Ярослав Питерский - Ленин жЫв
– Может, я скажу?!
– Как хочешь…
Женщина виновато улыбнулась и села напротив Лучинского на то самое место, где минутой ранее сидел её супруг. Стюарт вновь виновато хмыкнула и тихо сказала:
– Когда речь идет о ребёнке, он нервничает и не может быть таким, каким он должен быть всегда. Короче, Кирилл, мы нашли донора и зачали плод. Нам помогает одна женщина. Она добровольно согласилась на эту операцию. Вот. Но только это никто не должен знать, кроме Вас. Понимаете, какая это тайна? И наша тоже? А? Этот ребёнок – наша последняя надежда…
– Ну и что? Это ж хорошо! Я поздравляю! – воскликнул Кирилл.
Он вдруг представил этих людей ночью в кровати. Её с заплаканными глазами и его, беспомощного и злого. Понимающего, что всё в жизни прервётся именно с его смертью. Он не сможет больше ничего, и всё, что он делал, это такая мелочь. И вся эта власть и величие – мерзость и пошлость, которые просто сопровождают его мучительный уход в никуда… Кирилл вдруг представил, каково этим людям. Какие это мучения?! Он вдруг понял, что ничто в мире не сможет скрасить или как-то приуменьшить их. Она просит у него детей, а их просто не может быть! И никакая сила не может их дать! Тогда… тогда… они решили, пусть катится всё в тартарары… это даже страшнее, чем ядерная зима… и гибель человечества…
Кирилл вновь вздохнул и сочувствующе посмотрел в глаза Стюарт. Ему стало её жаль. Жаль даже не как человека, а как некое безобидное существо, которое должно обречённо погибнуть и которое так желает отсрочить это всё до бесконечности…
Стюарт ухмыльнулась, жалобно, как-то просяще, словно нищенка на вокзале, сказала:
– Спасибо. Вот дело в том, что, кроме моей яйцеклетки, есть ещё и сперма постороннего мужчины. Вот. И эта сперма нам и помогла. Вот.
– Ну и здорово! Это ж хорошо! – воскликнул Лучинский.
– Нет, Вы не поняли. Донор, который дал сперму, ну, в общем, зачал ребёнка… это Вы…
Кирилл заморгал как-то быстро и нелепо, словно его контузило артиллерийским разрывом.
– Что?!!! Что вы сказали?!!!
– Вы зачали нашего ребёнка.
– Нет… – Кирилл замотал головой. – Вы не можете так со мной поступить!!! Об этом мы не договаривались! Нет! Вы взяли у меня сперму и привили её какой-то женщине без моего спроса?!!!
– Нет, не так. Всё не так! Вы сами добровольно оплодотворили её! – Стюарт вновь грустно улыбнулась.
– Я?!!! Я не мог…
Правитель повернулся и, сложив руки на груди, смотрел на Лучинского. Затем он кивнул головой – и в беседку вошёл толстый человек в генеральском мундире с потной шеей. Он переминался с ноги на ногу, было видно, что он очень волновался:
– Вы привезли её? Всё в порядке? – строго спросил Правитель.
– Так точно, товарищ Верховный… – залепетал генерал. – Всё в лучшем виде! Она тут.
– Пригласите её.
Генерал вылетел из беседки, как пробка из бутылки. Возникла пауза. Кирилл смотрел то на Верховного, то на его супругу. Они, в свою очередь, глядели на него. Немая сцена. Сколько это тянулось – неизвестно. Но потом, как сон, как туман, появилась она безумно и плавно.
Это была она, та прекрасная гречанка…
Светлана Турнова стояла, выпрямившись, как по стойке смирно, гордо задрав голову вверх и смотря куда-то в потолок. Правитель подошёл к ней совсем близко. Кириллу даже показалось, что он втягивает ноздрями воздух, чтобы уловить запах её духов. Как старый кобель, который уже не может уговорить суку, но пытается разнюхать её запах.
Наконец, он нарушил тишину:
– Эта женщина носит в себе нашего ребёнка и вашего сына, Кирилл. Вы узнаете её?
Лучинский молчал, он не знал, что сказать. Верховный это понял и добавил:
– Вот поэтому я и прошу Вас принять моё предложение. Прошу… добровольно…
И вновь тишина. Кирилл слышит, как бьётся его сердце. Он краснеет. Он не знает, что делать?!
– Чтобы вы могли подумать, мы с супругой оставим Вас пока наедине со Светланой. Вы можете поговорить.
Верховный обречённо всплеснул руками, кивнул Стюарт, направился к выходу. Кирилл смотрел ему вслед с ненавистью. Он видел лишь мутный силуэт. Просто шаги по дощатому полу. Просто пятно, нелепое, никчёмное и ненужное никому пятно! Пятно, которое считает, что оно бессмертно, но которое еле видно, и вообще нельзя понять: есть оно или это мираж…
Он молчал, он скрипел зубами. Ему так хотелось завыть как волку. Он зажмурился и лишь застонал, потом раскрыл глаза и посмотрел на неё. Она сидела как ни в чём не бывало и добродушно разглядывала его лицо. Эта красивая женщина, так похожая на гордую гречанку.
