Владимир Ильин - Мне тебя так не хватает!
Кто-то из присутствовавших на церемонии женщин тихо, но отчетливо прошипел ей в спину:
– Вот с-сучка, даже букетик цветов не могла купить!..
Оля сделала вид, что не слышит.
Оказавшись на улице, в толпе прохожих, она не удержалась и позвонила домой.
И с облегчением услышала тревожный голос матери:
– Оля, откуда ты звонишь? Случилось что-нибудь?
Врать больше не хотелось, и Оля, пробормотав что-то невразумительное, нажала кнопку отключения.
* * *
Ей повезло: Гордон Борисович оказался на месте. Более того, сегодня у него не оказалось посетителей, хотя раньше Оле приходилось терять уйму времени в очередях в коридоре Агентства.
Как ни странно, Гордон Борисович еще не забыл ее. Лицо его растянулось в резиновой улыбке, и, усадив девушку на неудобное кресло на высоких ножках, смахивающее на табурет у стойки бара, он с преувеличенным вниманием осведомился:
– Какие-нибудь проблемы, Ольга Фальковна?
– Да нет, – тихо сказала Оля. – Пока всё нормально. Я просто хотела с вами поговорить…
– Так-так, – сказал Гордон Борисович, откидываясь на спинку своего низенького, словно игрушечным стульчика. – И что же конкретно вас беспокоит?
Вылитый врач, имеющий дело с мнительным больным, который уверен, что его дни сочтены, потому что он страдает бессонницей и потерей аппетита.
– А можно, сначала я вас кое о чем спрошу? – с вызовом спросила Оля.
Человек напротив нее всем своим видом дал понять, что, конечно же, можно, нет проблем, только покороче и по существу…
– Моя мама… – начала Оля и запнулась. – Она всегда будет такой?
– Какой – такой? – склонил набок голову Гордон Борисович.
– Ну, как бы мне вам объяснить?.. Конечно, то, что вы сделали, просто невероятно. Если бы я не знала, в чем дело, то никогда бы не заподозрила… Но я считала, что она… что вы… ну, в общем, что есть какие-то ограничения, а она… она может даже то, что я и не предполагала…
– Понятно, – прервал Олю Гордон Борисович, сгоняя с лица улыбку доктора Айболита и становясь похожим на инженера, обсуждающего с коллегой чертежи нового изделия. – Ваша… ваша мама сделала нечто такое, что не вяжется с вашими представлениями о ней?
Стараясь говорить как можно лаконичнее и суше, чтобы быть достойной статуса коллеги инженера, Оля рассказала об утреннем походе матери в магазин.
Она думала, что Гордон Борисович не поверит ей, но он лишь усмехнулся:
– Ну и прекрасно!.. Вы, наверное, просто забыли, Ольга Фальковна… кстати, вы не против, если я буду называть вас просто Оля?.. – (Оля только кивнула). – Я ведь предупреждал вас, что она будет способна на многое… В том числе – и на подобные трюки. Это означает, что период адаптации к новым условиям завершается, и система начинает самоусовершенствоваться. Ничего страшного я в этом не вижу.
– Да, но… каким образом это происходит? – растерянно спросила Оля. – Она что – действительно может выйти из квартиры?
– Разумеется, нет. Не хочу забивать вашу прелестную головку ненужными техническими подробностями, но поверьте мне на слово: система привязана к месту установки базового блока. Однако сама она будет считать, что ничем не отличается от всех прочих людей. И, кстати говоря, у нее будут на то все основания. Потому что ее память всегда легко изменить в нужном направлении. Скажу вам больше: скоро она сможет обращаться с предметами так же, как и вы. Разумеется, не с вашими, а с теми, которые существуют в ЕЕ мире…
– Это уже произошло, – с трудом выговорила Оля. – Из магазина она принесла хлеб…
– Что ж, поздравляю, – сверкнул улыбкой Гордон Борисович. – Вам действительно повезло. У других наших клиентов бывает гораздо больше проблем, чем мы пока имеем в вашем случае, Оля.
– Скажите, Гордон Борисович, а почему ей нельзя сказать правду?
Собеседник Оли тяжко вздохнул и скрестил руки на груди.
