражал Егора. Но гораздо больше он его пугал. Так же как хрипы в дыхательных путях тех, с кем рядом он сегодня находился. Крылов кашлял, откуда-то из дома доносились похожие звуки, издаваемые, видимо, его супругой, их двадцатилетняя дочь, когда ее увозил Роман, была в плачевном состоянии и даже не приходила в себя, его бабка потеряла сознание в коровнике, и у нее он слышал те же хрипы, Степаныч кашлял… Впрочем, он мог кашлять по совершенно прозаической причине — уж слишком активно он курил, пачка «Примы» уходила в течение дня только так. И хорошо еще, если это была «Прима», а не какие-нибудь жутко вонявшие самокрутки, с которыми он по вечерам прогуливался по деревне, и аромат которых разносился далеко окрест. Однако чем-то Егора звуки кашля пугали все больше и больше.
Он не сразу дозвонился до районной больницы. Номер постоянно был занят. Но, наконец, услышал долгожданное «алло» в трубке.
— Доброе утро. Скажите, я могу вызвать врача? — он продиктовал адрес и объяснил, что случилось.
Его напугала необъяснимая напряженность в голосе диспетчера. Как будто это был далеко не первый звонок за это утро… Как будто похожие звонки и вызовы поступали ежеминутно.
— Первым делом успокойтесь, молодой человек…
— Скорее, пожалуйста.
— Как только доктор освободится. У нас тут подобных вызовов…
Дальше Егор слушать не стал, повесив трубку. Диспетчер пообещала, что врач приедет в течение дня. А еще сказала, что у них в райцентре тоже очень много вызовов. Что это все значило, представить было трудно. Он поблагодарил завхоза за телефон, на что тот ответил лишь усталым взмахом руки, и поехал обратно домой. Обернувшись на пороге дома Крылова, чтобы попрощаться с хозяином, он увидел странную картину, надолго запавшую ему в душу. Входная дверь дома завхоза оставалась открытой, но никто не выходил, чтобы ее закрыть. Прихожая дома тонула в сумраке. Неизвестно почему, на парня вдруг накатило ощущение непонятной, необъяснимой жути. Ему на секунду показалось, что в доме на самом деле уже нет никого живого, только призраки из прошлого. Он даже успел себе представить, как призрачная рука высовывается наружу, чтобы закрыть дверь и отгородиться от реальности, от мира живых. Егор отвернулся, чуть ли не припустив бегом по участку к своему велосипеду. Картинка намертво врезалась в его память, хотя он никогда больше не видел Крылова Дмитрия Пантелеевича или кого-либо еще из его семьи живым. А может именно поэтому.
Он вернулся домой и сразу отправился проверить, как там бабушка. Она лежала на своей кровати и уже пришла в себя. Степаныч сидел рядом с ней и молчал, уставившись в одну точку, задумавшись о чем-то своем. Лидия Афанасьевна сразу увидела Егора и сделала попытку приподняться с кровати ему навстречу.
— Нет, баба Лида, оставайся лежать. Врача я вызвал, сказали, что в течение дня приедет.
— Спасибо тебе, Егорка, — жутко осипший голос напоминал бабушкин лишь своей ласковой интонацией. К своему любимому внуку она всегда только так и обращалась.
Степаныч встал со стула, поставленного им рядом с кроватью, и посмотрел на парня:
— Ну, я пойду, Егор?
— Да, конечно, — Павел Степанович. — Спасибо вам огромное, что посидели с моей бабушкой.
— Да ладно, не стоит, — он снова закашлялся, и у Егора мелькнула мысль, что табакокурение сведет старика в могилу. — Нам, старикам, всегда есть, о чем поболтать. Вспомнить молодость. Он, не оглядываясь, вышел во двор, и тут его настиг следующий приступ кашля, который заставил его согнуться пополам. Егор обратил внимание, что теперь даже кашель у старика изменился, перестал быть сухим как у любого заядлого курильщика. Это подтвердил и сам Степаныч, мрачно сплюнув комочком мокроты и втоптав его в землю.
— Пойду я, наверное, прилягу, — даже голос старика странным образом изменился, став чуть более сиплым. — Эти летние простуды меня когда-нибудь доконают.
Егор долго смотрел ему вслед, даже когда его сгорбленная с годами спина исчезла за поворотом. В голове пульсировала одна мысль — «летняя простуда», выражаясь словами Степаныча, у него была, или нечто другое… Интересно, а могли ли сразу несколько человек подцепить простуду одновременно? Теоретически, конечно, возможно, но практически… У него были на этот счет большие сомнения. Но что-то явно происходило. И это было что-то неприятное. Червячок страха поселился у Егора в сознании и ждал подходящего момента, чтобы вылезти оттуда на солнечный свет. Он присел на краешек кровати и вгляделся в лицо своей бабушки. Она лежала с закрытыми глазами и вроде бы дышала относительно ровно. Однако теперь к хрипам в легких прибавился слабый кашель. Она открыла глаза и с ласковой улыбкой посмотрела на внука.
— Бабушка, как же тебя угораздило летом простудиться?
— Не знаю, Егорка. Я и простужалась-то в последний раз лет пятнадцать назад, когда мы с подружками весь день на масленицу гуляли, — она сделала попытку засмеяться, но смех сразу перерос в кашель, и она отвернула лицо к стенке. — А сегодня прямо с утра почувствовала странную слабость. Необъяснимо это все. Чтоб летом, в такую жару и простудиться…
