Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres)
Валентино исподлобья глянул на восторженного старика. Не похоже, что он находится под действием наркотиков. Впрочем, Суша славится многочисленными методиками вхождения в изменённые состояния сознания. В Колониях они презираемы, но среди внешних Валентино довелось видеть всякое.
Как бы то ни было, слова доктора сработали. Кавалли почувствовал, что хочет пить. Выпив стакан воды, понял, что голоден.
Старик ему нравился: открытый, бесхитростный, как ребёнок, хлопотливый, предан своей работе и… Валентино искал подходящее слово и нашёл его: добрый.
Добрый человек.
Как странно называть кого-то добрым в этом мире. Странно после всего, что произошло, быть готовым примерить к кому-то это слово: «добрый»…
Валентино задержался в медчасти. Просто отказался покинуть койку и лежал, заложив руки за голову. Док был не против его присутствия. Потом Валентино ещё раз приходил к доктору с бутылкой «Шторма».
Они вместе распили вино, причём старик сумел всё устроить красиво.
Он заставил Кавалли вымыть два медицинских стакана и вытереть стекло салфетками до блеска; потом мужчины вместе заправили салфетки за ворот, разложив их по груди, что было бы комично с другими людьми и в другом месте, но только не в компании старика. Док благоговейно наливал густо-бордовую жидкость, бережно, как изысканный хрусталь, поднимал строгие медицинские стаканы, любуясь вином на просвет. Он учил Валентино находить пять, не меньше, оттенков цвета, утверждая, что искателю затем откроются пять оттенков вкуса.
«Делайте пять маленьких глотков. Тогда каждый глоток вино обменяет на мысль. Спешить неразумно, друг мой!»
И после:
«У вас есть ребёнок?»
«Нет», – отрубил Кавалли, дав понять, что тема закрыта. Никогда ещё не думал о детях.
«Это дежурный вопрос. Я задаю его каждому здоровому молодому мужчине перед тем, как предложить поместить его сперму в наш банк. Я оказываю эту услугу совершенно бесплатно, из любви и благоговения к жизни. Можно сказать, я коллекционер полноценного мужского семени. Донор может сам назначить условия: хранить священную субстанцию или продать её тем, кто в ней нуждается. Во втором случае донор получает причитающуюся долю».
Предложение Кавалли понравилось. Деньги никогда не помешают, решил он и подписал второй вариант, с продажей спермы. Вскоре, он только высадился в порту, на электронный счёт легла небольшая сумма со странной припиской: «Ваш невольный долг перед жизнью частично уплачен. Да будет счастье всем живущим под солнцем и в океанских глубинах! Аминь! К этой минуте благополучно почивший доктор И. С.»
Мир тебе, доктор!
* * *«В медчасть на моё попечение поступили четыре жертвы трагедии на учебной базе «Касатка». По слухам, их подобрали внешние.
Я немало послужил на патрульных кораблях, но таких порядков не было нигде. Кэп, с которым знаком давно, – с ним произошли перемены… Я подозреваю, что бот «Тритон» стал территорией конфедерации. Генераторы корабля обесточены наполовину: создание завесы такой плотности, чтобы уже на расстоянии нескольких футов декорация не отличалась от реальности, – на это нужны немалые мощности.
Мой помощник вернулся с верхней палубы, и губы у него дрожали. Он наотрез отказывается говорить, что произошло. Но, когда на корабль подняли выловленных в море: девочку лет одиннадцати, мальчика чуть постарше, мужчину в форме наставника и молодую женщину, мой помощник с жаром принялся помогать спасать тех, кого ещё можно было вернуть к жизни. И я почувствовал: с его стороны это был даже не медицинский, но человеческий долг.
Трупы мужчины и девочки я приказал упаковать согласно обряду. Женщину и подростка мы поместили в биосреду.
Медицинские капсулы пусты, «Тритон» ведёт патрулирование, а не спасательные работы, и нам не придётся делить время в биосреде между пациентами. Переговоры в сети свидетельствуют: на месте трагедии нет недостатка в спасательных средствах. Великая глубь, – выживших там мало. Нужно спасти хотя бы этих двоих: женщину и подростка.
Возраст лишил меня расторопности и многих других качеств, но, к счастью, оставил способность иронизировать над собой. И в приступе старческого маразма я, как чаша, наполнился благоговением и воздал хвалу Всемогущему, разным ликам которого поклоняются на Суше. Я благодарил его за то, что мне дана возможность спасать жизни.
