Филип Дик - Короткая счастливая жизнь коричневого тапка (Сборник)
— Вообще-то эта зона не очень подходит для первой попытки, — сказал первый рууг. — Слишком много стражей. Вот северная зона…
— Решение принято наверху, — сказал второй рууг. — Приходится учитывать так много факторов…
— Я понимаю.
Они дружно посмотрели на Бориса и отодвинулись от забора. Остаток разговора пес не слышал.
В конце концов рууги убрали свою карту и ушли.
Тогда Борис подошел к забору и понюхал его. От досок шел гнилой, тошнотворный запах руугов, шерсть на спине пса встала дыбом.
Когда вечером Альф Кардосси вернулся домой, пес стоял у калитки и глядел на улицу. Альф открыл калитку и вошел во двор.
— Ну, как дела? — спросил он, похлопав пса по боку. — Кончил нервничать? Какой-то ты дерганый последнее время. Раньше ведь таким не был.
Борис заскулил, не отрывая глаз от лица человека.
— Ты хорошая собака, Борис, — сказал Альф. — И большой для собаки. Ты и не помнишь, как давным-давно был вот таким крохотным щеночком.
Борис потерся о ногу хозяина.
— Хорошая ты собака, — негромко пробормотал Альф. — Знать бы только, о чем ты сейчас думаешь.
Он вошел в дом. Миссис Кардосси собирала на стол. Альф прошел в гостиную, снял плащ и шляпу. Поставив обеденный судок на буфет, он вернулся на кухню.
— В чем дело? — подняла голову миссис Кардосси.
— От этой собаки много шума, надо что-то делать с ее тявканьем. Соседи хотят снова пожаловаться в полицию.
— Не хотелось бы отдавать его твоему брату. — Миссис Кардосси сложила руки на груди. — Но он и вправду совсем сходит с ума, особенно по пятницам, утром, когда приезжают мусорщики.
— Может, он еще и успокоится. — Альф раскурил трубку и задумчиво выпустил облачко дыма. — Раньше он таким не был. Возможно, оправится, станет таким, каким был раньше.
— Посмотрим, — сказала миссис Кардосси.
Взошло солнце, холодное и зловещее. Остатки ночного тумана клочьями висели на деревьях, прятались в низинах.
Сегодня была пятница.
Пес лежал под крыльцом, лежал с широко раскрытыми глазами и слушал. Черная шерсть стала седой и жесткой от покрывшего ее инея, выходящие из ноздрей облачка пара быстро рассеивались в неподвижном холодном воздухе. Неожиданно пес резко повернул голову и вскочил на ноги.
Откуда-то издалека, с большого еще расстояния, донесся еле слышный звук, нечто вроде треска.
— Рууг! — крикнул Борис и огляделся. Он торопливо подбежал к калитке и поднялся на задние лапы, положив передние на верхний край забора.
Звук донесся снова, на этот раз громче, ближе. Хрустящий, лязгающий звук, словно катилось что-то тяжелое, словно открывалась огромная дверь.
— Рууг! — крикнул Борис. Повернув голову назад и вверх, он озабоченно посмотрел на темные провалы окон. Ничто не шелохнулось.
И вот показались рууги. Лязгая, треща и дребезжа, они и их грузовик двигались вдоль улицы, переваливались по неровной булыжной мостовой.
— Рууг! — крикнул Борис и подпрыгнул, глаза его пылали. Потом он немного успокоился. Он опустился на землю и начал слушать. И ждать.
А там, на улице, напротив дома, рууги остановили свой грузовик. Было слышно, как они открывают дверцы и выбираются на тротуар. Пес начал кругами бегать по двору. Затем он снова повернулся к дому и заскулил.
В темной теплой спальне мистер Кардосси приподнялся на локте и близоруко прищурился на часы.
— Вот же чертова собака, — пробормотал он. — Чертова собака.
Опустив голову на подушку, он закрыл глаза…
Теперь рууги двигались по тропинке к дому. Первый из руугов толкнул калитку, и она распахнулась. Рууги вошли во двор. Пес попятился от них.
— Рууг! Рууг! — крикнул он.
Жуткая кислая вонь руугов заполнила ноздри пса, и он отвернулся.
— Жертвенный ларец, — сказал первый рууг. — Он уже полон, я думаю.
Рууг улыбнулся яростно напрягшемуся псу.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал он.
Рууги подошли к металлическому баку, один из них открыл его.
— Рууг! Рууг! — снова крикнул Борис и вжался в нижнюю ступеньку крыльца.
Он трясся от ужаса. А рууги поднимали большой металлический бак, опрокидывали его. Содержимое бака посыпалось на землю, и рууги начали сгребать туго набитые бумажные пакеты. Многие пакеты лопнули, и рууги подхватывали высыпающиеся из них огрызки хлеба, апельсиновую кожуру, яичную скорлупу.
