Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия
Затем на них надели наручники, вывели во двор управления внутренних дел и посадили в уазик с зарешеченными окнами. Все это время Андрей поддерживал ковыляющего на костылях друга, чтобы тот не упал. Крутой осмотрелся по сторонам, оценил обстановку и тяжело вздохнул. В салоне автомобиля кроме них сидели два конвоира, один с автоматом Калашникова, другой с пистолетом. Процессию возглавлял бронетранспортер. Затем следовал непосредственно «автозак», потом «Волга», полная чекистов, и замыкал колонну грузовик с брезентовым верхом, в кузове которого разместился взвод автоматчиков.
Вдруг впереди на повороте что-то громыхнуло. Через окошечко в водительскую кабину Крутоложин увидел, как из бронетранспортера повалил черный дым. Потом раздалась автоматная очередь, и высунувшийся из люка бэтээра офицер сполз обратно вниз. Дальше все произошло с молниеносной быстротой. Мгновенным взмахом сцепленных наручниками рук Крутой сдавил горло сержанта. Тот даже пикнуть не успел и выронил пистолет. Зато автоматчик среагировал на этот выпад. Еще один миг – и смертоносная очередь оборвет жизнь партизанского командира. Но взлетел вверх тяжелый костыль Кузнецова, и пули ушли вверх, разорвав крышу «автозака». Этой передышки Крутому хватило, чтобы придушить сержанта, и вот он уже навалился всем своим телом на автоматчика. Тот оказался крепким малым, увернулся от захвата, и вот он уже сверху противника. Но в этот самый момент ему на голову со всего размаха опустился другой костыль.
Распахнулась задняя дверь уазика, но в руках у Андрея уже пистолет. Просто так он им теперь не сдастся. Но он успел удержать свой палец на спусковом крючке. Это же Витька! Витька Зимин! Сын их полка!
– Быстрее, командир! Уходим! – поторапливает он смертников.
За ним горит подбитая из гранатомета «Волга», но из грузовика уже выскакивают автоматчики.
Крутой спрыгнул с машины и посмотрел на австралийца. Георгий показал пальцем на ногу, затем – на костыли. Друзья поняли друг друга без слов. Крутоложин протянул ему автомат, добытый у охранника, и прокричал на прощанье:
– В бою умирать легче!
Кузнецов даже не успел ответить счастливчику, как тот уже испарился. Лишь со стороны тротуара слышны одиночные пистолетные выстрелы и короткие очереди из «Калашникова». Георгий поднял еще сохранивший тепло солдатских рук «АК‑74» и прицелился в раскрытый дверной проем. Первым ему на мушку попал молоденький рыженький солдатик, бегущий прямо навстречу. Он забавно размахивал автоматом, как в кино. Его веснушчатое лицо раскраснелось на морозе от быстрого бега. Кузнецову стоит только нажать на курок, и не станет этого мальчишки.
– Нет. Не могу, – говорит себе вслух австралиец и опускает оружие на железный пол фургона.
И прямо ему в лицо обрушивается удар прикладом. Рыженький солдатик торжествует. Он обезвредил вооруженного бандита.
Отстреливаясь, матерый лесной волк Крутой и сын полка через дворы университетских общежитий отходят к трамвайной линии. Слышится грохот приближающегося трамвая. Преследователи уже близко. Их не меньше роты.
– Ты в детстве никогда не катался на трамвайной колбасе? – спрашивает командир.
– Нет, – Витька отрицательно машет головой. – Но видел, как пацаны ездили.
– Тогда учись. Давай за мной, – кричит Крутой, бросаясь наперерез грохочущей махине.
Андрей, как заправский хулиган, вскакивает на торчащий сзади трамвая металлический крюк. Поворачивается, протягивает руку бегущему следом Витьке. Но парень поскользнулся и упал. Трамвай взбирается на горку и исчезает за поворотом. Молодой партизан пытается подняться с путей, но он, похоже, здорово ударился о рельсы. Витька встает, но на него уже направлено с десяток автоматных стволов.
– Вы кого привели? – орет что есть мочи на весь проспект имени Ленина капитан, ответственный за транспортировку преступников к месту казни. – Это разве Крутой? Я вас спрашиваю! Вы кого мне поймали? Какого-то пацана! А где этот оборотень?
Автоматчики стоят, виновато потупив глаза. Затем молоденький лейтенант тихо произносит:
– Этот пацан пятерых наших положил.
Рядом с ними останавливается черная «Волга». Из нее вываливается начальник управления внутренних дел и тоже первым делом вопрошает:
– Где Крутой?
Настала очередь капитана смущаться.
– Мы упустили его. Он уехал на трамвае.
– Что?!
Милицейскому генералу чертовски не хватает воздуха. Кажется, еще минута, и он задохнется от приступа астмы.
