Гай Север - Каторга
— Але, черепа, — поздоровался Гнус и хихикнул. — Хлеб да соль.
— Взаимно, — откликнулся Дед спокойно. — Что надо? Не мешай принимать пищу.
— Хавайте, черепа, хавайте. Я, вообще-то, не к вам. Я к этому.
— Ну, — Умник отставил ложку и поднял голову.
— Куда ты водил народ вчера вечером?
— В смысле?
— В смысле «в смысле»? Я спрашиваю, куда вы вчера ходили после работы?
— Ты про люк? Чего спрашиваешь, когда сам видел.
— Я спрашиваю, что там такое и зачем вы туда шарились.
— Там коридор, много дверей, кресла, пульты, экраны. Сходи сам посмотри, если тебе интересно.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать: открывай люк, заходи и смотри, если тебе интересно. Там не заперто. Заходи и шарься сколько влезет.
— Что-то я, черепа, не понял, — Гнус обернулся к своим и хихикнул. — Он меня что, за дурака держит?
— Да он нас тут всех за дураков держит, — хрюкнул Тормоз. — Ему уже давно пора яйца на уши намотать, пидору гнойному.
— Я тоже, черепа, думаю, что пора, — Гнус выбил ногой из рук Умника миску с похлебкой. — Зачем ты туда ходил, сученыш?
Умник поднялся и стал перед Гнусом, глядя в глаза. Гнус секунду держался, затем отвел глаза в сторону, обернулся к своим и мерзко хихикнул:
— Посмотреть, хи-хи-хи... И что же ты там увидел, интересно спросить? — он опять повернулся к Умнику и посмотрел ему в подбородок.
— Пока ничего особенного. Там все пока непонятно.
— А что там должно быть понятно? — Гнус хихикнул еще раз, глазки его сверкнули.
— Мне там нужно кое-что узнать. Это личное, — сказал Умник серьезно. — К вам никакого отношения не имеет.
— Личное, черепа, — Гнус обернулся к своим. — Личное — значит личное, хи-хи-хи, дело святое... На личное мне насрать. Мне вот не нравится, что ты там шаришься. Чтобы я тебя там больше не видел. Понял, козел?
— Нет, не понял. Какое тебе дело, что я там шарюсь? Я же тебе говорю, что к вам это никакого отношения не имеет.
— Давай его, Гнус, замочим тут, наконец, — вякнул Тормоз. — Затрахал он уже по самое нехочу. Мы тут, кретины, ходим и ходим, сколько тут себя помним, живем себе спокойно, без всяких вонючих люков, нам до них дела нет. И вот тебе — раз, выскакивает какой-то вонючий пидор из какой-то вонючей жопы, и лезет во всякие дыры, как какой-то ушастый член, и еще заявляет, что мы тут отстой, гнилье и моча.
— Я, Тормоз, не говорил, что вы тут отстой, гнилье и моча. Это вам, наверно, так самим кажется.
— Я повторять не буду, — Гнус толкнул Умника так, что тот чуть не упал. — Еще раз увижу, как ты ошиваешься около этого поганого люка, отрежу яйца тупой ножовкой. Понял?
— Что отрежешь яйца тупой ножовкой — понял.
Гнус ударил Умника коленом в пах, и Умник упал в пыль и крошево.
— И вам тоже, — Гнус обернулся к Деду и Лысому.
— А нам-то за что? — Дед поднял брови.
— Ты что, тоже тут самый умный нашелся? — Тормоз, поигрывая запасной стойкой, подошел к Деду. — Тебе ясно сказано?
— Жалко, не замочили мы тебя давеча, — хихикнул Лысый, доглотал остаток похлебки и отставил тарелку. — Слушай, Тормоз, а пошли с нами?
— Куда?!
— В люк. Там тихо, спокойно, без вони, уродов нет никаких...
Тормоз ударил Лысого ногой в голову. Лысый успел увернуться, удар вышел вскользь, Лысого отбросило в сторону, на острые камни. Гнус подскочил к Лысому, ударил его сапогом в ребра — Лысый, крякнув, перевалился на другой бок и, согнувшись, затих.
— Я сказал, черепа, — процедил Гнус. — Все.
Он повернулся к Умнику, который поднялся и стоял, чуть согнувшись, держась рукой за стойку.
— А ты, паскуда, еще одно слово вякнешь — прикончу, — Гнус сунул стойку ему под нос. — Понял?!
— Понял.
— Ах, сука! Я же сказал — слово, и...
Гнус замахнулся, Умник отдернулся, зацепил пяткой камень, повалился назад. Страшный удар, который должен был размозжить ему череп, пришелся в стойку. Балка выскочила из крепления и обрушилась, мелькнув у Умника прямо перед глазами. Череп Гнуса раскололся орехом, каска рассыпалась двумя половинками. Кровь и мозги жижей ляпнулись Умнику в переносицу. Балка воткнулась в отвал, за ней просела опалубка, похоронив Гнуса в месиве обломков и камня.
