Вадим Еловенко - Осознание
Посидел над планами построек подправил первоначальные задумки с учетом того, что в действительности у нас получалось. Решил, что на неделе уже надо будет ехать за кровельным железом в один из разрушенных поселков. Стены новых небольших домиков уже стояли и даже окна вставили, и даже было ясно, кто первым в них заселится, но с монтажом кровли дела откровенно затянулись. Да и с трубами для канализации и подачи воды в дома дела обстояли проще сказать никак. А демонтировать коммуникации в разрушенных селениях в округе было делом бесперспективным абсолютно. В общем, без помощи районного центра кажется, в этом вопросе нам было не обойтись, но в последнюю очередь мы хотели идти к руководству и клянчить дефицитные трубы. Не видя быстрого решения этой проблемы, мы решили пока даже о ней не думать. Поставим дома, и это главное, удобства сделаем снаружи. Воду в дома новоселы, ничего страшного, потаскают ведрами. А к зиме мы решим эти проблемы, как и вопрос с отоплением от котельной.
Воодушевление в лагере среди заключенных так и не спадало. Как начали они еще весной всем сами заниматься, так и продолжали. Даже внутренняя охрана после сноса стены отделяющей женскую и мужскую половины лагерей состояла из самих заключенных. Не столько ограничивая передвижения, а словно сами себе не доверяя, они зорко следили, как бы, где, чего не случилось.
Побеги превратились в такую редкость, что Василий даже мер по ним не принимал. Только отписывал, как положено рапорта в район и получал обязательный нагоняй от руководства. Но специфика нашего учреждения была такова, что даже последний писарь в районе понимал, что без побегов не обойдешься. Но что радовало, что люди возвращались. Словно нагулявшись и насмотревшись на кошмар, вокруг они жались к нашему островку хоть какого-то порядка и больше не помышляли о побеге.
Самое забавное, что вернулся к нам и доктор, которого мы отправили в район по окончании срока его заключения. Вернулся и долго уговаривал Василия принять его на работу на пункт санитарной обработки вновь прибывших. Василий принял его конечно. Скорее от удивления он согласился, чем от действительной необходимости. Новеньких обрабатывали довольно примитивно. Помывка в бане, присыпки против паразитов, стрижка… Врач настоящий на таких процедурах был не нужен и Василий принял доктора в наши ряды с условием, что он продолжит работу и в лазарете. Возвращению доктора радовался весь лагерь. И даже мой мученик хоть еще и плохо говорил, не говоря о движениях, поднялся с постели и обнялся со своим вторым спасителем.
Другие освобожденные тоже правдами и неправдами возвращались в наш поселок. Василий, голову ломал, как их всех размещать и где. Работу-то он находил этим возвращенцам. К примеру, даже в поездку за кровельным железом я собирался брать только освобожденных. Не особо раздумывая, Василий приказал освободить в поселке один из домов побольше и предоставил его в пользование тем, кто к нам вернулся. Было довольно удобно сразу зайти и набрать людей на дневные работы. Платил Василий им сущую мелочь из бюджета лагеря. Что-то двадцать или двадцать пять единиц за довольно непростые задачи. Я даже вспомнил, как сам за такие же крохи пахал на разборе завалов в городе или на разгрузке пришедшего транспорта.
Когда Настя и Василий довольно поздно вернулись, я все еще предавался воспоминаниям над планами застройки пустыря за бараками. Она не сразу в тот вечер простила меня и заговорила. Но когда все же смилостивилась, то первое что она спросила, правда ли что я виноват в злоключениях своего друга и этой бедной девушки?
- Это она так считает? - Настя на мой вопрос подумала немного и кивнула.
- Она такого вслух не говорит, но я вижу, что она тебя считает виноватым.
- А Василий тебе показывал, что я писал, когда от меня потребовали?
Она отрицательно покачала головой, и я сказал, что бы она обратилась к Василию, пусть покажет мои показания.
- Мне достаточно будет твоего слова. - сказал она выжидательно рассматривая меня читающего «Строительство дачных домов».
- А мне нет… - довольно грубовато сказал я. Сложив книгу, я посмотрел на жену и сказал: - Я не хочу еще и перед тобой оправдываться вечно, сходи и почитай. Сама решишь.
Василий уже спать собирался ложиться, когда она уговорила его пойти открыть канцелярию. Будь это я, он бы меня просто послал. Но Насте отказывать не стал и они снова, на ночь глядя, вышли из дома. Я выругался про себя идиотизму ситуации и какой-то детскости ее и продолжил чтение. Мне предстояло еще многое выучить и понять, что бы хотя бы на одном языке разговаривать с заключенным, ставшим у нас одновременно и архитектором, и сметчиком и прорабом.
