Дэвид Митчелл - Литературный призрак
Со сколькими женщинами я переспал за свою жизнь? Да что ты, времени нет считать.
Выбираю нечет.
Шарик выбирает четыре. Пошла к черту, судьба. Случай, один слепой случай. У меня сто пятьдесят фунтов. Без десяти двенадцать.
— На вашем месте я бы придумал что-то радикальное, — раздается за спиной голос Сэмюела Бекетта.
Сколько букв в моем имени? Марко. Пять. Нечетное.
Выпадает двадцать четыре. Четное. У меня сто фунтов.
Платить за квартиру завтра нечем. Нужно срочно устроиться в «Бургер-кинг», это у вокзала «Виктория».
— А вы знаете, что можно ставить сразу на четыре числа? Это называется каре. Положите фишку на пересечение четырех квадратов. Выигрыш восемь к одному.
Куда положить?
— Выберите за меня!
— Нет.
Кладу предпоследнюю фишку на пересечение 23/24/26/27.
Выпадает двадцать восемь.
— Уже близко, — говорит Беккет.
— Пожалуйста, — умоляю я, — Скажите, куда поставить.
— Хорошо, если вы настаиваете. Вот сюда: тридцать два/тридцать три/тридцать пять/тридцать шесть.
Кладу фишку. Последний шанс. На колесо смотреть не могу. Закрываю глаза.
В темноте время летит со скоростью света. Звуки смешались в густую вязкую массу, как гель для волос. Нищета протягивает ко мне костлявые руки. Койка в саммерфордской ночлежке обойдется аж в двенадцать фунтов с половиной. Лопаточка с горой фишек движется в моем направлении. И оставляет их около меня. Поднимаю взгляд на крупье. Он уже смотрит в сторону. Пожилой негр, у которого из ушей торчат волосы, с жадностью смотрит в мою сторону. Две девушки в похожих блестящих платьях смотрят на меня и смеются.
Сэмюел Бекетт исчез.
Передо мной лежит целая гора фишек. Четыреста фунтов. Моя кредитная карта спасена.
— Друг мой!
Ко мне подходит Кемаль.
— Друг мой, нам пора! Я очень рад, что вы не сбежали. Пойдемте на второй этаж. Вы хорошо провели время?
Я сглатываю слюну и говорю:
— Самое главное — играть только ради удовольствия.
Ну и что, даже если я выиграл не больше Джибриэля, четыреста фунтов у меня в любом случае есть! На сотню больше, чем нужно вернуть на кредитную карту. Те сто пятьдесят фунтов, что я проиграл в первый раз, не в счет — они не мои. Прибыль невелика, но это прибыль. Плюс тридцать фунтов за кожаный пиджак. Может, этого хватит, чтобы умилостивить Диггера, а вместо недостающих двадцати фунтов буду делать маникюр его мастиффу всю неделю. Можно считать, что барабаны вернул. А на следующей неделе «Музыка случая» выступает в Брикстонской академии. Там всегда рассчитываются сразу, потому что в прошлом году я несколько раз трахнул активистку из их студенческого совета. Так что до конца месяца как-нибудь дотяну.
Джибриэль, тише воды ниже травы, что-то объясняет Богатенькому Кузену.
— Такая досада. Похоже, менеджер раскусил мою систему.
— Дорогой друг!
Кемаль от радости прижимает меня к груди. Я сохраняю невозмутимость, но внутри у меня все дрожит и ликует. Значит, моя прибыль увеличится еще на триста фунтов! Итого четыреста! А вы говорите!
Богатенький Кузен нехотя протягивает бежевый конверт, который Кемаль выхватывает у него.
— Ты молодчина, дорогой друг!
Джибриэль, набычившись, тычет в меня пальцем:
— Не все так просто, ребята! Марко сжульничал. Сначала он все проиграл, а потом играл на свои. Скажешь, нет?
И мой друг, теперь уже бывший, смотрит на меня.
Сволочная все же штука деньги.
— А кто сказал, что это запрещено?
Кузен с Джибриэлем надвигаются на Кемаля и пытаются вырвать конверт у него из рук. Кемаль делает шаг назад, Кузен вцепляется в конверт, Кемаль вцепляется в Кузена, и они падают на стойку с цветами. Горшки с раскидистыми, как зонтик, растениями летят на пол, гонг катится по лестнице вниз, на каждой ступени издавая «Бом! Бом!». Джибриэль подбирает с пола конверт, Кемаль с удивительным проворством выскакивает из раскидистых зарослей и наносит Джибриэлю удар головой в подбородок. Тот, шатаясь из стороны в сторону, выплевывает выбитый зуб. Тем временем Кузен набрасывается на Кемаля сзади. Я слышу треск разрываемой ткани. Кемаль, покачнувшись, засунул руку в карман, и в воздухе сверкнуло, как хищный оскал, лезвие ножа. Похоже, они не такие уж закадычные друзья.
