Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам
– Господин Палек, – деловито сказала она, – а не проще ли проехать к нам домой? Отсюда на машине не более четверти часа. И мне к подруге быстрее добираться. Домой тебя отвезут.
– К тебе домой… – пробормотал парень, потирая подбородок. – Можно и так. В таком случае, госпожа Кацамма, я крайне признателен за помощь и еще раз извиняюсь за свою невежливость. Надеюсь, мой подарок компенсирует тебе причиненные неудобства.
– Твой подарок слишком щедр… – орка заколебалась. – Господин Палек, мне неловко спрашивать… так нескромно… но…
Она глубоко вздохнула. Кисточки ее ушей затрепетали от противоречивых чувств.
– Мне стыдно признаться, но у нас в галерее только одна твоя работа. Раз уж ты живешь в нашем городе… могу ли я присоединить к ней и мой портрет?
– Можешь ли ты? – изумился Палек. Он прижмурил один глаз, а вторым глубокомысленно посмотрел в потолок. – Госпожа Кацамма, я невеликий юрист, но не помню, чтобы следовало просить чужого разрешения для распоряжения своей собственностью. Рисунок – твой, пусть даже подпись на нем моя. Разумеется, ты можешь сделать с ним все, что захочешь.
Он прощально кивнул и вопросительно взглянул на Мэдэру.
– Едем, – решительно сказала та. – Прошу, господин Палек, следуй за мной.
Тот же день. Отель "Мароновая роща"
"Ну почему он не отвечает на вызов?" – Канса едва не произнесла эти слова вслух, но вовремя сдержалась. Невежливо так доставать госпожу Яну – нет, просто Яну! – которая из солидарности с ней уже третий час сидит в столовой. Стрелки часов на стене – Яна переключила их циферблат на классический вид – подбирались к десяти, и Канса подавила внезапный порыв вскочить и броситься к дверям, чтобы немедленно ехать в картинную галерею и выяснять, куда дели ее мужа. Она заставила себя тупо уставиться в экран тихо бормочущего телевизора. Кажется, передавали какие-то новости, но смысла передачи она не понимала.
Яна, однако, почувствовала ее порыв – наверняка с помощью своих способностей – и, оторвавшись от пелефона, на котором читала какую-то книжку, успокаивающе улыбнулась Кансе.
– Не волнуйся ты так, – сказала она. – Я же говорю – шалопай он безответственный. С него станется до утра не появиться. Цу много лет едва ли не каждую неделю из-за него изводилась. То на работе зависнет на всю ночь, то с друзьями о политике диспут устроит в ресторане – и, конечно, не предупредит. Потом привыкла и сейчас уже внимания не обращает.
– Но пелефон…
– Пелефон можно отключить. Если он начал работать, то наверняка так и поступил. Я его знаю, уж если он в работу ушел, то с головой, бульдозером не оторвешь. Про все забывает, даже на дальнюю связь не откликается. Я час назад пробовала звать, не слышит. Давай так – если в полночь не сумеем прозвониться, достану его форсированным вызовом, пусть попрыгает. О… – Она прислушалась. – Легок на помине, сам вызвал. Едет. Пересек границу контролируемой территории.
Взметнулся радужный вихрь – и фея Фи зависла перед Кансой, трепеща стрекозиными крыльями.
– Палек едет, – пропищала она звенящим хрустальным голоском. – Палек едет.
И тут же исчезла, взметнувшись радужной пылью.
– Ну нифига себе! – ошарашенно проговорила Яна, растерянно хлопая глазами. – Он что, докопался, как Фи говорить заставить? И мне не рассказал? Ну, я ему устрою…
Она покачала головой и вернулась к книжке.
Полминуты спустя за окном тихо заурчал мотор автомобиля, и Канса, вскочив на ноги, стремительно выскочила из кухни и бросилась к крыльцу. Студеный ночной воздух заставил ее вздрогнуть и поежиться в своем тонком коротком платье, но она заставила себя успокоиться и выпрямилась под неярко горящим фонарем. Только не ругаться, напомнила она себе. Мама говорила, что жена ни за что не должна ругать мужа с порога, пусть даже он страшно разозлил ее. Дом для него должен оставаться местом, где не ругают, а ждут, куда хочется вернуться.
Скрипнула калитка, и Палек нетвердой походкой вошел во двор, потирая глаза кулаками. Подойдя к крыльцу, он вздрогнул и удивленно уставился на Кансу и вышедшую за ней Яну.
– Вы еще не спите? – удивленно спросил он. – Я-то думал, вы уже завалились.
– С возвращением домой, Лика, – тихо сказала Канса. – Я тебя ждала.
– И вся извелась при том! – язвительно добавила Яна. – Лика, ты бестолочь! Вы с Каси еще даже контракт не зарегистрировали, а ты ее уже изводишь по пустякам! В следующий раз с самого начала шарахну тебя форсированным вызовом, чтобы знал! Ты что, позвонить не мог? Или меня позвать? Почему пелефон выключил?