Не так давно я добровольно вызвался участвовать в эксперименте по сохранению информации в эритроцитах, и у меня был выбор, что именно закачать в кровь. Я выбрал историю религий Надмирья и не пожалел. Благодать снизошла на меня. Я понял это не сразу. После извлечения из крови информация напрочь стирается из памяти, иначе эксперимент был бы признан неудавшимся. Формально да, так оно и есть. Чувствительные приборы не врут. Но тогда, скажите на милость, почему проснулся этот интерес, жажда познать ЕГО, прикоснуться к ЕГО тайне? На закате жизни я стал искать себя в вероучениях разного толка.
У женщины и мальчика на редкость гармоничное сложение.
Прекрасны твои творения, Господь!
Я вздохнул и задумался.
Я просил медбрата выяснить хоть что-то о планах капитана насчёт женщины и подростка, и ответ был неутешительный. Их не вернут в риф. По крайней мере, в ближайшее время. Указание после лечения ввести спасённым сильную дозу снотворного, оптимизма не вызывало. Несчастных оставят на берегу, но будет ли этот берег территорией Подводных Колоний? Всё, что произошло на «Тритоне», подсказывает: скорее всего, нет.
Военные на этом корабле присвоили себе слишком много полномочий. И потому беспокойство не покидает меня. Я стал свидетелем вопиющего нарушения сразу дюжины законов Моря. Вряд ли капитана заботят женщина и ребёнок, побывавшие на «Тритоне» сначала как жертвы, а затем как спасённые. И только сейчас я понял, почему именно мне кэп вдруг предложил эту краткосрочную работёнку, разыскав через столько лет: мы не виделись с тех пор, как родилась его дочь. Собственно, это я настоял сохранить младенцу Мо жизнь. Видно, уже тогда Всевышний чем-то выделил меня и предназначил спасать его создания…
Капитан искал не просто опытного врача.
Он остановил свой выбор на мне из-за последней, заключительной части биографии: через шесть дней искусственный аппарат, поддерживающий состав моей крови, закончит своё действие и я благополучно отойду в мир иной… Я готов. Как хорошо, что осталось только шесть дней. Только шесть. Я не хочу задерживаться в этой юдоли.
Но мои пациенты молоды и полны сил, им нужно жить.
Что ждёт их в Надмирье?
Мальчишка в том возрасте, когда уже не нуждается в опеке и до поры защищён статусом малолетнего. Даже несовершенные законы Суши охраняют детей и подростков. Но женщина… Слишком хороша, чтобы избежать сексуальных притязаний. Слишком здорова, чтобы ей помогли из сочувствия. Её дальнейшая судьба может быть незавидной. Что корабельный врач может сделать для неё? Шесть дней, которые я оставил себе, – срок ничтожно малый для того, чтобы поучаствовать в чужой судьбе.
Мужчина-невозвращенец, с которым пришлось поработать, прежде чем я убедился, что он не прыгнет в море с корабельного борта, мог бы обеспечить безопасность этой женщине: он лишён предрассудков и умеет постоять за себя, не зря же предпочёл жизнь на поверхности. Но создавать любовные союзы – совсем не по врачебной части…
А может, не надо мистики там, где нужна простая житейская мудрость? – думаю я. – Что грозит красавице? Болезни, которыми кишит планета. Что она потеряла? Своего ребёнка. Вернуть ей ребёнка и обезопасить от половины болезней – это в моих силах, и это уже немало. Отношение к беременным женщинам и младенцам на Суше самое предупредительное: низкая рождаемость и высокая смертность вынуждают внешних опекать каждую молодую мать. А главное, иммунная встряска ей обеспечена, организм мобилизует все свои резервы ради здоровья нового человечка… Почему бы отцом малыша не сделать этого парня, Валентино? В конце концов, он в неоплатном долгу перед матерью застреленного ребёнка. Увы, тело бедного мальчика так и не нашли… Действуй же, старина!»
Через три дня, когда жизнь спасённых была вне опасности, моих пациентов приказали готовить к высадке. Им нужны по меньшей мере ещё сутки, чтобы пройти курс восстановления памяти после анабиоза. Но всё складывается настолько плохо, что я понимаю: перечить капитану бесполезно, моего влияния не хватит. Вижу, кэп вообще списал меня со счетов.
А ещё я думаю о том, что память пережитого для этих несчастных может стать ненужным багажом.
Вскоре я узнаю, что молодую женщину и мальчика оставили на маяках в открытом море. И почувствую, что разом постарел на десять лет. Я так и не решился спросить хоть кого из команды: хватило ли милосердия у подчинённых капитана послать с маяков сигнал бедствия? Моряки при встрече со мною отводят глаза в сторону и стараются прошмыгнуть мимо.
