Брайан Герберт - Ветры Дюны
Мохиам с большим интересом наблюдала за этим диалогом, но последнее предложение было столь нелепым, что крики стихли. Мэр печально покачал головой.
– Нет, нет, ничего такого. Мы не устоим против армии Муад'Диба, вы все это знаете.
– Тогда не затевайте войну. – Мохиам с трудом встала и повернулась к аудитории. – Мы не хотим войны. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Как уже сказали многие из вас, Каладан не часть бесконечного кровопролитного джихада, и мы провозглашаем свою независимость. Наш законный герцог – Пауль Атрейдес, а не этот человек, который называет себя иностранным именем. Каладан не участник этой борьбы. Мы никогда не хотели в ней участвовать. Мы не приглашали безумных паломников, которые, как стаи саранчи, обрушиваются на наш город. Мы просто хотим, чтобы все стало прежним.
Мохиам услышала разговоры вокруг:
– Независимость… Независимость! Да ведь это замечательно!
Независимость. Это слово, как свежий морской ветер, пронеслось по залу. Люди наивно полагали, что эта новая идея не потребует применять оружие против орущих убийц-федайкинов.
В попытке утихомирить толпу мэр поднял костлявую руку.
– Мы здесь не обсуждаем мятеж. Я не хочу участвовать в этом.
– Тогда ты пришел не туда, – сказала Мохиам, очень довольная тем, в какое русло повернуло обсуждение. – Я стара и видела многое. Когда-то, когда честь Атрейдесов и человеческое достоинство еще кое-что значили, я была служанкой в доме старого герцога Пауля. После смерти герцога я спокойно жила в глуши. За эти годы многие из вас видели меня, но никто не замечал.
Мысль подсказана, и теперь многие соглашаются: да, видели ее в городе время от времени.
– Что стало с честью Атрейдесов? Мы хотим лишь уважения. Хватит с нас этих глупостей. Либо мы выступим против этих священников, либо они будут вытирать о нас ноги. Не гните спину. Если Пауль Атрейдес сохранил любовь к Каладану – а я считаю, что сохранил, – он примет волю своего народа. Мы не хотим ему зла, но должны сохранить свою идентичность. Ибо мы народ Каладана! – Она в последний раз осмотрела толпу. – Или вы хотите, чтобы вас повсюду называли «народ Чисра Сала Муад'Диб»?
Она буквально выплюнула это название.
Пора было уходить. Собрание приветствовало ее, пока она шла по проходу к двери, спускалась по каменным ступеням и исчезала во влажной ночи. Ей даже не потребовалось использовать Голос…
Уходя, она слышала, как мэр Хорбу с воодушевлением приветствовал ее предложение как разумный компромисс. Не видевший ее манипуляций, он отныне понесет факел, а позже никто не сможет ни назвать ее, ни найти. Теперь Хорву поведет их по все более опасной тропе. И, когда Джессика вернется домой с Салусы Секундус, контроль будет полностью утерян.
Мэр Хорву и все эти люди – всего лишь мясо для стервятников в новой политической битве, и Мохиам не чувствовала себя виноватой. Вся империя – огромная шахматная доска, а она может передвигать самые важные фигуры, никогда не забывая о разнице между игроком и его пешками.
Широким шагом она вышла в дождь, больше не показывая признаков старости. «Порой быть человеком очень трудно», – думала она.
Иногда действия определяются милосердием, необходимостью или виной. Логика может быть безупречной и неопровержимой, но сердце не знает логики.
Гурни Халлек, незаконченная песняГурни нравилось ощущать поток адреналина, когда его гончие шли по следу. Когда он бежал за собаками, он был так поглощен охотой, что почти забывал болезненные воспоминания, накопившиеся за жизнь. Джессика была далеко, на Салусе Секундус, передовые линии джихада Муад'Диба тоже далеко отсюда, и Гурни считал – самое время охотиться.
До недавних пор он вел столь бурную жизнь, что и помыслить не мог о домашних животных. Но сейчас он эрл Каладана, благородный человек. От него ждут, что он обзаведется собственным поместьем, большим домом, свитой слуг – и, конечно, охотничьими собаками.
Гурни не собирался привязываться к собакам, даже не давал им отдельных кличек, но нужно было как-то называть их, не только «Эй ты, Черная» или «Белое Пятно». Особых идей у него не было, и он назвал шесть собак по планетам, на которых сражался в джихаде: Галация, Джиеди, Джакар, Анбус, Хавири и Сил. У каждого пса был свой характер, и они отзывались на внимание, когда он гладил их по голове или трепал по груди, расчесывал шерсть или угощал лакомствами.
