СССР 2061 - СССР-2061. Том 9
До Венеры оставался месяц пути.
Женя сбросил путы вязкого оцепенения и начал действовать.
Когда пара корректировочных движков и демонтированные конструкции купола превратились под руками Жени в некое подобие управляемой ракеты, Венера стала уже явственно видимым туманным диском с ослепительным ободком подсвеченной солнцем атмосферы.
Той самой атмосферы, которую призваны были изменить тысячи беспилотных ледяных снарядов, подобных пятнадцатому «Пилигриму».
Соединив дублирующие блоки навигационной системы с системой ориентации скафандра, Женя дал импульс дюзами, воспарив над ледяной равниной своего пристанища в облаке кипящей воды.
Сориентировал кораблик по Солнцу и звездам, отметив попутно, что смежным курсом с «Пилигримом», который уходил теперь все дальше к Венере, неторопливо – по космическим меркам – движется какая-то баржа.
«Пилигрим» ушел далеко вперед. Факел его превратился в ослепительно яркую звезду, способную яркостью поспорить с Солнцем.
Женя просчитал траекторию, которая должна была вывести его на орбиту вокруг Венеры, где его наверняка засечет система слежения, отработал положенное время движками и летел по инерции оставшуюся неделю.
Когда пришло время для корректировки орбиты, выяснилось, что рециклер вышел из строя от перегрева, и дышать Жене станет нечем гораздо раньше, чем он достигнет пределов досягаемости орбитальных служб венерианского припланетья.
Двигавшийся параллельным курсом всего в сотне тысяч километров транспортный корабль в одночасье сделался для Жени объектом пристального интереса.
Наконец, тщательно проверив все расчеты, он решился.
2. Плантатор Сережка и черные негры
Плантатору Сережке было неимоверно скучно.
Он третий месяц падал на Венеру вместе с вверенной ему плантацией хлореллы. Полсотни цистерн с питательным агаром за четыре месяца пути должны были до краев наполниться бесчисленными потомками тех водорослей, что были выведены в чашках лабораторий орбитального Академгородка в Приземелье.
Трансгенно измененная хлорелла, превратившаяся в аэроводоросль, должна была отправиться в свободное плавание в атмосферных течениях знойной сестрички Земли. Совместно с сине-зелеными водорослями, распыленными в венерианской атмосфере с гидропонных ферм, подобных сережкиной, хлорелла лет через сто могла сделать венерианский воздух пригодным для дыхания.
Теоретически хватило бы и одной затравки водорослей, которые неуемно размножались бы в геометрической прогрессии – врагов у хлореллы и ее сине-зеленых родственников на Венере не было. Но тогда сроки преобразования планетарной атмосферы растягивались лет на пятьсот – а ждать так долго было для растущего населения Земли непозволительной роскошью. Поэтому международный проект «Зеленая Сестра» набирал обороты с каждым месяцем, и еженедельно к Венере уходила пара балкеров: один – с сине-зелеными водорослями – от Союза Евроштатов, второй – с хлореллой – от орбитальных причалов советского Академгородка.
Та баржа, которой сейчас «командовал» Сережка, несла в своих гидропонных чанах экспериментальный штамм, которому требовалось на одно поперечное деление времени вдвое меньше, чем предыдущим образцам трансгенной хлореллы.
Согласно показаниям приборов, штамм чувствовал себя распрекрасно – хорошо кушал, поглощал углекислоту из резервуаров, исправно поставлял кислород на нужды единственного члена экипажа в объемах, которых ему хватило бы уже на сотню-другую лет при сверхактивном его поглощении, и ежедневно удваивал свою массу.
Сережке нравилось чувствовать себя плантатором.
Он никому в этом, конечно же, не признался бы – и вовсе не потому, что пришлось бы всерьез работать над собой для того, чтобы не лишиться чести носить на груди значок с алым знаменем, право на который он заслужил с таким трудом!
Сережка не чувствовал себя рабовладельцем – ведь такие мысли недостойны советского человека. А вот роботовладельцем он себя как раз чувствовал. И, более того – роботовладельцем он как раз и являлся.
В подчинении у Сережки было три десятка черных негров. Негры были сельскохозяйственными кибами – низкорослыми сервомехами с телами из черного пластика. Конечностей у кибов было шесть, тела сегментированными, головные ганглии словно щетиной, заросли антеннами органов ориентации и коммуникации. Больше всего кибы смахивали на муравьев-переростков, но в паспорте значилось «антропоморфные».
