Нил Гейман - Все новые сказки
— О нет! — Он закрыл лицо руками. — О нет…
— Мы засняли! — закричал Зак, протискиваясь между взрослыми. — Засняли, засняли!
За ним бежал Тайлер, размахивая своим мобильником.
— Смотрите!
Мужчины столпились вокруг них. А они наклоняли телефоны так и сяк, пока экраны не стали абсолютно черными.
— Готово, — сказал Тайлер. — Смотрите.
Робби прищурился, приложил ладонь козырьком ко лбу.
Вот оно — яркая точка пересекает вскачь аморфное серое поле, разрастается, становится четко видна: трепет крыльев, вращение шестеренок, раздутый ветром зонтик, пестрый, как сто павлинов, и сосредоточенный пилот в велосипедном седле; стремительная беззвучная вспышка извергается из воды и в следующий миг исчезает.
— А теперь смотрите мой, — сказал Зак, и повторилась та же сцена в другом ракурсе. — Восемнадцать секунд.
— У меня двадцать, — сказал Тайлер.
Робби опасливо покосился на море.
— Может, вернемся в дом?
Леонард взял Зака за плечо:
— Вы можете мне это скопировать? Вы оба! По электронной почте пришлете?
— Конечно. Только надо отъехать немножко, тут сеть не ловится.
— Я вас отвезу, — сказал Эмери. — Дайте только переодеться в сухое.
Понуро ступая, он пошел к дому. Мальчишки, хохоча, побежали вслед.
Леонард сделал несколько шагов вперед, к воде. Пена забрызгала носок его ковбойского сапога — только одного, того, что ближе к волнам. Дальше Леонард не пошел. Смотрел на горизонт озадаченно, но почему-то с надеждой. Робби, нерешительно помявшись, тоже подошел к воде. Море казалось спокойным, волны цвета бутылочного стекла катились широким валом под небом цвета старинного пергамента. Сквозь прореху в облаках посверкивал голубой луч — точно полуденная звезда. Робби молча уставился на луч. Выждав минутку, спросил:
— Ты знал, что так случится?
Леонард покачал головой:
— Нет. Откуда?
— Тогда… что же это было? — Робби уставился на Леонарда, чувствуя себя абсолютно беспомощным. — Есть гипотезы?
Леонард молчал. Потом обернулся к Робби всем корпусом. И неожиданно улыбнулся:
— Без понятия. Но ты же все видел, правда? — Робби кивнул. — И видел полет. «Беллерофонт» полетел!
Леонард сделал шаг вперед, не обращая внимания на волны у своих ног.
— Она полетела, — проговорил он еле слышно. — По-настоящему!
В ту ночь никто не спал. Эмери отвез Зака, Тайлера и Леонарда в какую-то пончиковую, туда, где сотовая сеть работала. Ребята переслали свои ролики Леонарду, и тот скачал их на лэптоп. Вернувшись в дом, он закрылся в своей комнате. Остальные сидели на террасе и обсуждали, вновь и вновь, то, что увидели. Зак и Тайлер рвались сбегать на берег еще раз, но Робби их не пустил. Чтобы задобрить, выдал по бутылке пива. Когда Леонард появился с лэптопом в руках, было практически утро: шел четвертый час.
Леонард поставил компьютер на стол в гостиной.
— Посмотрите и скажите свое мнение.
Он нажал на «пуск». На весь экран растянулись буквы: «ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ «БЕЛЛЕРОФОНТА» МАККОЛИ». Возник знакомый горизонт, кренящийся, как хмельной. Коричнево-янтарные тона, серебристые блики моря в нижней части экрана. Робби затаил дыхание.
Вот он, «Беллерофонт»: винты и крылья крутятся, пилот, который приводит их в движение, твердо держит курс, а потом снизу бьет ослепительная вспышка, и фильм резко обрывается. Ровно семнадцать секунд. Ничто не изобличало, что фигурка в седле — это Мэгги, а не Макколи; никакой заметной глазом разницы между этим и прежним фильмом не было, сколько бы Леонард его ни повторял.
— Вот так, — произнес наконец Леонард и закрыл крышку лэптопа.
— А на ютьюбе ты его выложишь? — спросил Зак.
— Нет, — устало вымолвил он. Ребята переглянулись, но, против обыкновения, смолчали.
— Ну ладно, — Эмери встал, потянулся, позевывая. — Пора собирать вещи.
Через два часа они выехали.
Хоспис находился за городом, в нескольких милях от окраины. Дом был обветшалый, старый, вокруг — ухоженные клумбы с азалиями и рододендронами. Мальчиков отпустили погулять по окрестностям. Остальные зашагали к веранде. Леонард нес свой лэптоп. Выглядел он ужасно: небритый, серые глаза налиты кровью. Эмери положил руку ему на плечо, Леонард кивнул, точно робот.