– Выключил? – еще сильнее изумился Палек. Он выхватил из кобуры на поясе пелефон и уставился на его экран. – Действительно, выключил. А я еще радовался, что никто не вызывает и не отвлекает. Каси, ты действительно волновалась?
– Ну… – девушка смутилась. – Да. Немножко.
– Так немножко, что чуть инфаркт не схлопотала! – фыркнула Яна. – Слушайте, вы так и намерены на крыльце ночевать? Холодно, между прочим. Вы как хотите, а я в дом пошла.
Она развернулась и, вздернув нос, пошла в дом. Палек поднялся на крыльцо и увлек Кансу в дом. Закрыв за собой дверь, он сбросил сандалии, поднялся на высокий пол и обнял девушку. Та со вздохом облегчения приникла к нему, наслаждаясь теплом тела, пробивавшегося по не по сезону легкую рубашку.
– Прости, Каси, – глухо сказал он. – Не подумал. Ну, зато одну проблему мы решили.
– Правда? – спросила Канса, отстраняясь. – Тебе заплатили деньги?
– Пошли в столовую, расскажу тебе и Яни сразу. А то она все равно заставит повторять.
В столовой он тяжело плюхнулся на стул и сладко потянулся. В свете люстры Канса с тревогой заметила, что под его глазами залегли тени, а лицо, кажется, даже слегка осунулось. Впрочем, на его лице заиграла обычная озорная полуулыбка, и она расслабилась. Кажется, все на самом деле хорошо.
– Ну и как? – Яна, подперев локтем голову, взглянула на него. – У тебя выражение физиономии, словно ты все-таки банк ограбил. И внутри все соответствует. Ну, братик, сколько заплатили?
– Двести, – торжественно заявил Палек, в качестве доказательства поднимая пелефон. – Все тут, взял электронной наличкой. Надо завтра в банк забежать, в бумагу перевести – мало ли какие в Граше с обменом электроники проблемы нарисуются.
– Двести?! – охнула Канса. – За один рисунок? Лика, покажи!
– За один, – кивнул тот. – Правда, сил я на него потратил, как на десяток обычных. Прямо какой-то запой: начал работать – и оторваться не смог. Госпожа Мэдэра сначала позировала, потом к подруге уехала, потом вернулась и грязно приставать начала – покажи да покажи, что выходит, еле отбился. В общем, закончил все за один присест. Вот…
Он вытащил из поясной сумки мольберт, поставил на стол и поманипулировал стилом. В воздухе вспыхнули линии, очерчивающие овальную раму холста. А между ними…
Канса еще ни разу не видела, чтобы Палек работал в цвете. Обычно он рисовал карандашом на бумаге или карандашной кистью на мольберте, создавая быстрые черно-белые наброски в своей любимой воздушно-летящей манере. Но на этой картине светились пастельные краски – синие, зеленые, золотые, бирюзовые… Фигурка молодой женщины, в лице которой без труда угадывались черты госпожи Мэдэры, стояла на краю высокого обрыва, далеко внизу под которым волновался пронизанный солнцем океан. Стан женщины туго облегало тонкое платье до пят в древнем придворном стиле, с буфами и фалбалой, ветер развевал подол, рвал из рук кружевной зонтик от солнца, трепетал в побегах молодого тикурина. Солнца на картине видно не было – оно оставалось где-то за границей холста, бросая блики на ковер весенней травы, усеянной белыми бусинами судзурана, на далекую морскую поверхность, на плечи и грудь женщины. Картина казалась безмятежной и спокойной, но чувствовалось в ней какое-то странное напряжение, ожидание грядущей бури, а на морской поверхности в углу холста виднелся край чего-то, что вполне могло оказаться гребнем растущей на мелководье волны цунами.
– Ох, Лика… – прошептала Канса. – Как красиво!
– Тебе в самом деле нравится? – искоса, со странной неуверенностью глянул на нее Палек. – Серьезно?
– Конечно! – искренне ответила та. – Это… это просто замечательно!
– Не так уж и замечательно на самом-то деле, – вздохнул Палек. – Сейчас, когда отдохнувшим взглядом смотрю, вижу кучу огрехов. В море с цветом напортачил, ветер в разных частях холста, получается, по разным векторам дует, и солнце, похоже, на небе сразу в трех точках расположено… В общем, недаром я госпоже Мэдэре сказал, что еще дорабатывать придется. Пожрать есть чего? Я бы перекусил и еще пару часиков поработал.
– Ну еще чего! – возмутилась Яна. – Его жена заждалась, а он – поработал бы! Завтра с утра закончишь.
Она обошла стол и еще раз внимательно осмотрела картину.
– Да… – наконец сказала она. – Лика, поздравляю – наконец-то ты сделал что-то стоящее.