Гончие не один час бежали по болотам и вспугнули зайца, за которым бросились с диким лаем. Сегодня, впрочем, после долгой утомительной погони охота получилась не слишком удачная. Но по крайней мере собаки размялись, побегали, и он тоже. Одежда у него промокла от пота, в груди жгло.
Когда он отвел их на псарню и выдал по лишней чашке похлебки, пес по кличке Джиеди заворчал за едой. Ему это было несвойственно, но сегодня во время погони он отставал. Озабоченный Гурни зашел на псарню и увидел, что глаза у собаки покраснели и слезятся. Когда хозяин коснулся его, Джиеди предостерегающе зарычал.
– Ты выглядишь больным, парень. Пожалуй, стоит тебя изолировать от остальных.
Он потащил упирающуюся черно-коричневую собаку за ошейник в отдельный вольер. Если к утру псу не станет лучше, придется отправиться в Кала-Сити за ветеринаром.
На следующее утро собака выглядела гораздо хуже, глаза у нее стали алыми от внутренних кровоизлияний. Джиеди лаял и хрипел, потом завыл, как от сильной боли. Когда Гурни подошел к его вольеру, несчастный пес с ворчанием, щелкая зубами, бросился на перегородку.
Еще у трех собак: Джакара, Анбуса и кремового Хавири – покраснели глаза, псы жались в вольерах, не выходя из них. Гурни в глубине души почувствовал страх и немедленно вызвал в поместье ветеринара.
Тот бросил на собак всего один взгляд и покачал головой.
– Вирус огня в крови. Симптомы несомненные, и ты знаешь, милорд, что эта болезнь неизлечима. Как ты ни любишь своих собак, им станет только хуже. Они будут мучиться, начнут нападать друг на друга и даже на тебя. Тебе нужно устранить заболевших, пока не заразились две оставшиеся. Если хочешь, я возьму это на себя.
– Нет! Ты должен что-то сделать.
Ветеринар посмотрел на него из-под тяжелых век.
– Огонь в крови – редкая болезнь животных на Каладане, но, если животное заразилось, исход всегда смертельный. Отдели двух здоровых собак немедленно, или потеряешь и их. Но остальные… – Ветеринар покачал головой. – Прекрати их страдания. Бешеных собак убивают. Все это знают.
Гурни практически втолкнул ветеринара в его машину, потом вернулся на псарню. Здоровые псы Галация и Сил смотрели на своих больных товарищей из двух отдельных вольеров и скорбно подвывали.
Гурни попросил одного их своих оруженосцев помочь отсадить трех больных и вялых собак в пустые клетки. Хавири вырвался и попытался укусить его, но Гурни благодаря воинским навыкам и чутью вовремя увернулся. Холодея, он понял, что, если заразится, ему будет уготовано долгое мучительное лечение – и никаких шансов на успех.
Пес по кличке Джиеди, больной, но не вялый, с лаем бросился на изгородь, и царапал ее, пока морда не покрылась кровью, а когти не начали ломаться. Из глаз собаки лилась слизь, и Гурни заплакал. Пес не узнавал его, он больше не знал ничего, кроме боли и вызванной вирусом ярости.
Гурни случалось переживать страшные трагедии: с самой юности его пытали и заставляли работать на Харконнена в загонах для рабов; его сестру изнасиловали и убили; в дни службы дому Атрейдесов он пытался остановить ужасную бойню на свадьбе герцога Лето; позже он сражался на полях Груммана, Дюны и на других бесчисленных планетах, участвуя в джихаде Пауля. Боль и горе закалили Гурни.
А это собака… всего лишь собака.
Стоя у вольера, Гурни ничего не видел сквозь пелену слез. Колени у него подгибались, сердце билось так, что грозило взорваться. Он чувствовал себя трусом, не способным совершить необходимое. Он своей рукой убил множество людей. Но тут перед ним любимые животные…
Двигаясь как древний механизм, он открыл шкаф с оружием и достал пистолет, стреляющий иглами.
Время от времени он стрелял в загнанную дичь, стараясь быстрее прекратить ее страдания. Но теперь пальцы не слушались его. Он прицелился, но пистолет дрожал, а собака рычала.
Ему все-таки удалось попасть иглой в грудь Джиеди. Собака в последний раз заскулила и упала, погрузившись в милосердное молчание.
Гурни прошел к другим конурам, в которых неуверенно жались больные собаки. Но не смог застрелить их. Они еще не достигли точки невозврата. Выронив пистолет на землю, Гурни ушел.
Только два пса не были заражены. Он приказал поместить их в карантин.