В дверях их встретила медсестра — аккуратная блондинка в желтой блузке и парусиновых брюках.
— Я ей сказала, что вы приедете, — медсестра провела их в озаренную солнцем комнату с плетеной мебелью. Низкий столик был завален книгами и журналами. — Сейчас у нас никого, кроме нее, нет, но завтра ждем нового пациента.
— Как ее самочувствие? — спросил Леонард.
— Почти все время спит. Обезболивают морфием, она как в тумане. Ресурсы организма на исходе. Но она в сознании.
— Ее много народу навещает? — спросил Эмери.
— Сюда никто не приходил. В больнице иногда навещали соседи. Насколько я поняла, семьи у нее нет. Очень жаль, — медсестра печально покачала головой. — Такая милая женщина.
— Мне можно с ней увидеться? — Леонард покосился на закрытую дверь в дальней стене солнечной комнаты.
— Естественно.
Робби и Эмери проводили их взглядом, уселись в плетеные кресла.
— Господи, как тут уныло, — заметил Эмери.
— Получше, чем в больнице, — возразил Робби. — Анну должны были поместить в хоспис, но не успели. Умерла.
Эмери нахмурился:
— Извини. Ляпнул, не подумав…
— Ничего.
Робби откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Увидел Анну: она сидела на траве, окруженная со всех сторон азалиями. Пчелы забирались в бутоны. Зак с хохотом разжал руки — выпустил зеленую бабочку, которая на миг сверкнула над макушкой Анны и исчезла в небе.
«Робби!» Он ошалело вскинулся. Проснулся. Рядом сидел Эмери и деликатно пытался его расшевелить.
— Послушай, сейчас пойду я. Если хочешь, поспи еще немного, я тебя разбужу, когда выйду.
Робби непонимающе огляделся.
— А Леонард где?
— Пошел прогуляться. На нем лица нет. Хочет побыть один.
— Конечно, — Робби потер глаза, — я подожду.
Когда Эмери ушел, Робби встал, прошелся по комнате. Через несколько минут со вздохом снова опустился в кресло. Отрешенно перелистал журналы и книги на столе. «Трайсикл», «Ньюсуик», «Утне ридер», какие-то брошюры о финальном этапе жизни, работы Виктора Франкла и Элизабет Кюблер-Росс[139].
А под вчерашней газетой — знакомая суперобложка небесной голубизны, украшенная почти карикатурным изображением голых мужчины и женщины, которые под ручку парят над бездной, окруженные сияющей пурпурной сферой. Внизу — тисненые зеленые буквы:
Крылья — человечеству! Следующий ход — НАШ! Маргарет С. Бливин доктор исторических наукРобби взял книгу. На задней стороне обложки было фото молодой Мэгги в белой вышитой тунике: пикантное личико, яркий нимб волос. Она стояла в «Зале полетов» у макета посадочного модуля «Аполлона»[140], а высоко над ее головой парил «Флайер» братьев Райт. На снимке Мэгги улыбалась, приветственно подняв руки. Робби раскрыл наугад:
«…час пробил: на заре Золотого Тысячелетия они вернутся, и мы радушно их примем, наконец-то встретимся как равные, приобщимся к чудесам, которые даны роду человеческому по праву рождения».
Робби взглянул на фронтиспис, на титульный лист, на страницу с посвящением: «Леонарду: он никогда не сомневался».
— Правда, потрясающая книга?
Робби поднял глаза. Ему улыбалась медсестра.
— Ммм… да, — Робби положил книгу на стол.
— Просто невероятно, чего она только не предсказала! — Медсестра покачала головой. — И телескоп Хаббла[141], и пещерного человека, которого нашли в леднике? И турбины, которые могут производить энергию из струи реактивного самолета. О турбинах я даже не слышала, но муж говорит, они существуют на самом деле. Все, что она пишет, вселяет большие надежды на будущее. Правда?
Робби вытаращил глаза, но поспешил кивнуть. Скрипнула дверь. Это вышел Эмери.
— Она немножко заговаривается, — сказал он.
— Лучше всего она себя чувствует по утрам. А в этот час обычно силы ее оставляют. — Медсестра глянула на часы, кивнула Робби. — Заходите. Не удивляйтесь, если она задремлет.
— Ничего. Спасибо вам.
Комната была маленькая, стены окрашены в спокойные тона: серый с оттенком лавандового. Кровать стояла у большого окна, выходившего в сад. Между кормушкой и маленьким прудом, выложенным белой галькой, сновали птицы — щеглы и крохотные зеленые крапивники. В первый момент Робби показалось, что кровать пуста. Затем он увидел, что в нагромождении белых простыней прячется изможденная фигурка. На фоне подушек и валиков она казалась просто карликовой.
