Вадим Еловенко - Осознание
Она посмотрела мне в лицо, и я отвел глаза. Не спеша и не медля, я вышел в коридор и прошел в палату. Поглядев на спящего в своих бинтах спасенного, я спросил у других лежачих:
- Как он?
Один из молодых да спелых, вечно косящий на боли в животе, лодырь каких мало, отчего я его и знал лично, подскочил к кровати и склонившись над пострадавшим сказал:
- Нормально, Артем Леонидович. Уже говорит иногда. Ночами только. Днем слова не вытянешь. Заинтересовано я спросил:
- А что говорит?
- Да бредит, конечно. Все бежать, бежать уговаривает… А проснется так молчит и только зенками своими смотрит и словно не на тебя, а мимо куда-то. Вошедшая в палату Наталья, сказала:
- Вот с ним да, мороки много. Накормить да напоить еще ладно. Но перебинтовывать его очень тяжело. А каждый день надо повязки менять. А как под себя сходит так перестелить кровать это просто каторга какая-то.
- Наташ, но мы же помогаем! - чуть обиженно сказал молодой симулянт.
- Ну, да. - Покивала Наталья, признавая заслуги парня.
В это время страдалец открыл глаза и разжал губы. Я еле различил его просьбу пить, и Наталья налила из графина на столике у окна в стакан обычной кипяченой воды. Поддерживая одной рукой забинтованную голову, она наклонила стакан к губам и держала его так, пока обгоревший не выпьет полностью. Потом, уложив его опять на подушку, она сказал мне:
- Теперь хоть по часам… через минут сорок можно бинты на паху менять, если не простыни.
Присев на корточки у кровати, я спросил, у смотрящих на меня из под повязок глаз:
- Ты меня понимаешь? Слышишь меня? Моргни.
Но пострадавший только глупо рассматривал мое лицо, ничего не говоря. Поняв безнадежность пока любых вопросов я воздержался от выяснения имени и вышел из палаты, попрощавшись с заключенными. Наталья проводила меня на крыльцо, и я сказал ей:
- Василий выйдет, попроси его, если домой придет разбудить меня. - Она кивнула и я, подумав, повторил ей: - В общем, держись тут и если что вызывай. Не стесняйся.
Что еще сказать ей, я не знал абсолютно, и просто побрел в сторону ворот прочь с административной части лагеря. Из дежурки у выхода мне помахал лейтенант и отвел ворота в сторону, позволяя мне выйти за КПП. Я даже не заметил его жеста и не ответил на него, что, наверное, показалось ему невежливо. Но я слишком был занят мыслями о происходящем.
Настя и правда не спала, не смотря на довольно позднее время. Ждала меня. Накормив нехитрым ужином из яичницы с помидорами она порасспрашивала куда я ходил, и я почти не соврал, сказав что навестил спасенного мной. Она удивленно спросила, неужели он уже говорит, но я отрицательно покачал головой и высказал предположение, что он и не заговорит нормально никогда. Абсолютно не реагирует на речь. Настя все еще чувствовала себя почему-то виноватой, что погнала меня на спасение этого человека. И сколько я ее не убеждал, что и сам бы полез, она твердила, что тогда бы она должна была отговорить меня.
- Настюш, не говори ерунды. Сумасшедший или нормальный… главное живой. Пусть живет. - В очередной раз сказал я и, взяв ее за руку, повел в спальню. Следующий день обещал быть не скучным. Мне предстояло заняться с одним из строителей, из заключенных, планировкой участков под застройку новыми домиками.
Сон четырнадцатый:- Вы опять здесь? - спросил меня мужчина в строгом костюме.
Вместо ответа я пригляделся к его немного раздраженному лицу. Подумал немного и спросил:
- Я ведь сплю?
- Конечно. - Быстро ответил мне мужчина и махнув рукой сказал: - И давайте просыпайтесь. Нечего вам тут еще делать. Вас никто не вызывал.
- А могут вызвать? - удивился я.
- Обязательно вызовут, если понадобитесь… - заверил меня многозначительно незнакомец. Подумав, он сказал искреннее: - Но лучше чтобы не вызывали. У нас тогда с вами другой разговор будет.
- А вы кто? - спросил я оглядывая еще раз его странный кабинет. Мужчина с интересом поглядел на меня и сказал:
- А вам-то какая разница?
- Да, просто так. - сказал я. - Просто обычно мне снятся кошмары. Ну, там я умираю… но обычно не я, а словно я в чьем-то теле. В звере… или птицы. Другое мне не снится никогда. Или я другого не помню…
- Это вам к врачу. К психотерапевту. - Подсказал мне мужчина.
- … а тут вы. Я даже удивлен.