Сережка и не возражал.
Антропоморфные так антропоморфные. Пусть им и все равно, по стенам бегать или по потолку. Хозяин и сам не лучше – тяжесть вернется при торможении, которое начнется еще только через неделю, а пока перемещаться приходится где влет, где на липучках, а где и на магнитах.
«Роботовладалец» звучало почти как «рабовладелец», что нравилось Сережке куда больше, чем «муравед». Так обычно величали киб-техников на станциях Приземелья. Вроде и не обидно, да и по делу – но вот не нравилось, и все тут.
«Зовите меня просто – Себастьян Перейра, торговец черным деревом», — важно заявлял Сережка своему отражению в зеркальных поверхностях душевой. Позы при этом он принимал самые что ни на есть величавые. Впрочем, впечатление от всего этого величия сильно смазывалось тем, что из одежды на Сережки в такие моменты были только хлопья ионной нанопены с запахом смолы ливанского кедра.
Немного поколдовав над машинным кодом, Сережка в первую неделю путешествия обучил своих кибов нехитрому приветствию. Теперь, встречая его в первый раз за стандартный двадцатичетырехчасовой цикл, каждый киб «почтительно» останавливался и басил густым африканским голосом: «Доброго дня, масса Серж».
— Сладко ли вам, черные негры? — спрашивал плантатор Сережка «муравьишек», суетящихся в центральном туннеле, который пронзал все двухсотметровое тело-сердечник корабля.
«Негры» выстраивались перед ним в воздухе ровными рядами, срывали с головных ганглиев несуществующие шляпы и нестройным хором отвечали:
— Ай, сладко, барин!
«Масса Серж» лучился довольством. Игра ему не наскучивала. Ну вот никак. Вот нисколечки.
Сказать по правде, на самом деле плантатор Сережка никаким плантатором и не был. А был он киб-техником Сергеем Косицыным. А по смежной специальности – лаборантом-биологом. Ну, если по честному, был Сережка пока еще всего-навсего стажером.
И засев венерианской атмосферы хлореллой в рамках проекта терраформинга ближайшей соседки родины человечества был его первым ответственным заданием.
На Аллочку со второго потока это должно было произвести определенное впечатление. Уж на это плантатор Сережка питал очень большие надежды. Сделанное украдкой голофото первой красавицы их выпуска он носил в кармашке комбеза, на самом сердце.
Хлорелла достигла расчетной посевной массы за трое суток до подлета к Венере. Баржа уже активно тормозила, вернулась тяжесть, и Сережка уже мог нормально ходить по части поверхностей и палуб. Кибы как ни в чем не бывало носились по переборкам и подволоку.
То, что в расчеты спецов по хлорелле из Академа вкралась некая погрешность, Сережку насторожило только тогда, когда за два дня до выхода на орбиту вокруг Венеры он поутру вляпался теннисной туфлей в какую-то неприятную зеленоватую слизь, которой на борту его балкера явно было не место.
Пробегающий мимо киб мимоходом всосал лужу раструбом пылесоса.
И помчался дальше, оставляя за собой зеленый слизистый след. «Зеленка» не помещалась в переполненном резервуаре кибова тельца.
А из поперечного коридора, одного из двух с половиной десятков, соединявших стержень носителя с пристыкованными к нему цистернами с хлореллой, выплеснулась новая порция зелени.
— Мама, — очень по-детски сказал плантатор Сережка, вырубил подачу воды и удобрений в резервуары и забаррикадировался в жилом модуле.
Сразу за этим последовал час ругани со спецами из Академгородка – долгий час, полный вселенских страстей, когда привычные пятиминутные паузы в общении были практически полностью заняты не особенно содержательными, но очень насыщенными в эмоциональном плане речами. Потом Сережка, пригрозив напоследок: а) разгерметизировать судно, б) сбросить груз немедленно – устало откинулся в ложементе и остаток дня мрачно наблюдал через коридорные камеры и видеоглаза кибов, как выпершая из цистерн хлорелла заполняет его корабль сотнями тонн радостно-зеленой биомассы.
Кибы копошились в этом бульоне, пока он не скомандовал им убираться в гнезда. Все равно толку от них не было.
К вечеру слизь затянула объективы всех внутренних камер вне жилой зоны.
Сочленения и стыковочные узлы балкера, не рассчитанные на подобные нагрузки, начали зловеще поскрипывать.