Дед с Лысым успели спастись — они бросились вон как только стойка звякнула. Когда грохот осел и пыль опустилась, Дед подошел к заваленному участку и стал осторожно оттаскивать камни. Лысый стал помогать. Через десять минут они вытащили из-под завала Тормоза, за ним другого напарника. Тормоз был целиком в лепешку, но еще дергался; второй, похоже, был мертв. Дед ощупал туловище и сказал:
— Боюсь, что Умник, наконец, доумничался.
— Это судьба, — хихикнул Лысый, обшаривая карманы Тормоза и второго напарника.
Тормоз очнулся, открыл глаз — второй уже вытекал — застонал, громко, мучительно.
— Надо же, какая гнида живучая, — хихикнул Лысый снова. — А жалко, все-таки, Дед. Что-то и мне захотелось узнать, за что нас сюда. Как мы, кому, где и когда напакостили.
— Надо было мне самому его придавить, как слепого щенка, пока еще не разобрался, что тут к чему, — кивнул Дед. — Ведь это такой разврат — не успеешь и оглянуться!.. Ему, видишь ли, уже интересно, как мы, кому, где и когда напакостили! Засохни, Лысый, заткнись.
— Ладно, Дед, ладно... Разврат на самом деле неслабый... Думаешь, я не вижу, как тебе самому интересно? Нет, Дед, а все-таки жалко этого идиота. А что, если бы он правда расшифровал всю эту гнидятину? Все эти циферки и крючочки?
— Лысый, ты взрослый вроде как человек... Тьфу, вот ведь зараза! В общем, заткнись. Умник — на нашем участке, мы должны его раскопать и убрать. Ты видел, кто сегодня дежурный?
— Еще бы, — гигикнул Лысый, ворочая камни. — Сейчас будет орать: что же мы, тупые толстые жопы, не справились, пока обед.
Они растащили камни, поставили запасную подпорку, закрепили просевшую кровлю, выскребли Гнуса.
— С-сука, пообедать не дал спокойно, — Лысый пнул окровавленным сапогом разбитое туловище.
Он отбросил еще пару камней и выпрямился. Из завала, из хлама и крошева, выкарабкался пыльный изгаженный Умник. Он выбрался из какой-то невероятной норки, которая образовалась под упавшей кровлей между камнями, выпрямился и стал отряхиваться.
— Я чуть не уссался! — загоготал Лысый.
Дед засмеялся с ним, подошел к Умнику и треснул его по плечу.
— Вот ведь сучонок! — Дед треснул его еще раз. — Ты что, заколдованный?
Умник снял каску и потрогал повязку, на которой никак не засыхало пятно. Как обычно, осмотрел кровь на пальцах, надел каску, посмотрел на Деда и Лысого без улыбки.
— Я здесь ни при чем.
— А кто?
— Помнишь, Лысый, я тебе говорил про закон?
— Про какой закон?
— Помнишь, помнишь. Ты думаешь, я так просто споткнулся?
— Не понимаю!
— Это говорит о том, что я все делаю правильно. Все говорю правильно, и все правильно думаю.
— Умник, я тебя сейчас огрею вот этой стойкой, и никакой закон тебе не поможет! — Лысый стукнул Умника в грудь. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что если ты на своем месте, и делаешь то, что должен, с тобой никогда ничего не случится. Так что, Лысый, не парься. Сегодня мы кое-что накопаем. Я, кажется, догадался, как нам расшифровать циферки.
— Ладно, Умник. Ты заколдованный, и я уже понял, что с тобой ничего не случится — пусть так, может быть. Но вторую-то дырку в башке схлопочешь как пить дать.
— А что делать, — Умник потрогал повязку. — Издержки агрессивной среды.
— Агрессивной среды, гы-гы-гы.
— Для каждой агрессивной среды, Лысый, есть своя техника безопасности. Если ее соблюдать, то все будет нормально.
— А где ее взять? В учебниках про нее не пишут.
— В учебниках пишут про все. Нужно просто читать уметь. Соображай, что тебе надо, читай и думай, что пригодится.
— Соображай... Легко сказать. Вот что, например, надо, чтобы не получить дыру в голове?
— Надо чтобы не было головы, — захохотал Дед.
— Но у меня-то есть голова!
— Вот и соображай.
Они остановились у люка.
— Умник, а как этот люк согласуется с твоей техникой безопасности? — Дед стукнул ногой в железо. — Вторую дырку в башке ты ведь из-за него чуть не выхватил?
— Чуть-чуть не считается, Дед, — Умник отодвинул тяжелую крышку и переступил порог. — Мир устроен в двоичной системе: «да» или «нет». Если переделать твою любимую фразу, то один раз уже пидорас.
— Что ты имеешь в виду? — Дед озадачился. — Что мы все пидорасы?
— Да.
— И что нам теперь делать?
— Тебе ничего. Чуть-чуть не считается.
— Не понял! Я тебя сейчас тут ухайдокаю, гнида. Что ты имеешь в виду?
— Если ты чуть-чуть пидорас, то ты еще не пидорас. Понимаешь, Дед, существует некоторое число, определяющее. Это число очень важное, потому что меньше него ты еще не пидорас, а больше — уже пидорас. По шкале пидорасости, в смысле. Но это определяющее число выводится по такой формуле, в которой бывает только «один» или «ноль».
