Александр Казанцев - Купол Надежды (Роман-газета)
— Да поможет им пресвятая дева, — прошептала она.
— Чем обязан? — недружелюбно осведомился при виде их Броккенбергер. — Я болен и принимать никого не могу.
— Доктор Танага нашел вас совершенно здоровым. Мы заинтересованы в вашем желтом саквояже. Не откажите в любезности показать нам его.
— По какому праву? — возмутился сенатор. — Я… я… дипломатическое лицо.
— Вам как дипломатическому лицу ничто не угрожает. Угрожает лишь вашим коллегам по комиссии ООН, которые могут взорваться над Бермудским треугольником!
Броккенбергер беспомощно сел.
— Бермудский треугольник! Какой ужас! Почему я не с ними, не разделяю их судьбы?
— Мы тоже хотели бы это узнать, — веско продолжал Спартак.
— Пусть он присыпает тебе мозги словесной пудрой, а я подсуечусь тут, авось наткнусь на желтенькое пятнышко хорошей кожи! Здесь он где–нибудь, саквояж!
Сенатор понял только одно слово «саквояж» и сердито замахал руками:
— Я протестую, я требую, чтобы вы удалились! Я радирую в Вашингтон.
— Сенатор, обсудим все спокойно, — жестко сказал Спартак, усаживаясь напротив Броккенбергера. — Ведь мы лишь хотим осмотреть ваш багаж. Если, скажем, саквояж пуст, то вы объясните нам, где искать его содержимое,
— Какое содержимое?
— Ну, бомбу, может быть. Нет, я не утверждаю, я лишь беспокоюсь…
— Ищите, ищите! — заорал Броккенбергер. — Саквояжа здесь нет. У меня его украли.
— Украли? — удивился Спартак. — В нашем городе нет воров.
— Как же! Модель коммунизма! — процедил сквозь зубы сенатор.
Саквояжа в квартире Броккенбергера так и не нашлось. Почерк злоумышленника оказался незнакомым!
— Сэр, вы не могли бы выполнить просьбу нашего командира и заглянуть… в туалет? — еле выговорила от смущения бортпроводница.
— Очевидно, основания действительно веские. Иду с вами, — заявил доктор Стилл.
— Разве там спрячешь саквояж? — проворчал О’Скара.
— Это очень миниатюрный прибор, — зашептала бортпроводница. — Потому–то он и остался незамеченным еще с прошлого рейса.
— Как? Мы летели уже с ним? — ужаснулся профессор.
— По всей вероятности, сэр.
Дверь туалета была открыта. Там еле помещались коренастый командир и радист.
— Это и удалось вам обнаружить? — удивился О’Скара, рассматривая протянутую ему командиром коробочку.
— Очень сложные микросхемы, сэр, — пояснил радист. — По радиосигналу включается странное, но мощное поле,
— Откуда вам это известно? — пытливо осведомился О’Скара.
— Убедившись, что взрывчатки нет, мы замкнули вот это реле. И представьте! Все электронное оборудование у нас перестало работать. Мы сразу как бы ослепли и оглохли.
— Похож на коскоры! Есть закон науки: осуществленное повторяется! — вмешался доктор Стилл. — В ООН рассмотрен меморандум о так называемых неопознанных летающих объектах, которые могут оказаться космическими кораблями инопланетян, готовящих вторжение на Землю[4].
— Не думаете ли вы, что некий гуманоид подбросил этот прибор в наш лайнер? — сердито спросил О’Скара. — Я верю в бога, но верить в ваши коскоры меня никто не заставит. Об этом можно было говорить лишь в условиях псевдобезвременья.
— Нет, я думаю, профессор, что некто вполне человекообразный рассчитывает, что наш лайнер окажется, потеряв ориентировку, в тех самых условиях, когда корабли и самолеты гибнут в Бермудском треугольнике, — очень серьезно заметил Стилл.
— Значит, сигнал следовало ожидать именно там?
— Несомненно, профессор. Остается только выяснить, откуда его должны были дать?
— Гм! Неужели из Антарктиды?
— Если в этом замешана все та же преступная организация, то именно оттуда, — уверенно поставил точку доктор Стилл.
К этому же выводу пришел и Остап, когда с самолета была получена радиограмма о находке. Он сразу же заявил Спартаку:
— Очевидно, браток, сигналить должен был «саквояж». Его и «украли», чтобы вынести за пределы Грота, где помехи не помеха!
— Слушай, а не потому ли на «Титане» отказал локатор. Помнишь?
И снова на помощь пришли соседи сенатора по лестничной площадке Педро и Мария. Они видели своего врага Мурильо, который выходил из двери сенатора с желтым саквояжем в руке.