– Зачем? – наконец выдавил он из себя? – Зачем ты это сделала?!!!
– А как ты думаешь, сколько стоит вечность?!
– Ты о чём?! – зло цыкнул он.
– О тебе. Ты теперь самый состоятельный человек на земле. Ты, но пока ты не понимаешь и, может, не поймёшь. А я, я все давно поняла.
Кирилл схватился руками за голову и замычал. Он опустился на колени и, дёрнувшись пару раз, ударил кулаком по дощатому полу:
– Вы все тут сумасшедшие! Вы помешались на вечности! На бессмертии! Вы не хотите ничего знать, кроме этого! Вы всё меряете на это! А жизнь?! Вы забыли о жизни!!!
Она смотрела на него, ухмыляясь. Никаких эмоций это его театральное поведение не вызвало. Она ещё раз ухмыльнулась и равнодушно ответила:
– Вот как раз о жизни… я и не забыла. Не забыла. Вот поэтому…
– Как не забыла? Как не забыли?! Вы же не можете понять, что жизнь тем и ценна, что она хрупка и уязвима! Что она может кончиться, что она дана лишь раз и не навсегда! Она такая маленькая и хрупкая, и прожить её нужно как можно лучше и честнее! А вы? Вы устроили из неё просто фарс! Вы помешанные! Вы из своей жизни сделали фарс! Фарс сумасшествия бессмертия! Но оно… оно вам ничего не даст! – он сидел на дощатом полу, обхватив голени, и говорил это с грустной усмешкой. – Ты могла решить за себя. Тебе я не могу в этом запретить. Но зачем? Зачем ты решила за меня?
– В смысле?
– Ты решила за меня! Это мой ребёнок! И ты решила за меня! Ты не имела права!
Светлана встала и, подняв руки, как богиня в древнем храме солнца, весело ответила:
– А это уже тебя не должно касаться. Тем более, что ты от этого никак не пострадаешь. А я и твой ребёнок только выиграем! Ты не вправе мне даже задавать такие вопросы! Ты просто должен знать и всё. И всё. Ты и так слишком много получил.
– Что я получил? Да я самый несчастный человек! Вот что я получил!
– Это ты-то несчастный? Да тебе, дурачок, принадлежит весь мир! Тебе! Ты пойми… у него… у нашего Правителя даже детей быть не может, а ты! Ты великий, и вот тебе даётся право иметь детей! Ты всё имеешь!
– Дура! Ты просто дура, – он грустно засмеялся и медленно встал с пола, подошёл к ней и, потрогав её пальцами за щёку, добавил. – Ты так ничего и не поняла. Счастье – это даже не когда тебя любят, а когда ты имеешь право сам решать: любить или нет. Понимаешь, только ты. Вот думаешь, например, те же самые самоубийцы, они несчастливы? Они счастливы по-своему. Они сами решили, как им поступить: прервать жизнь или нет… Вот. Понимаешь, счастье… оно такое разноплановое. А ты, ты просто банально списываешь его до возможности дышать воздухом и смотреть на солнце… это, конечно, может быть счастьем, но не всей жизни.
– Ты болтаешь чушь! Короче, ты должен знать, твой ребёнок родится примерно через четыре с половиной месяца. И если ты его никогда не увидишь, это будет твоя вина. Но я надеюсь, ты ещё всё сможешь переменить в своём отношении. И последнее. Я счастлива, так как я живу, и ты не можешь меня разуверить, что это не счастье, а что-то другое. Ты не Бог. Вот.
Кирилл смотрел на этого человека, на эту женщину, и понимал, что никаких сил воздействия на неё у него просто быть не может. Она далеко… но она мать его будущего ребёнка. Он вздрогнул. Неожиданная мерзкая и противно-склизская мысль пришла в голову. Он зажмурился. Он попытался прогнать эту мысль, но не смог. Она как червоточина в его разуме:
«А что если просто взять и убить её? Вот тут завалить на пол и придушить! И всё? Интересно, они меня за это умертвят? Или побоятся потерять бессмертие? Что пересилит?»
Когда он открыл глаза, её уже не было. Она исчезла. Зато рядом стояла Стюарт, Кирилл понял, что жена Правителя напугана. Она явно знала, что творится в душе у него. Она растерянно смотрела на Лучинского и, словно в бреду, лопотала:
– Вы поговорили? Вы поговорили с ней?
Её лепет прервал жёсткий голос Правителя. Верховный рявкнул:
– Они поговорили, дорогая! А Вы, товарищ Кирилл… Вы всё должны понять! На этом Ваша аудиенция окончена! К сожалению, шашлыков Вам поесть уже не удастся!
Кирилл догадался, что Правитель в ярости. И сейчас что-то говорить не имеет смысла. Он вздохнул и отвернулся. Его уже ждали Ахмадулина и Бродский. Они стояли с мерзкими постными рожами и злобно смотрели на Лучинского. Кирилл покосился на Стюарт. Женщина тяжело вздохнула и пожала плечами. Кириллу показалось, что в уголках её глаз блеснули слезинки. Лучинский медленно двинулся к выходу из беседки. Дощатый пол угрожающе пару раз скрипнул под его подошвами.