– Оленька, по-моему, вы совершаете одну весьма распространенную ошибку. Отчасти в этом и моя вина – значит, я вам плохо разъяснил перед заключением договора, в чем тут собака зарыта… Проблема заключается в том, что вы… я сейчас имею в виду не только вас, Оля, а наших клиентов в целом… вы относитесь к ним, как к игрушкам. Как к этаким тамагочи в натуральную величину, призванным утешать, поддерживать и развлекать вас. А они – вовсе не игрушки. Вы должны осознать, что речь идет о таких же людях, как мы с вами. И, по большому счету, возможно, так оно и есть. Ведь, в сущности, что есть человек? Совокупность реакций на раздражения внешней среды. Плюс осознание своего "Я". Все остальное не имеет особого значения. Так вот, у наших систем есть самосознание, Оля, и это – самое главное. Это то, что делает их людьми. Вот почему нельзя с ними обращаться, как с куклами Барби. И если вы скажете им правду… хотя, конечно, кое-какая психологическая защита там предусмотрена, но всё зависит от конкретной личности. И от степени правды, которой вы намерены их осчастливить… Правда – это хорошо, Оля, но в вашем случае это – оружие, которым вы можете убить свою маму.
Оля, наконец, вспомнила тот главный вопрос, из-за которого она и пришла сюда.
– Скажите, Гордон Борисович, а если это все-таки случится? Ну, мало ли… предположим, если она сама всё поймет… Как тогда быть? Можно ли будет что-то исправить, или восстановить?
– Нет. Нельзя. Категорически.
– Но почему? Неужели все дело только в технике?
– Если бы, – покачал головой Гордон Борисович. – Как раз в технике мы уверены на все сто… Однако есть особый закон, которым мы связаны по рукам и ногам. И там четко и ясно сказано: Агентство имеет право заключить лишь один договор с одним и тем же физическим лицом. И договор этот перезаключить нельзя. Поэтому советую вам быть осторожнее. В конце концов, помимо материального ущерба, вы получите еще и психологический удар…
– Ладно, я всё поняла, – опустила голову Оля. – Спасибо, Гордон Борисович.
Она поднялась, и Гордон Борисович тоже встал со своего стульчика.
Надо было уходить, но Оля почему-то медлила.
Потом, повинуясь безотчетному импульсу, спросила:
– Скажите, Гордон Борисович, а вы никогда не задумывались, правильно ли поступаете, давая таким… таким, как я, еще один шанс?..
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Гордон Борисович.
Оля вздохнула:
– Я и сама не знаю. Понимаете, раньше я считала, что ваше Агентство помогает людям. А теперь… Как-то это всё сложно…
– Ну, жизнь – вообще непростая штука, – натянуто улыбнулся Гордон Борисович. – Мне кажется, прежде всего вы должны уяснить, ради чего вы пошли на это. Ради нее? Или ради себя самой?
– А вы как думаете? – с жадным интересом спросила Оля.
Гордон Борисович молча развел руками.
* * *
– Оль! Постой! Да подожди же ты!..
Щурясь от мелких брызг противного, типичного для осени дождя, Оля оглянулась.
Ну, конечно же, это опять Мишка Кретов с параллельного потока. Вот уже месяц, как он возымел недвусмысленные намерения в отношении ее персоны.
Ничего, пусть побегает… Полезно. А там посмотрим…
– Оль, ты сейчас куда?.. Домой?
А запыхался-то – будто воз в гору вез. Или он все-таки волнуется?
– Нет, на прием в Посольство Нигерии по случаю их национального праздника.
– К-какого еще праздника?
Нет, все-таки этот парень – настоящая находка для шпиона. Искренне верит каждому слову, сказанному без улыбки до ушей.
– Нигерийского, конечно. Дня квадратного банана.
Ну, наконец-то до него дошло!.. И вот чем он еще подкупает – никогда ни на какие гадости словесные не обижается, хотя другой на его месте давно бы послал меня как можно дальше. В Нигерию, например… Ладно, сбавим обороты.
– Домой я иду, Миш, куда же еще?
– Не возражаешь, если я тебя немного провожу?
Немного – это, как всегда, до самого подъезда. Не хватало еще, чтобы до двери квартиры. Как будто я сама дорогу не найду. Хотя сам он, между прочим, живет на другом конце города. Туда пилить – час с лишним на общественном транспорте, и еще примерно полчаса – на своих двоих!..
Наверное, я действительно ему очень нравлюсь.
А он мне?
Туман непроглядный. Во всяком случае, я бы его провожать не потащилась ни за какие пряники.
– Не возражаю. Только с двумя условиями.
– Какими?
– Во-первых, не молчать. А во-вторых, не говорить глупости.
– Хм, ну, Оль, ты даешь!
Оля стоически промолчала, хотя язык так и чесался выдать какую-нибудь пошлость насчет "давания".
Не тот человек был Мишка, чтобы отшивать его подобными штучками. Какой-то беззащитный, как ребенок, хоть и в полтора раза длиннее ее ростом.
Некоторое время они шагали молча.
Наконец, Мишка, видимо, все это время напряженно размышлявший, как обойти оба условия, и так ничего путного и не изобретя, спросил:
– Оль, а знаешь, как тебя наши ребята прозвали?
– Страшилой? – предположила Оля. – Или Крокодилой?