Затем начальник УВД, не стесняясь присутствия посторонних, садится прямо на снег и приговаривает:
– Что же вы натворили, ребятки? Здесь же Центральное телевидение. Мероприятие должно было транслироваться на всю страну. Лично генеральный секретарь следит за ним. Нас же самих вместо Крутого вздернут на этой виселице. Ты меня понял, капитан?
Капитан стоит по стойке «смирно» ни живой ни мертвый. Наконец он не выдерживает пристального взгляда сидящего в сугробе генерала, выхватывает из кобуры пистолет, подскакивает к Витьке, стоящему с заломленными за спину руками и кричит:
– Все ты, сука! Пристрелю гада! Пристрелю, как собаку!
В это время генералу приходит в голову спасительная мысль:
– Мешок? У кого-нибудь есть мешок? Нахлобучьте ему на голову мешок, и вздернем его со шпионом вместо Крутого.
Георгий стоял на эшафоте, опираясь на костыль, и, щуря глаза от яркого солнца, смотрел на покачивающуюся из стороны в сторону петлю. Странно, но он не испытывал никакого страха перед смертью. Наоборот, у него было какое-то озорное, хулиганское настроение. При виде копошащейся под ним толпы ему хотелось выкрикнуть какой-нибудь мобилизующий революционный призыв, типа: «Да здравствует Фронт национального спасения – достойный преемник Коммунистической партии Советского Союза!» или «Слава российскому рабочему классу, колхозному крестьянству и передовой интеллигенции! Ура, товарищи!». А площадь бы ответила ему многократным «Ура!».
Но он этого не делал. А просто тихо стоял и улыбался.
Вдруг в одном месте кольцо зевак расступилось, и в образовавшийся проход автоматчики протолкнули человека с завязанным на голове мешком.
Когда несчастного затащили по ступенькам наверх и поставили перед второй петлей рядом с Кузнецовым, Георгий совершенно искренне посочувствовал ему:
– Жалко, что ты не ушел.
Человек, скрытый мешковиной, услышав дружескую речь, спросил:
– Это кто?
Австралиец еще больше удивился, не узнав голос своего товарища.
– Я – Кузнецов, Смит, австралийский и американский шпион. Твой коллега по несчастью.
– А я – Витька. Зимин Витька. А командир того… Ушел он от них, только они его и видели! – радостным голосом сообщил ему парень.
Георгий тяжело вздохнул:
– Бедный мальчик!
– Отставить разговорчики! – рявкнул капитан и поторопил читающего молитву священника. – Давайте, батюшка, скорее!
Офицер опасался, как бы не раскрылась подмена.
Поп закончил читать молитву. Двое солдат затянули петли на шеях несчастных.
Георгий в последний раз обвел взором толпу и вдруг почувствовал, что люди, жадно взирающие на него со всех сторон, ждут от него слова.
«Что им сказать?» – подумал Георгий.
И вдруг у него само вырвалось:
– Люди! Любите, берегите и уважайте друг друга!
Витька тоже понял, что настали последние мгновения жизни, и звучным мальчишеским голосом закричал:
– Да здравствует свобо…
Он не закончил фразу. Скамейка ушла из-под их ног.
Последнее, что ощутили они, была боль, страшная, ни на что до этого не похожая боль, уносящая их далеко от жизни.
«Киска!
Если ты читаешь это письмо, значит, ты в Сиднее, а меня больше нет. Не переживай. Такая уж моя судьба. Жаль только, что мне так и не удалось пожить нормальной человеческой жизнью.
Уезжая в Россию, я дал себе зарок, что это мое последнее коммерческое предприятие. Заработаю еще немного денег, привезу вас сюда, и мы начнем просто жить. Не выживать, не бороться, не воевать каждый день, а просто жить. Купим небольшую ферму или маленький ресторанчик на горном перевале. Каждый день будем вставать с восходом солнца, уставать от простого физического труда, а по вечерам будем наслаждаться закатами и любить друг друга. Правда же, здорово?
А еще будем воспитывать сына. Чтобы из него вырос настоящий, свободный, человек.
Попытайся осуществить мою мечту. Пусть и без меня. В деньгах ты не должна испытывать недостатка.
Просто живите.
И будьте счастливы.
Твой Георгий».Это письмо ей передал вместе с завещанием адвокат Джорджа, к которому они заехали вместе с Алешей и Джейн сразу после похорон. Георгия (вернее, его прах после кремации) похоронили на аккуратном ухоженном кладбище, где надгробия, как детские кубики, расставленные в строгом геометрическом порядке, белели на подстриженной ярко-зеленой травянистой лужайке. На похоронах было очень много народу. Приехал даже премьер-министр Камбоджи. Наталья держалась молодцом, и когда урну с прахом опустили в могилу, и когда засыпали ее землей, и когда разные люди с различным цветом кожи подходили к ней, прижимавшей к себе сына, и выражали на разных языках – английском и русском – свои соболезнования.