Мужчина с каким-то странным интересом достал из прозрачной папки со стола перед собой бумаги и, перекладывая их, что-то вычитывал. Отложив все бумаги, он заявил уверенно:
- Нет. Вас в списках нет. Так что это ошибка, какая-то. У нас тоже ошибки бывают. Непогрешимых нет. Не зная, что еще сказать я помялся и спросил:
- А вы можете мне еще показать… ну там за дверью. Мужчина нахмурил лоб и сказал:
- Тут вообще-то не цирк и не зоопарк… Я по настоящему расстроился, но мужчина, решившись, поднялся и сказал:
- Ну пойдемте. Только не долго. А то тут один товарищ должен пожаловать. У него тоже проблемы со сном. Но вот он действительно умирает во сне. Каждый раз… Совесть, что тут еще скажешь. - Пока мы дошли до двери, мужчина предположил: - У вас наверняка тоже совесть не спокойна.
Я кивнул и вдруг как на духу признался этому незнакомцу, что так уж жизнь сложилась что кажется, я предал друга и подругу.
Открывая мне, дверь в тот странный мир с неслышимыми почти машинами мужчина только многозначительно хмыкнул.
За дверью шел дождь. И судя по прохладе, была поздняя осень. Но мужчина, поясняя мне, сказал:
- Зима. Мерзко.
- Зима? - удивленно переспросил я.
- Ага. - Ответил мужчина. - Так говорите, совесть, значит, тоже мучает? И сны про смерть снятся? Это не хорошо. Совесть не должна мучить. Совесть это инструмент тонкий и он не для стыда предназначен.
- А для чего же? - Удивился я, рассматривая сквозь пелену дождя высоченные здания с почему-то абсолютно темными окнами.
- Для определения действия в ситуации, когда разум бессилен. Это своеобразный компас. Стрелка компаса намагничена на «север». И у совести, так скажем, свое намагничивание.
Мимо проехала одинокая машина и ослепила меня своими фарами. Я в который раз удивился, что почти не слышу ее.
- Если совесть мучается это значит компас сбивается. На что-то новое намагничивается. - Пояснил мне мужчина, чуть отступая от порога, который заливался сильными ударами дождя.
- И что делать? - Спросил я. Мужчина пожал плечами и сказал:
- Были бы вы в моем списке, вами бы занялся я. Но так как вас в нем нет, то сами решайте что делать. Очень помогает труд от всех этих эволюций души. Некоторые находят утешение в боге. Вы верующий? Я неуверенно отрицательно покачал головой и как-то оправдываясь, сказал:
- Раньше по молодости думал к абсолютистам примкнуть. Но я не такой. Не могу иногда удержаться…
- Абсолютисты? - переспросил мужчина и что-то вспомнив, покивал головой. - Да уж. Примкни вы к ним, и не мучила бы вас совесть. Все что делается, делается Богом, а не вами. И не вам останавливать его деяния. Он поглядел на лужу на пороге, и спросил:
- Насмотрелись? С сожалением я кивнул. И когда мужчина закрывал дверь, я спросил его:
- Мне теперь просыпаться?
- Ага. А то мои гости пугаются, видя даже меня, а уж если других гостей увидят, то и подавно струсят. И как с ними в таком состоянии работать? Им ведь искреннее раскаяние надо проявить, а не под страхом чего-либо. Кивнув и изобразив понимание, я сосредоточился и проснулся.
В июне, когда все посевные давно остались позади, когда на наших огромных полях уже вовсю зеленели всходы, а заключенные уже выходили на первые прополки, Настя узнала к кому я хожу в госпиталь чуть ли не каждый день. Трудно скрывать что-то в нашем обществе. Мы чуть не перессорились с ней раз и навсегда. Я чувствовал себя виноватым только за вранье, но она хотела, что бы я еще признался, что изменяю ей с Натальей. Я упирался и говорил, что такого не было. Почти сутки мы не разговаривали, пока не пришел Василий и как лицо якобы независимое не рассказал ей ситуацию со своей стороны. Он рассказал, что я испытываю чувство вины перед той девушкой, хотя повода для этого по большому счету и нет. Настя, покивав, спросила его, а не меня, отчего же я врал почти полтора месяца, что хожу проведывать уже идущего на поправку моего подопечного «подводника». Пришлось Василию пускаться в пространные рассуждения о том, что я якобы боялся, что она начнет ревновать. И типа я был прав - Настя начала ревновать. Она хотела разозлиться на него, но вдруг передумала и сменила гнев на милость после обещания познакомить ее с этой Натальей. Василий сказал, да без проблем, и повел ее знакомиться. Я остался, дома опасаясь, что не смогу вести себя адекватно ситуации.
