Брайан Герберт - Ветры Дюны
Они окружили Чани, не обращая, к его досаде, внимания на Шаддама, хотя работа мало его интересовала.
Разговаривая только с Чани, руководители работ проявляли безграничный энтузиазм, перечисляли гектары преобразованных земель, называли температурные градиенты и относительные следы влаги. Пока они сыпали непонятными числами, процентами и техническими подробностями, Чани опустилась на колени на песчаную почву каньона. Зарылась в нее пальцами, просеивала камешки, песок и пыль.
– Эта планета мертвее Дюны.
Ирулан осталась стоять, изящная и красивая, повернувшись к пустыне в профиль.
– Но Салуса гостеприимней и становится все лучше. Согласно отчетам новые экосистемы хорошо действуют, и сильные бури сократились до одной в год.
Чани встала и отряхнула песок с ладоней.
– Я не это имела в виду. Салуса была уничтожена ядерным оружием и много столетий использовалась как тюрьма: у планеты мертва душа.
Команда планетологов заканчивала приготовления к большой проверке.
– Глубокое сканирование показывает наличие большого водоносного слоя под покрывающей породой, – сказал Сивеска. – Мы собираемся вскрыть преграду и создать канал, чтобы река снова могла течь. Это изменит вид всего материка.
– Хорошо, заканчивайте с этим, – сказал Шаддам, как будто все ждали его приказа.
За следующий час группа упаковала оборудование и инструменты, и транспорты переместили все это за край каньона. Квомбу и Сивеску пригласили на наблюдательный корабль, чтобы они давали объяснения. Все работы в каньоне прекратились, были установлены глубокие заряды, и корабли сопровождения удалились на безопасное расстояние.
Квомба и Сивеска прижались к окнам наблюдательной площадки, Джессика чувствовала их искреннюю преданность делу. Ожидание казалось бесконечным. Шаддам стал жаловаться на задержку, но его прервали глубокие подземные взрывы, на стены широкого каньона обрушились обломки и пыль.
А из-за столба пыли и дыма показалась стена воды, словно кровь, вернувшаяся в сосуд; вода несла с собой осадочные массы. Поток принял в свое коричневое течение пролежавшую столетия почву и повлек ее дальше.
Квомба издал высокий радостный крик. Сивеска улыбнулся и почесал рыжеватую бороду.
– За половину того времени, что нам потребуется на Дюне, Салуса станет раем земным. Всего несколько столетий, и эта планета снова станет плодородной, способной поддерживать многочисленные виды жизни.
Он огляделся, как будто ждал аплодисментов.
Шаддам лишь кисло заметил:
– Несколько столетий? А мне какая от этого польза?
Он вел себя так, словно не собирался оставаться здесь долго.
Джессика внимательно его изучала: судя по скрытному выражению глаз, он что-то утаивал. И ее заинтересовало, что могут задумать Шаддам и Фенринг. Она ни на миг не поверила, что Коррино покорно подчинились обстоятельствам и отказались от всех притязаний.
Мы избегаем того, что не хотим видеть; мы глухи к тому, что не хотим слышать; мы игнорируем то, чего не хотим знать. Мы мастера самообмана, манипулирования собственным восприятием.
Бене Гессерит, «Итоги». Архивы Валлаха IXДжессика была рада вернуться после Салусы Секундус к спокойной красоте Каладанского замка, где могла вдыхать влажный соленый воздух и видеть разноцветные рыбацкие лодки в гавани. Чани и Ирулан со своими отчетами вернулись на Арракис; Джессика приложила собственные отдельные впечатления.
Она собиралась снова забыть о джихаде и о том, что делает Пауль.
Но не могла.
Годами сын отдалялся от нее, становился незнакомцем в плену у собственной легенды. Ей всегда внушало опасения то, как легко он облачился в религиозную мантию, чтобы повести за собой фрименов. Может, ей все-таки следовало оставаться на Дюне в роли советника: Пауль нуждается в ее советах и ее нравственных ориентирах.
Она всегда оставляла ему возможность сомнений, но, как капли воды точат камень, так в ее сознание проникали вопросы. Он ничего не объяснял ей. Его прозрения не обязательно были единственной дорогой к выживанию человечества. Что если он уже запутался и просто делает заявления наобум, ожидая, что последователи примут их, как принял Шаддам? Что если Пауль верит окружающим его фанатикам и льстецам?
Джессика не успела порадоваться возвращению домой, в древний замок, – явился мэр Хорву в сопровождении местного священника Аббо Синтры и попросил непредусмотренной аудиенции. Опять. Неудивительно, что они говорят, будто дело у них чрезвычайное. Эти двое, никогда не покидавшие планету, понятия не имеют, что такое чрезвычайность и срочность.
