Владимир Ильин - Мне тебя так не хватает!
Но Оля ее уже не слушала. Внутри нее словно прорвало мощным напором невидимую плотину, и в образовавшуюся брешь хлынуло всё, что накопилось в душе: обломки еще недавно прочно стоявших представлений о жизни и смерти, вырванные с корнем надежда и радость, мусор, в который превратились любовь и иллюзии.
И, воплотившись в слова, этот мутный поток хлынул из нее.
Она уже не отдавала себе отчета в том, что говорит, а главное – кому.
– Ах, вот оно что! Значит, на старости лет решила любовь закрутить?! – кричала она, наступая на мать. – Я, значит, тебя уже не устраиваю?! Не нужна тебе я, да? А ведь если бы не я – тебя бы сейчас не было! Понимаешь? Не было бы!.. В принципе, тебя и так уже давно нет! Потому что ты, а вернее – моя настоящая мама, умерла еще полгода назад! От туберкулеза. Боже мой, какой же дурой я была, когда обратилась в Агентство, чтобы они вернули мне маму! Хотя бы в виде призрачной копии! Как я мечтала, что мы с тобой будем жить счастливо и безбедно! Как я верила, что у нас с тобой будет всё хорошо, потому что мы сумели победить смерть!.. Из-за тебя я даже не попрощалась с той, настоящей мамой, когда она умирала! Помнишь, как мне позвонили утром, а ты не пустила меня?.. Я тогда соврала тебе про курсовую Ирки Аникеевой, потому что не могла сказать тебе правду. И я осталась с тобой, потому что в то время ты была мне дороже, чем та, которая умерла!.. Господи, если б ты знала, как я ухаживала за ней, пока она лежала в больнице… Варила дома куриный бульон и привозила ей в термосе, чтобы он был горячим. А ей – то есть, тебе! – было на это наплевать, потому что ты никогда не умела ценить заботу окружающих! Ты и отца не любила, и, наверное, он отправился на тот свет слишком рано именно из-за тебя! Почему ты не захотела тогда обратиться в Агентство? Почему? По-твоему, мне было достаточно тебя одной? А ты знаешь, как я плакала по ночам, вспоминая папу?!.. Ты была и после смерти осталась такой же – лживой, черствой, равнодушной лицемеркой! Я больше не люблю тебя, и ты мне – не мать! Ты – ее жалкое трехмерное подобие, вот ты кто, и…
Оля не договорила.
Мать издала вдруг странный клокочущий звук и, окончательно став белой, как снег за окном, стала оседать на пол.
– Эй, ты чего? – не слыша себя, спросила растерянно Оля. – Тебе что – плохо?
Она попыталась подхватить тело матери, но оно было по-прежнему неосязаемым, как луч света, и мать безжизненно распростерлась на полу, запрокинув голову и закатив глаза.
"Ни при каких обстоятельствах вы не должны рассказывать ей всю правду", явственно прозвучал в голове Оли голос Гордона Борисовича.
Вот, значит, что он имел в виду…
– Мам, подожди, – сказала Оля, склонившись над "призраком". – Я сейчас принесу таблетки…
И тут же опомнилась: "Что я несу? Какие таблетки помогут изображению, созданному компьютерной программой?!"…
Между тем, грудь матери уже не вздымалась от дыхания, глаза остановившимся взглядом смотрели в потолок. Вполне правдоподобная имитация сердечного приступа.
Оля вздохнула и устало провела рукой по лицу.
Жаль, конечно, что я всё испортила. Дав волю своему гневу, в одночасье своими руками разрушила то, что с таким трудом взращивала и лелеяла в своей душе. Иллюзию того, что это действительно была моя мама.
А теперь что делать?
Опять просить Агентство о помощи? Мол, сделайте еще один дубль? Запустите программу заново, чтобы можно было всё начать с нуля?
Возможно, они могли бы восстановить копию. Но, помнится, Гордон Борисович говорил, что договор обновлению не подлежит.
А подумай хорошенько – может, тебе это уже и не надо? Да, конечно, приятно сознавать, что ты не одна в опустевшем доме, что есть с кем поделиться новостями и посоветоваться.
Но ведь, по большому счету, Мишка был прав: когда люди уходят в мир иной, то не надо пытаться вернуть их. Все эти "призраки" – не более, чем попытка обмануть себя. Опасная попытка, потому что возникает соблазн требовать от них того же, что мы вправе требовать от живых.
Чтобы жить, надо уметь забывать тех, кто ушел навсегда.
А мы судорожно цепляемся за них, пытаемся вернуть любым способом. Не их самих – так их стопроцентные копии.
Хватит!
Оля вытерла слезы, успевшие набежать на глаза.