Когда они вернулись, Настя была еще больше озабочена, чем раньше. Без прелюдий и разговоров она прижалась ко мне и я, не отрываясь от чтения, спросил ее, все она узнала что хотела? Настя покивала, но ничего не сказала. Даже когда я потушил свет, и обнял ее, мы не стали возвращаться к этой теме.
И позже старательно избегали общения по поводу Натальи и моего прошлого. Правда Настя впала в очередной раз из крайности в крайность и теперь сама помогала и продуктами и просто словами Наталье. Если не принимать во внимание обстоятельства, то я бы сказал, что они подружились. Как кстати и с Алиной, которая уже скоро должна была получить освобождение и мы всерьез ждали ее в нашем общем с Василием доме. Вообще, как бы не стесняла всех и вся общая коммунальная жизнь, мы потом с Настей еще долго вспоминали ее как одно из лучших времен. Тихая и спокойная, забавная и веселая, интересная и заманчивая. Ночные долгие разговоры на кухне с моими или Васильевыми гостями. Сопереживание проблемам нашего полковника. Не редкие походы в гости к Руслану и его жене, они таки оформили отношения путем не намного сложнее нашего, просто проведя регистрацию в комендантском журнале событий. Частые выезды большими компаниями на водохранилище. И даже первый спуск на воду самодельных лодок. Все это позже вспоминалось с улыбкой и ностальгией.
В начале июля, когда теплицы сдали первый в том году урожай помидор и огурцов и мы чуть ли не круглосуточно в течении недели отправляли грузовики с продукцией в район, я таки стал комендантом лагеря и поселка. Майор бывший мой начальник перешел под начальство Василия заместителем по организации труда заключенных, и мне самому присвоили майорское звание. Приказ из района пришел буквально через неделю после отправки представления Василием. Сменив массу ромбиков на погонах на первую четырехконечную звезду, я еще долго привыкал к обращению «господин майор». Настя мной гордилась и даже устроила по этому поводу у нас дома значительный праздник с массой приглашенных офицеров и их подруг, у кого они конечно были. Принимая дела у своего шефа, я получил заверения, что он мне будет помогать, чем и как сможет, а не бросит с делами один на один. В помощники себе я взял толкового лейтенанта из простых охранников и буквально за неделю ввел в курс его обязанностей. Ему понравилась работа. Видно еще не шибко обленился на своем надзирательском посту. Обычно те, кто засиживался в охранении, потом были инертны и тяжелы на подъем. Но мне с моим помощником повезло.
Тогда же в июле, я впервые смог нормально поговорить и со своим спасенным. Он еще носил повязки и бинты почти по всему телу. А лицо его продолжало напоминать маску какой-нибудь древней мумии, но он уже ходил и даже вполне внятно говорил. И вообще, он словно очнувшись, быстро шел на поправку стараниями Алины и Натальи.
- Мы будем тебя переводить в районную больницу. - Сказал я ему навещая в очередной раз.
- Зачем? - Спросил он и, кажется, испугался.
- Потому что так положено. - Ответил я. - Сначала мы думали, что ты не выживешь и что смысла нет тебя перевозить. Потом посмотрели, что ты все-таки как-то тянешь, вопреки всем и вся, и просто побоялись тебя дергать. Решили, что лучше пока ничего не трогать. А потом, если честно стало не до тебя. Посевная, то да се. Но теперь пора, раз ты оклемался. Это все-таки тюремный лазарет. Лагерный. Для заключенных. Свободному тут не место.
- А там что? - спросил он у меня с тоской в голосе.
- Там тебя окончательно поднимут на ноги. Шрамы такие не лечат. Но что могут, сделают. Помогут память восстановить. А то смех-то, какой, Последней ночи не помнишь. В разговор вступил врач и с улыбкой сказал:
- А может и хорошо, что не помнит. Счастье-то, какое, было бы ее забыть. Я улыбнулся, покивав, но сказал:
- Да, ну… мы - это наша память. Что это за человек, который кроме имени своего ничего не помнит. Да и имя свое произносит, как будто первый раз слышит…
- А можно мне все-таки здесь остаться. - С надеждой попросил меня «человек-гриль». Покачав головой, я ответил:
- Проверка нагрянет, мы в жизни объяснить не сможем, что у нас делает свободный в зоне.