Сенатор, узнав об этом, закричал:
— Я не знаю этого мерзавца, но именно он украл мой чемодан. И, оказывается, это он же украл и чемодан мистера Смита, упокой, господи, его душу. Маньяк! Опасный маньяк!
— Не беспокойтесь. Мы отыщем и ваше имущество, и его похитителя, — заверили сенатора.
И действительно, сравнительно скоро чемодан был найден в Скалах пингвинов на берегу бухты, где ничто не мешало радиопередаче.
— Итак, сенатор, — начал Спартак. — Вот ваше имущество. Можете осмотреть, не пропало ли что.
Сенатор жадно набросился на саквояж, открыл его своим ключом, стал рыться в белоснежных рубашках и павлиньих галстуках и торжествующе вытащил пачку стодолларовых банкнот:
— Вот видите! Даже не сумел открыть! Спрятал, как вы говорите, где–то в камнях, чтобы потом взломать! И деньги целы.
— А зачем они ему здесь? — без усмешки сказал Спартак.
— Ах да! Все то же! Тогда спрашивайте у него сами.
— Мы сейчас это и сделаем во время очной ставки преступника с вами.
— Какая очная ставка! Вы с ума сошли! Я протестую! Это провокация! Негодяй украл мой чемодан, чтобы скомпрометировать меня.
— Он уверяет, что вы хорошо знаете его, Мигуэля Мурильо!
— Я не желаю никаких очных ставок в отсутствие моего адвоката!
— У вас еще будет случай пригласить своего адвоката, сэр.
Вскоре появились Остап и приведенный им Мигуэль Мурильо.
— Хэлло, Брокк! — кинулся Мурильо к сенатору, протягивая ему руку. Тот, растерявшись, даже подал Мурильо руку для рукопожатия и тут же отдернул ее.
— Он оцарапал меня! Грязные ногти!
— Итак, вы узнаете друг друга?
— О, конечно, сэр! — ухмыльнулся Мурильо. — Это же председатель комиссии ООН, правда, раньше…
— Если это тот человек, который похитил мой чемодан, то я его вижу в первый раз! — завопил Броккенбергер. — Но утверждаю, что похищенные чемоданы были ему нужны для того, чтобы подкидывать в них бомбы.
— Лжете, Брокк, лжете! Если он так продает меня, то и я не постесняюсь. Да, мы встречались с этим человеком еще в Нью — Йорке, когда я был в бедственном положении и готов был на все. Его называли Брокком, и он был во главе гангстерского синдиката «Броккорпорейшен». Там меня и «наняли» для участия в строительной экспедиции ООН в Антарктиду. И проинструктировали.
— Это ложь преступника! — завизжал Броккенбергер.
— Мои преступления не доказаны. Я лишь отнес по просьбе владельцев чемоданов один в самолет, а другой вынес из Грота. В этом нет состава преступления.
— В одном чемодане была бомба или, может быть, детская погремушка? — спросил Остап. — А в другом? В другом, полюбуйтесь, двойное дно, в котором смонтировано передающее радиоустройство, оно заработает от химической реакции. Решение на высшем техническом уровне, не от какого–нибудь дедовского будильника.
— Я понятия об этом не имею. Я лишь слепой исполнитель. И у вас нет ордера на мой арест.
— Ордер мы тебе выпишем вместе с сенатором на эту квартиру, а саквояж временно унесем, чтобы убедиться, когда заработает передающее сигнал радиоустройство.
— Вы не смеете оставлять меня с ним вдвоем! — запротестовал Броккенбергер. — Это маньяк! Он убьет меня!
Мурильо загадочно смотрел на него,
— Вы останетесь в разных комнатах, — заверил Спартак.
ПО ЗАКОНАМ МАФИИ
«Честное слово, никак я не думала, что мне придется так заканчивать свои записки…
После предотвращения несчастья с самолетом, на котором возвращалась комиссия ООН, Спартак и Остап признались Николаю Алексеевичу в своих «стараниях, превысивших полномочия».
Мне не приходилось видеть академика таким возмущенным. Он считал их действия самоуправством. Ведь речь шла о самовольном «аресте» американского сенатора, прибывшего с миссией ООН. Это не имеет прецедента в мировой практике! Он гневно расхаживал огромными шагами по ковру кабинета и угрожающе молчал. Уж лучше бы он обрушил на головы виновных все проклятия и упреки. Нет, он молчал. И это было невыносимо.
Остап выдавил было из себя:
— Повинная голова сама с плахи катится.
И это прорвало молчание академика. Он яростно сказал:
— На плахе можно не только головы рубить, но и пороть.
Николай Алексеевич отправил меня к Броккенбергеру принести извинения от его имени. Танага должен был выразить сожаление Директората.