Вообще-то, программа виртуального клонирования в случае аварии должна была отключиться автоматически. Но "призрак" почему-то не исчезал.
Что ж, придется вызывать специалистов Агентства. Пусть отключают и забирают свою машинерию. Она мне больше не понадобится.
Оля переступила через неподвижное тело "призрака" и отправилась к телефону.
Гордон Борисович ответил сразу же, словно ежеминутно ждал ее звонка.
В подробности Оля вдаваться не собиралась. Во всяком случае, по телефону. Лишь сухо сообщила, что вирт-клон вышел из строя, и попросила, чтобы кто-то из Агентства приехал за аппаратурой.
К ее удивлению, Гордон Борисович отреагировал неадекватно. Он не стал расспрашивать Олю, что и как произошло.
Он просто молча повесил трубку.
А через полчаса замок во входной двери щелкнул, открываясь, и в квартиру ввалились трое незнакомых людей в комбинезонах салатового цвета, с чемоданчиками и носилками. На нагрудных бэджах у всех троих фосфоресцировали крупные буквы: "Скорая помощь".
Не обращая внимания на Олю, они устремились к телу "призрака" и принялись делать всё то, что делают в таких случаях настоящие врачи.
Оля возмутилась. Нет, это уже слишком! Одно дело, когда по твоему заказу Агентство создает голографическую модель близкого тебе человека, и совсем другое – когда программа начинает штамповать целые толпы вирт-клонов! Которые, ко всему прочему, ведут себя просто по-хамски!..
– Эй, господа, – сказала она в спины троицы, судя по всему, всерьез вознамерившейся реанимировать голографическое изображение. – Зря копошитесь!.. Сейчас все равно приедет представитель Агентства и всех вас отключит.
"Неотложники" переглянулись, не прекращая своей возни.
Потом кто-то из них пробурчал:
– Это мы еще посмотрим, кого отключат…
– Не отвлекайтесь, парни, – перебил говорившего другой. – Не хватало нам еще объясняться с виртуальными личностями…
У Оли аж потемнело в глазах.
– Что-о? – протянула она. – Издеваться вздумал надо мной? Сейчас я тебе покажу виртуальную личность!..
Вне себя от ярости, она размахнулась и… ее ладонь пролетела сквозь физиономию парня.
– Ух, какие мы агрессивные! – насмешливо констатировал объект нереализованной пощечины. – Хорошо, что вас не делают осязаемыми, иначе у ваших хозяев не успевали бы заживать синяки!..
Он еще что-то говорил, но Оля его уже не слышала. В голове девушки со скоростью света пронеслась вереница воспоминаний.
"Где ты пропадала так долго, доченька? – говорила мать в самый первый день. – Если бы ты знала, как мне тебя в последнее время не хватает!.. А ты все такая же… Все так же шутишь…".
"Ведите себя так, будто ничего не произошло", говорили Оле в Агентстве.
"Не бойтесь, она ничего не заметит, – утверждал Гордон Борисович. – Программа составлена так, что вирт-клон не знает о своей смерти. Ему кажется реальным всё, что с ним происходит"…
И странный взгляд соседки тети Гали.
И многое другое, чему Оля раньше не придавала значения.
"Но ведь всё было реальным!", пыталась убедить себя она. Больница, где лежала мама. Врачи, сказавшие мне однажды: "В данном случае медицина бессильна"… Агентство, инструктажи Гордона Борисовича… Университет, преподаватели, Мишка с его неуклюжими попытками ухаживать… Улицы, полные людей. Толчея в транспорте… Тепло солнца на коже, грубые ласки ветра, пение птиц…
Но тут же, похолодев, она вспомнила: "Это не так трудно, как вы полагаете, Ольга Фальковна… Достаточно подать на вход системы сигналы, соответствующие тем или иным образам. Вспомните классиков: реальность дана нам в ощущениях. Однако для вирт-клона она ограничена стенами квартиры, где установлен базовый блок. Поэтому, чтобы он не чувствовал себя пленником, приходится синтезировать те ощущения, которые создают у него иллюзию пребывания во внешнем мире".
Гордон Борисович рассказывал о системе, не опасаясь вызвать у Оли подозрения. Ведь она была убеждена, что всё это относится к вирт-клону ее матери.
А выходит, всё было наоборот.
Это она сама умерла.
И это ее воссоздали в виртуальной реальности.
А раз так, то ее вторая жизнь не имеет никакого значения. Единственное ее предназначение заключалось в том, чтобы скрашивать горе и одиночество мамы, не желавшей смириться с утратой единственной дочери.
А она убила ее.
Себялюбивая и бессердечная дрянь – вот кем она стала после смерти. И не потому, что такой ее сделала всемогущественная программа Агентства. Скорее всего, она и при жизни была такой…
И что теперь?