Загудела сирена сигнализации. Единственный путь отступления для меня — странная треугольная дверца в углу. Нужно ее открыть и залезть туда, пока не прибежали громилы-охранники. И чтобы эти трое не заметили. Никому и в голову не придет искать меня там. План, конечно, страусиный, но бывают ситуации, когда страусиная стратегия — самая верная. Я тяну дверную ручку на себя.
И, три тысячи чертей, дверь оказывается не заперта! Протискиваюсь внутрь и захлопываю дверь. Ударяюсь головой о потолок, а ногой попадаю в ведро. В нос шибает запах моющих средств. Мое убежище — шкаф для хозяйственных принадлежностей.
Слышу топот охраны, крики, возмущенные протесты. Меня охватывает странное спокойствие. Как всегда, моя судьба — в руках случая. Схватят так схватят. Я замер, ожидая, что дверь вот-вот распахнется.
Топот и крики удаляются вниз по лестнице.
Ну и денек! Неужели это я оказался в казино, да еще и в хозяйственном шкафу? Да, это я. Как же меня, три тысячи чертей, угораздило? Шум затихает, и я остаюсь один в абсолютной тишине, которой не услышал бы, не окажись тут.
Правда — это одно, а правдивость — другое.
Быть правдивым — всего лишь один из видов человеческой деятельности, которым нет числа: болтать по телефону, писать книги за других, торговать наркотиками, управлять страной, проектировать радиотелескопы, воспитывать детей, играть на барабанах, воровать в магазине. Любой вид человеческой деятельности очень чувствителен к прилагаемым наречиям. Быть правдивым может быть хорошо, а может быть дурно, может быть искренне, а может лукаво. А можно вовсе отказаться от данного вида деятельности.
Правда — совсем другое. Комете безразлично, что люди думают о ней на протяжении веков. Так и Правду не волнует, что пишут о ней в газетах. Безраличие Правды неизменно. Правда подобна Меркурию, а не Юпитеру. Иногда поворачиваешь голову и видишь ее: в глубине фонтана, в полете метательного диска или в темноте хозяйственного шкафа. Причины и следствия предупредительно приподнимают шляпы и представляются. В такие минуты я понимаю всю бессмысленность суеты. Я замолкаю и наблюдаю, как пробивается добро сквозь нагромождения трудностей и опасностей. Связать свое будущее с жизнью Поппи и Индии, если они захотят, — вот самый главный, бесконечный, зашкаливающий решительный поступок, который я могу совершить.
А потом Правда внезапно, как появилась, исчезает с горизонта. Возвращается суета, и ты опять беспокоишься о банковских счетах и неоплаченных квитанциях.
Я зевнул так широко, что чуть не вывихнул челюсть. Адреналин от выпитого кофе и пережитого азарта улетучился. Правда наводит тоску. Пора выбираться из хозяйственного шкафа.
Меняю фишки на деньги, и у меня только одно желание — поскорее зажать купюры в потной ладони, пока меня не застукали. Почему кассиры всегда еле-еле шевелятся?
Наконец-то я свободен. Беру в гардеробе куртку. Меня так никто и не узнал.
В вестибюле у выхода висит телефон-автомат. Ищу мелочь в кармане, и тут ко мне подходит Сэмюел Бекетт:
— Вашим друзьям настоятельно рекомендовали продолжить оживленный обмен мнениями в другом месте. Только уже без ножей.
— Каким-каким друзьям?
Телефон старой модели, с диском. Повсюду у них эти кружочки и цифры, цифры и кружочки, крутятся, вертятся. Бросаю монету в прорезь.
— Поппи! Это я.
— Это ж надо, кого я слышу, не прошло и…
Ехидничает. Устала?
— Я же тебе говорил — был на закрытом просмотре. Глазел, как малыш в кондитерской. А как поживает динозаврик?
— Заснула очень грустная. Хотела, чтоб ты рассказал ей перед сном сказку.
— Я задержался — день был ужасно трудный.
— Бедный Марко!
— Понимаешь, я полностью поменял свои взгляды на жизнь. Послушай, Поппи…
— А взгляды на жизнь обязательно менять ночью?
— Поппи! Это не терпит отлагательства. Послушай… Конечно, я не магнат, ты знаешь… Не Джон Пол Гетти [71] какой-нибудь… Но послушай, я говорю серьезно… может, нам объединиться, а? В финансовом смысле, да и во всяком другом тоже. Конечно, это только верхушка, тут целый айсберг обязательств… Если ты не возражаешь, то, может, имеет смысл…
— Марко! Что ты плетешь?
Ну скажи наконец.
— Поппи! Ты хочешь замуж?
Боже, я это сказал.
— За кого?
Она не собирается облегчить мне задачу.
— За меня.
— Гром среди ясного неба. Мне нужно время подумать.
— Сколько времени тебе нужно?