Священник в домотканом одеянии выглядел неуместно в комнате, где тринадцать лет назад проводил злополучную брачную церемонию герцога Лето. Хорву надел между тем официальный мундир, который надевал только на особые церемонии, народные праздники и государственные похороны.
Джессика мгновенно насторожилась.
– Миледи герцогиня, – начал Хорву, – мы не можем этого допустить. Это оскорбление затрагивает самую суть нашего наследия.
Джессика села не на трон, а на стул за письменным столом.
– Пожалуйста, поточнее, мэр. О чем мы сейчас говорим?
Мэр удивленно посмотрел на Джессику.
– Как вы могли забыть объявление? Поменять Каладану название на… – Он наморщил лоб и посмотрел на священника. – Как это звучит, Аббо?
– Чисра Сала Муад'Диб.
– Кто такое запомнит? – фыркнул Хорву. – Эта планета всегда называлась Каладан.
Синтра расправил манифест космопорта, расписание прилетающих и улетающих кораблей. И на каждом входном документе планета значилась под неблагозвучным чужим именем.
– Только посмотри, что они сделали!
Джессика постаралась не показывать тревоги.
– Это ничего не значит. Люди, выпустившие эти информационные листки, здесь не живут. Фримены все равно называют Арракис Дюной – а эта планета называется Каладан. Если я поговорю с сыном, он изменит свое намерение.
Лицо мэра прояснилось.
– Мы знали, что ты нас поддержишь, миледи. Пока ты на нашей стороне, мы достаточно сильны. В твое отсутствие мы уже начали решать проблему. Как ушла от джихада ты сама, так поступает и все население Каладана.
Джессика нахмурилась.
– О чем ты?
Мэр как будто гордился собой.
– Мы объявили о независимости нашей планеты от империи Муад'Диба. Каладан отлично проживет сам по себе.
Синтра энергично добавил:
– Дело срочное, и мы не могли ждать возвращения твоего корабля. Население уже подписало петицию, и мы отправили декларацию независимости в Арракин.
Эти люди были подобны огромным неуклюжим быкам на тонком фарфоровом поле политики.
– Вы не можете просто выйти из империи! Вы давали присягу, принимали конституцию ландсраада, существуют древние законы…
Священник невозмутимо отмахнулся.
– Все в конце концов образуется, миледи. Ясно, что мы не представляем никакой угрозы для Муад'Диба. На самом деле от Каладана ему мало проку, это всего лишь место паломничества… и паломников мы уже в основном спровадили.
В голове Джессики стремительно мелькали мысли. То, что казалось мелочью, могло превратиться в событие-водораздел. Если бы жители этой планеты просто решили не обращать внимание на ее переименование, Пауль мог бы закрыть на это глаза. Но они открыто бросили вызов Муад'Дибу. Эти глупцы поставили ее сына в невозможное положение, из которого он не может пойти на попятную.
– Вы не понимаете, к чему это приведет. – Чтобы сдержать гнев, Джессике потребовалась самая действенная техника Бене Гессерит. – Я ваша герцогиня, а вы действовали, не советуясь со мной? Некоторые правители казнили бы вас только за это.
Синтра фыркнул.
– Послушай, миледи, ни один правитель Каладана не стал бы наказывать нас за то, на что мы имеем право. Так мог поступить бы Харконнен.
– Возможно, вы плохо знаете Харконнена, – сказала Джессика.
Они и представить себе не могут, что барон ее отец.
– О, мы всего лишь одна планета, к тому же небольшая, – сказал мэр Хорву. – Пауль поймет нас.
В глазах Джессики вспыхнуло нетерпение.
– Пауль увидит, что одна из планет бросила ему вызов… не какая-то – его родная планета. Если он оставит это без внимания, сколько планет увидят в этом молчаливое разрешение на выход из Империи? Из-за вас его ждут один мятеж за другим!
Хорву рассмеялся, как будто это Джессика ничего не понимала.
– Я помню, как ты появилась здесь, юная ученица Бене Гессерит, миледи, но мы-то были с герцогами Атрейдесами век за веком. Нам известно их милосердие.
Джессика не верила собственным ушам. Эти люди ничего не знают ни об империи, ни об имперской политике. Они считают всех руководителей одинаковыми, полагают, что одно действие может быть никак не связано с другими. Эти люди могут помнить молодого Пауля Атрейдеса, но никто из них не представляет, как изменился Пауль.
