Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом
— Маран, прекрати! — Поэт уже хохотал, Дан тоже не выдержал, настолько забавно Маран изобразил отеческие интонации Лайвы.
— Скоро он прикажет повесить на твой дом памятную доску и переименовать нашу улицу в твою честь, — сказал Поэт, успокоившись.
Маран уже не смеялся.
— У меня даже не осталось чувства, что он меня ненавидит, — заметил он. — Видно, за эти годы его ненависть поостыла…
— Ничего, дашь повод, и она вспыхнет снова.
— Ну, разогретая каша уже не обжигает. Правда, потом появился Песта. Он ведь опять в Правлении. Остановился поотдаль, набычился и стал ждать, пока мы наговоримся. Вот этот задушил бы меня собственными руками. Он же дважды терял из-за меня должность. А Лайва… — Он помолчал, потом сказал философски: — В чем-то он прав.
— Насчет смокинга?
— Не только. В итоге я действительно устроился лучше всех. Я свободен и даже счастлив. Иногда.
— Иногда?
— Когда мне удается не думать о прошлом.
Дан подошел к балюстраде, ограждавшей антресоль, где они уединились от шумной толпы внизу, и посмотрел вниз.
— Забудь о прошлом, — сказал он. — На Торене начинается новая жизнь.
Зал внизу бурлил. Все его огромное пространство было заполнено людьми, отражавшимися в сияющем покрытии пола, что еще более множило их число. На небольшом возвышении у сверкавшей позолоченной лепниной стены, в обитом алым бархатом кресле восседала Ее Величество Илери Одиннадцатая, королева Латании, женщина лет сорока, довольно красивая и весьма неглупая — будучи не в состоянии сделать мужем и королем своего давнего любовника, младшего сына некого захудалого барона, она предприняла шаг, не только поразивший воображение всех царственных особ планеты, ее собственных подданных и просто жителей самых разных государств Торены, но и потрясший сами основы мироустройства. Она утвердила конституцию, уравнявшую в правах все сословия, передала правительству часть власти, вдвое большую, чем в других странах, и назначила своего возлюбленного канцлером. Поистине любовь правит миром, подумал Дан, переводя взгляд с Илери на стоявшего рядом высокого мужчину с проницательными глазами и всегда иронической полуулыбкой. Наверно, королеве нелегко далось ее решение, но сегодня Илери в полном блеске праздновала свою победу. В зале собрались депутации тридцати двух больших и малых государств Торены, делегация Земли, представители сословий самой Латании, множество придворных, все были разодеты, мужчины при орденах, дамы в драгоценностях, прически украшены живыми цветами, играл оркестр, скользившие между гостями юноши и девушки без устали разносили бокалы с легким, но сильно пьянящим напитком, похожим на игристое вино, а в середине зала все время сменялись пары танцующих. Иногда танцы охватывали весь зал, чаще их зона сужалась до небольшого пятачка, в зависимости от танца. И это происходило не только во дворце. Дан знал, что весь город кружится в карнавале, объявленном по поводу подписания договора. На Торене начинается новая жизнь, повторил он про себя и шепнул присоединившемуся к нему Марану:
— Ты только посмотри на наших дам. Они в этом зале как центр гравитации.
Ника и Наи, одна в зеленом платье, другая в темно-красном, были действительно окружены целым сонмом мужчин, самые блестящие придворные и члены всех делегаций толпились вокруг них. Леск! — объявил церемониймейстер, и весь зал закружился в самом популярном танце Латании, напоминавшем вальс, и Ника с Наи тоже понеслись в танце, подхваченные наиболее удачливыми из кавалеров.
— Женщина есть женщина, — заметил Маран меланхолично, — как бы умна и образованна она не была, эта мишура не может оставить ее равнодушной.
— Ну и пусть! — сказал Дан. — Пусть они упиваются своей мишурой. А мы посмотрим на них сверху.
— Сверху? — усмехнулся Маран. Он обернулся, взял со стола два бокала и спросил у продолжавшего сидеть в кресле Поэта: — А ты что там бормочешь? Иди сюда. С бокалом. Выпьем за прошлое.
— Я же сказал: забудь о прошлом, — буркнул уже захмелевший Дан, принимая бокал.
Поэт раздвинул их и облокотился о балюстраду между ними.
Забудь о прошлом, милый друг,
забудь о прошлом.
Пусть снег, смелея на ветру,
колючим крошевом
коснется век, коснется рук…
Давно дотошный
сплел сеть забвения паук.
Забудь о прошлом, —
прочел он вдруг нараспев. — Выпьем!
