Дэвид Вонг - В финале Джон умрет
…понял, что они абсолютно бесполезны, и снова взглянул на свои:
19:24.
Черт побери, ночь будет долгая. Гм, если в полночь Эми снова похитят, можно улизнуть и поспать у себя дома — никто и не заметит.
Перед диваном стоял журнальный столик; на полке под столешницей лежали несколько журналов. «Космо». Я взял верхний и начал листать. Женщина топлесс. Другая женщина, абсолютно голая, если не считать взбитых сливок в самых интересных местах. Еще две страницы: обнаженная мужская задница. Даже на канале «Синемакс» обнаженки меньше. Я взглянул на бархатную картину и внезапно почувствовал, что совершаю святотатство, разглядывая обнаженных моделей. Я засунул журнал обратно под столешницу и кивнул скверно нарисованному Иисусу, прося у него прощения. Потом еще раз взглянул на часы.
19:25.
Я откинулся на спинку дивана и задрал ноги. Мне показалось, что я лежу на груде кирпичей, накрытых войлоком. Может, если перевести все часы на полночь, похитители появятся раньше?
В прошлом году мы с Джоном расследовали один случай в Висконсине: загорелся некий человек, ехавший в своем зеленом «олдсмобиле». Один из свидетелей утверждал, что в момент взрыва языки пламени образовали огромную сатанинскую лапу. Мы отправились туда, поговорили с людьми и вернулись ни с чем. Но в конце концов нам позвонил один мальчик–гот, серьезно увлекавшийся сатанизмом, и сказал, что заключил сделку с сатаной; по условиям соглашения он должен был убить своих родителей, но отказался сделать это, когда мама неожиданно купила ему игровую приставку. Оказалось, что у этого парнишки тоже был зеленый «олдсмобиль».
Демон–мститель перепутал машины и поджарил не того человека. Значит, они тоже ошибаются, тоже могут перепутать людей. Тот парень страшно переживал, и с тех пор каждый вечер вставал на колени и молил Бога дать ему еще один шанс. Так что я — ради собственного благополучия ~ теперь молюсь о том, чтобы обитателей тьмы как–нибудь не разозлил Брэд Питг.
Веки отяжелели. На противоположной стене шевельнулась какая–то тень — наверное, по улице проехала машина. Я закрыл глаза.
Снова их открыл. Стало темнее. Много ли времени прошло? На стене снова тень — длинная, похожая на человека.
Нет, это дерево…
Рядом с ней появилась еще одна, другая. Целый лес ползущих теней. Может, все это мне снится? Внезапно передо мной возникла тьма — черное, как смоль, пятно, в центре которого находились два огненных шара, два горящих уголька, парящих в нескольких дюймах от меня.
Я резко сел; мышцы готовы к бою от бурлившего в крови адреналина. Комната снова стала нормальной; одинокая тень все еще виднелась на стене — тень одинокого дерева, растущего во дворе. Я подошел ктени, прикоснулся к ней. Она не отреагировала. Это хорошо.
Мои часы.
23:43.
Я взлетел по лестнице и ворвался в спальню, напугав Эми. Девушка сидела на кровати, скрестив ноги. Перед ней стоял ноутбук; рука с пригоршней «читос» замерла на пол–пути ко рту.
— Как ты можешь одновременно есть и печатать? Весь компьютер будет в этой оранжевой дряни!
— Ну…
— Пошли вниз. Чему быть, тому не миновать, но я хочу быть на первом этаже и рядом с дверью.
— Зачем?
На тот случай, если придется бежать наутек, визжа от ужаса.
— И обуйся. Мало ли что.
23:52.
По телевизору снова показывали обычные программы: стандартный комплект кабельных каналов для человека, который редко смотрит телевизор. Ни одного канала с фильмами. Я выключил телевизор и повернулся к Эми. Она сидела на жестком диване и сердито грызла ноготь на большом пальце.
— Чего мы ждем? — спросила она.
— Чего угодно. Буквально чего угодно.
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно. — Я обошел комнату, выглянул из окна. Хотя бы снег не идет.
Только не спрашивай про брата…
— Вчера ты сказал, что почти все, написанное о вас, — правда. Ну вот… я тут прочитала кое–что…
— И что там про нас пишут?
— Что у вас что–то вроде культа. И что Джим погиб из–за вас.
— Думаешь, я бы в этом признался?
Я взглянул на часы: похоже, это стало превращаться в навязчивую привычку. .
23:55.
— Не знаю. Но ты же был там, в Лас–Вегасе?
— Да.
— В газетах написали, что Джим умер в результате несчастного случая. Но Джон сказал, что это не так.
— А что еще сказал Джон?
— Что моего брата съел маленький, похожий на паука монстр, с клювом и в парике.
Неловкая пауза.
— Ты ему поверила?
— Я решила, что спрошу у тебя.
— Эми, во что ты готова поверить? Ты веришь в привидения, ангелов и демонов, богов, чертей и тому подобное?
— Конечно.