Один из руугов засунул яичную скорлупу себе в рот. Его зубы начали с хрустом ее перемалывать.
— Рууг! — крикнул Борис без всякой надежды, скорее сам себе.
Рууги почти покончили со своей работой, почти собрали пожертвование. Остановившись на мгновение, они посмотрели на Бориса.
А затем молча, медленно рууги подняли глаза вверх. Их взгляды скользили по штукатурке стены, словно притягиваемые окном с плотно задернутой коричневой шторой.
— Рууг! — во весь голос крикнул Борис и двинулся в их направлении, неуверенно пританцовывая от ярости и ужаса.
Очень неохотно рууги отвернулись от окна. Они ушли, прикрыв за собой калитку.
— Вы посмотрите на него, — презрительно сказал последний рууг, подтянув на плече свой угол одеяла.
Борис просунул голову между планками забора, почти вылез наружу. Он открывал и захлопывал пасть, громко клацая зубами. Самый крупный из руугов яростно замахал руками, и Борис отступил. Пес пристроился на нижней ступеньке крыльца, огромная пасть так и осталась открытой, где-то в самой глубине его тела родился ужасный страдальческий вой, стон тоски и отчаяния.
— Пошли, — сказал другой рууг тому, который задержался у забора.
Они пошли по тропинке.
— Ну что ж, вся эта зона хорошо очищена, если не считать небольших участков вокруг стражей, — сказал самый рослый из руугов. — И я буду крайне рад, когда будет покончено с этим конкретным стражем. Он причиняет нам очень много беспокойства.
— Куда так спешить, — сказал один из руугов и ухмыльнулся. — Наш грузовик и так уже достаточно наполнен. Оставим что-нибудь и на следующую неделю.
Рууги дружно засмеялись.
Они двинулись дальше, унося пожертвование в грязном, тяжело провисшем одеяле.
1953
Перевод М. Пчелинцева.
Маленькая революция
(The Little Movement)
На обочине, прижимая к груди коробку, сидел мужчина. Крышка коробки ходила ходуном, топорщилась под пальцами.
— Ладно, так и быть, — буркнул мужчина.
По лицу его катились тяжелые капли пота. Осторожно, прикрывая отверстие рукой, он открыл коробку. Изнутри шел дробный металлический звук, настойчивая низкая вибрация, многократно усилившаяся, как только внутрь проникли солнечные лучи.
Из отверстия показалась гладкая блестящая головка, за ней другая, еще и еще, они вертелись и озирались по сторонам.
— Я первый! — пронзительно взвизгнула одна.
За стремительной перепалкой последовало быстрое примирение.
Дрожащими руками мужчина поднял крошечную металлическую фигурку, поставил на тротуар и неловкими толстыми пальцами начал крутить завод. Фигурка представляла собой раскрашенного солдатика с ружьем и в каске, замершего по стойке «смирно». Стоило мужчине повернуть ключ, крошечные конечности задвигались вверх-вниз. Солдатик отчаянно молотил руками по воздуху.
Две проходящие мимо женщины, не прерывая разговора, с любопытством рассматривали продавца, коробку и блестящие фигурки у него в руках.
— Пятьдесят центов, — забормотал он, — порадуйте детишек…
— Стой! — раздался слабый металлический голосок. — Не им!
Мужчина резко отпрянул. Женщины переглянулись, еще раз удивленно всмотрелись в продавца и его товар и заспешили прочь.
Солдатик вертел головой, оценивая улицу, автомобили, покупателей. Внезапно он задрожал, издав низкий яростный скрежет.
Продавец сглотнул.
— Только не ребенку, — просипел он, попытался схватить фигурку рукой, но металлические пальчики впились в ладонь.
Продавец охнул.
— Вели им стоять! — взвизгнул солдатик. — Заставь их стоять!
Металлическая фигурка рванулась вперед и на негнущихся ножках заклацала по тротуару.
Мальчик и его отец остановились, с интересом разглядывая солдатика. Робко улыбаясь, мужчина с обочины тротуара смотрел, как фигурка приближается к ним, покачиваясь из стороны в сторону, двигая руками вверх-вниз.
— Порадуйте сынишку. Солдатик станет ему хорошим товарищем. Они подружатся.
Отец с усмешкой наблюдал, как солдатик с разбегу налетел на его ботинок, зашипел, щелкнул и замер.
— Заведи его! — вскрикнул сын.
Отец поднял фигурку.
— Сколько?
— Пятьдесят центов. — Продавец неуверенно поднялся на ноги, прижимая к себе коробку. — Они подружатся. Порадуйте сынишку.
Отец вертел фигурку в руках.
— Хочешь его, Бобби?