— Как я могу забыть о прошлом, — сказал Маран, ставя пустой бокал на пол. — Ведь прошлое это наша дружба, уроки Мастера, наша проигранная битва за Бакнию, Перицена, Палевая и Земля, наконец, это тот бокал, который мы только что допили, ведь прошлое кончается миг назад, а вернее, не кончается никогда, а каждый миг рождается снова. И потом прошлое неразделимо. Если я забуду подвалы Крепости, где меня продержали трое суток без хлеба и воды…
— Без хлеба и воды?! — ужаснулся Дан.
— А ты что думал? Как, по-твоему, почему меня не поставили к стенке сразу?
— Не рискнули.
— Да. Но это ведь не означало, что они собираются оставить меня в живых. Есть и иные способы избавиться от неугодного человека, не столь очевидные, как расстрел.
— И Лайва на тебя не в обиде, — сказал Поэт саркастически.
— И я на него не в обиде, потому что за этими тремя сутками последовало лучшее мгновение моей жизни.
Маран зажмурился, и Дан опять пожалел, что не был в тот миг у Крепости. Не был там и Поэт, он посмотрел на Марана и спросил:
— Лучше, чем в тот вечер, когда тебя приветствовали у Старого Зала?
— Лучше, — сказал Маран шепотом. — Тогда я был у власти. У Старого зала приветствовали Главу Лиги, а у Крепости… просто меня, свергнутого и опального. Лучше. — Он открыл глаза и вздохнул. — А может, я ошибаюсь, и лучшим было мгновение на Палевой, когда ты сказал мне про пакт. А вообще-то их было не так уж мало, этих лучших мгновений, грех жаловаться. Легче всего мне определить первое. Это когда Мастер прочел мою повесть. Помнишь?
— Помню, — сказал Поэт. — Конечно, помню.
— А последнее? — спросил Дан.
Маран нахмурился, но потом его лицо прояснилось.
— Ладно уж, — сказал он. — Я сегодня добрый. Не буду тебя разочаровывать. Когда я позвонил от вас… Небось подслушивал?
— Конечно, — проворчал Дан. — Пришлось.
— Чтобы в случае чего оказать давление? — усмехнулся Маран.
Дан промолчал.
— Ну ты слышал, что я спросил?
— Где и когда, — сказал Дан.
— Верно. А она мне ответила: «Лети ко мне. Скорее. У меня нет больше сил ждать».
— И все?
— Все. Правда, я видел еще и ее лицо. До того, как задал свой вопрос. Она ведь ответила на вызов моментально, и с главным мы разобрались молча. — Маран задумался. — В сущности, меня никогда не любили женщины, — сказал он, оборачиваясь за очередным бокалом.
Поэт пьяно всплеснул руками.
— Как тебе не стыдно?! — Он отнял у Марана бокал и одним глотком опорожнил его. — Они тебя обожали!
— Меня? — Маран скептически хмыкнул. — Удовольствия, которые я им доставлял, еще может быть. Но меня?
— А Лана? — спросил Дан.
— А что Лана? Лана любила не меня, а того смазливого подонка, который пришел арестовывать ее отца.
— Это вначале.
— Долгое было начало. Пять лет.
— Однако она позвала тебя к себе только, когда убедилась, что ты не тот, за кого она тебя принимала.
— Это не совсем так. Во-первых, она боялась огорчить мать. Во-вторых, не подворачивалось случая. Окажись я рядом с ней за год до того, она, наверно, поступила б так же. Переживала бы и мучилась оттого, что я подонок, но все-таки отдалась бы этому подонку.
— Но ты же не был подонком.
— Но она же этого не знала.
— Опять твои парадоксы, — вздохнул Поэт. — В этом мы с тобой тягаться не можем. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Поговорим о другом, — согласился Маран. — Если ты еще способен разговаривать. Ты совсем пьян, по-моему.
— Пьян, — согласился Поэт. — А ты нет?
— Разве я похож на пьяного?
— Не очень. Впрочем, тебе… то есть вам… пить не надо. Ведь вам принадлежат две самые очаровательные женщины этого бала. А что остается мне? Бутылка. — Он взял новый бокал и отхлебнул из него. — Лайва прав, ты действительно неплохо устроился. Отхватил такую девочку! Хотя… — Он рассмеялся. — Я ведь кое-что смыслю в этих делах, — сказал он вдруг. — Там, на Земле, я успел слегка распробовать земную любовь. И вот что я тебе скажу, друг мой, тамошние женщины… они красивее наших, спору нет!.. Но что касается… В постели, как они это называют… это детские игры, да-да, детские игры. Так что тебе понадобится десять лет, чтобы…
— Замолчи сейчас же, — рассердился Маран.
— Молчу, молчу… Впрочем, это не вина их, а беда. Женщина созревает в тени мужчины…