— Ладно. Значит, если они существуют, то для них мы словно бактерии или вирусы, существа, находящиеся где–то у подножия эволюционной пирамиды* верно? Вся штука в том, что продвинутое существо может изучить и понять примитивных существ, а они его — нет. Мы смотрим на вирус в микроскоп. Вирус не может проделать то же самое по отношению к нам. Следовательно, если есть существа, которые настолько выше, больше и сложнее нас, что их невозможно представить, то мы не можем их увидеть — так же, как вирусы не могут увидеть нас. Да?
23:58.
— Да.
— То есть без специального оборудования.
— Да.
— У нас с Джоном такое оборудование есть. Однако то, что мы видим этих странных, загадочных и жутких существ, еще не значит, что их можно понять или как–то на них повлиять.
— Да–а.
— Теперь позволь, я задам вопрос тебе. Большой Джим увлекался разными вещами, у него было необычное хобби — он строил модели монстров. Кроме того, Джим водил знакомство с разными — странными — людьми. Ну, ты понимаешь, кого я имею в виду — черного парня с ямайским акцентом.
— Да, но ведь мы уже говорили об этом бездомном, — сказала Эми. — Он, кажется, взорвался, что ли. Я вспоминала эту историю. Думаешь, Джим во что–то влип?
На этот вопрос нельзя было ответить в двух словах, и поэтому я промолчал. Эми уставилась в пол.
23:59.
— Так чего мы ждем? — спросила Эми.
— Чего угодно и даже больше.
Она сильно побледнела, обхватила себя руками и начала слегка раскачиваться.
— Который час?
— Уже скоро.
— Дэвид, я напугана до смерти.
— Это хорошо. Потому что в мире полно того, чего следует бояться.
Я взглянул на скверно нарисованного Иисуса и вытащил из кармана пушку. Когда настанет Судный день, я с гордостью заявлю о том, что был готов защитить девушку от адских орд с помощью малокалиберного пистолета.
— Продолжай говорить, — сказал я.
— Ну, ладно. Так, сейчас. Продолжай говорить. Говорить–говорить–говорить, ду–ду–ду–ду–ду. Меня зовут Эми Салливан, мне двадцать один год, и… сейчас мне очень страшно, и, кажется, я сейчас описаюсь, и у меня болит спина, но я не хочу принять лекарство, потому что меня тут же стошнит, и этот диван очень неудобный, и я не люблю ветчину, и… как же это трудно. У меня пересохло во рту. Сколько времени?
Я задержал дыхание; сердце колотилось в груди. Мысль о том, что может случиться все, что угодно, — это такая глупость. Это невозможно. Тем не менее нам следовало знать, что это так. Большой взрыв. Секунду назад еще ничего не было, и вдруг — БУМ! — появилась Вселенная. После этого возможно все.
00:02.
Я посмотрел на Эми. Она никуда не исчезла.
— Ну что, — сказал я, — они опаздывают.
— Может, они не придут, покаты здесь.
— Возможно.
— Или же ваши часы идут по–разному.
Еще один хороший аргумент.
— Тебе страшно? — спросила она.
— Ага. Почти все время.
— Почему? Это из–за того, что произошло в Лас–Вегасе?
— Из–за того, что я вроде как заглянул в ад, но до сих пор не знаю, существует ли рай.
Это заставило ее задуматься.
00:04. '
— Ты видел ад? — наконец сказала Эми.
— Типа того. Я чувствовал его, слышал вопли в моей голове и понял, какой он. — Я вздохнул и почувствовал, что сейчас обрушу на Эми огромный поток бреда.
— Он был похож на раздевалку, — сказал я. — Тот день в школе — не в «Пайн–Вью», а в другой — до того, как меня исключили. Билли Хичкок и четверо дружков. Их руки вцепились в меня, словно зубы зверей. Меня крутили, толкали. Это было так просто. Черт побери, они так просто одолели меня. Эти взгляды, это выражение тупой радости на их лицах — ведь они знали, знали, что могут сделать все, что захотят. И понимали, что я тоже это знаю. Этот страх, эта полная безнадежность, когда я сообразил, что не смогу от них отбиться, что тренер нас не разнимет и что никто меня не спасет. Я понял: сейчас произойдет то, что они хотят, а потом произойдет снова, снова и снова, пока им не надоест. И они ловили такой кайф от своей власти…
Я невольно сжал пластиковую рукоять пистолета, и она впилась мне в ладонь.
— До того, как это случилось, у соседки Билли была собачонка, такая брехливая, дорогая тварь. И вот однажды эта старушка возвращается домой и видит, что собачка во дворе — только на этот раз она не лает, потому что Билли взял пистолет для склеивания и залепил зверю челюсти. Он хотел заняться и глазами… слушай, я хочу сказать вот что: люди живут вечно, вне времени — и кроме того, такие, как Билли, никогда не меняются. Я думаю, что все они оказываются в одном и том же месте, куда мы с тобой тоже можем попасть, и у них есть вечность — буквально вечность — на то, чтобы сделать с нами все, что угодно. Пусть у тебя даже Нет тела, которое можно порезать или обжечь, но ведь самая сильная боль не связана с нервными окончаниями, верно? Абсолютный страх, подчинение, пытка, голод и безнадежность, лавина безнадежности. Они никогда не устают, никогда не спят, а ты никогда, никогда, никогда не умираешь. А они сидят на тебе и держат, держат, держат тебя — вечно.