СССР 2061 - СССР-2061. Том 9
Если бы вместо последней фразы командир вдруг показал голую задницу или заорал матерные частушки, слушатели, пожалуй, были бы меньше ошеломлены. Кто изумленно мычал, кто молча таращил глаза, кого-то разобрал дурацкий смех. Наконец самый шебутной, сейсмометрист Мишка Сапрыкин сформулировал:
— Коля, ты что, хочешь сказать, что сумел где-то найти морального урода, да еще и хочешь устроить его работать на Марс? Для трудотерапии, что ли?
— Ребята, вы не поверите, но почти угадали. Точнее, так: вообще Виктор парень очень хороший. А в частности, сейчас – личность довольно жуткая. Временно. Роль у него такая. Он «оборотень». Или, официально говоря, — испытатель.
Командир подождал, пока гул немного утихнет. — А вот теперь сюрприз: наш доктор до Марса работал как раз в институте психодинамики, так что прежде чем задавать вопросы, давайте послушаем, что Вася нам расскажет со своей профессиональной точки зрения.
К импровизированной кафедре вышел крепкий мужик лет тридцати пяти. Как большинство марсианских врачей, он отличался атлетической мускулатурой, которую не мог скрыть даже скафандр. Техника безопасности категорически запрещала медикам физический труд на стройплощадке, поэтому избыток энергии неизменно находил выход в спортзале.
— Ну раз командир так здорово всех заинтриговал, я могу позволить себе небольшую лекцию, не опасаясь, что вы заскучаете. Итак, институт психодинамики. Изучает психологические процессы в масштабе общества и методы управления ими. Для чего это нужно? Все мы еще со школы знаем, что наша страна живет при социализме во второй раз. В прошлый раз уже было построено мощное государство, способное организовать своим гражданам достойную, обеспеченную, интересную жизнь, противостоять любым внешним врагам – а потом все было потеряно из-за внутреннего развала. Причин, конечно, было много – тут и враги, которые подталкивали нашу страну к падению, и предательство «элит», рушивших страну ради своих интересов, но одного этого недостаточно. Со всем этим можно было бы справиться, если бы не главное – люди постепенно перестали ценить достигнутое. Им казалось, что у нас есть хорошего – само собой разумеется, что при другом строе будет то же самое и даже лучше, только еще со всякими эффектными штучками. Ну, что из этого на самом деле вышло, это даже дети знают, а вот что делать, чтобы это не повторилось – тут одного желания мало. Понадобилось создать целую науку. Как психология изучает психическую сторону отдельного человека, так психодинамика – целого народа или социальной группы. Сейчас мы уже неплохо умеем рассчитывать, как будет меняться со временем распространение в обществе тех или иных настроений. Проверяли на реальных событиях от пресловутой перестройки до нынешего освоения Марса – сходится довольно точно. И уже понятно, что без научного подхода распад первого союза был почти неизбежен. Талантливый руководитель мог бы некоторое время угадывать верные решения, но все равно, это как вести самолет с завязанными глазами – рано или поздно разобьешься обязательно.
Все тот же Мишка с места растерянно переспросил – так это что, социализм более неустойчив, чем капитализм?
Доктор чуть не подпрыгнул на месте: Миш, ну ты чего, совсем прям дичаешь вдали от цивилизации, чему тебя в школе учили! Это же чуть ли не основной принцип всякого прогресса – поднимаясь на ступеньку выше, получаешь новые возможности, но придется прикладывать больше усилий, чтобы с нее не сорваться. Как млекопитающие и динозавры – теплокровные могут дальше и быстрее бегать за добычей, но зато им этой самой добычи и больше нужно, чтобы не сдохнуть. Смысл в том, чтобы в итоге плюсов получалось сильно больше, чем новых затрат.
Поехали дальше. Общество мы моделируем сетью из нескольких миллионов сравнительно примитивных автоматов, так называемых хомячков. Сложность тут в том, чтобы запрограммировать этих самых хомячков. Особая точность не нужна, закон больших чисел все равно похерит подробности, но закономерности нужно уловить правильно. К сожалению, некоторые исследования возможны только на реальных живых людях. Это очень опасно и даже жестоко, но обойтись без этого мы не можем. Если вы читали про опыты Милгрэма или Стенфодский эксперимент, то вы представяете, с чем приходится иметь дело. Меняется психика подопытного, в худшую сторону. На время эксперимента ему приходится полностью вжиться в образ человека из другого мира, намного глубже, чем в системе Станиславского. Он не просто представляет себе, что чувствует, например, диссидент или террорист, он взаправду сам все это чувствует.
— Но это же почти самоубийство получается, людоедское какое-то самопожертвование.
— А ты вспомни врачей прошлого, которые ради науки прививали себе болезни!
— Это совсем другое! Те рисковали только физическим здоровьем, а тут – перестать быть собой, превратиться во врага, в негодяя!
— Да. Действительно так. А обойтись без этого нельзя никак, иначе может кончиться тем, что с очень многими людьми это произойдет уже насовсем, безвозвратно. Только не забывай, что за «оборотнями» стоит не только институт, но и вся страна, готовая, если нужно, помочь любыми средствами.
— А что, по-другому совсем никак невозможно?
— Все, что возможно, по другому и делаем. Аналитики исследуют исторические документы – от сборников анекдотов до указов президентов. Психоразведчики ведут наблюдения в других странах, чтобы изучить поведение человека в реальных условиях. Но кое-что все таки приходится моделировать в экспериментах. Ведь те же Милгрэм и Зимбардо в свое время получили результаты, которых не ожидал никто, а мы не можем допустить, чтобы нас опять застали врасплох. А что касается опасности… Ты же помнишь, почему освоение Марса началось на два года позже запланированного? Все ресурсы нашей космонавтики были без остатка брошены на то, чтобы вытащить Казанцева с Титана. А понимаешь, почему триллионы рублей были потрачены на спасение одного-единственного человека, при том, что и на Земле люди до сих пор гибнут нередко? Потому что человек, идущий на смертельный риск ради своей страны, должен быть уверен, что его не бросят в опасности. Вот и с «оборотнями» точно так же.
Ну а теперь ближе к нашей ситуации. После эксперимента все испытатели проходят реабилитацию. Первый этап – в институте, второй – в трудовом коллективе типа, например, нашего. После первого этапа человек уже сбросил с себя чужой образ, но еще не восстановил все навыки жизни в нашем обществе. Образно говоря, он уже не зарубит старушку топором, но еще не уступит ей место в трамвае машинально, как мы все. Подумав – уступит, а так нет.
Вась, извини, я перебью, — вмешался командир. — Вот это ключевой момент, обратите все внимание. Виктор выйдет из института нормальным человеком, в спокойной обстановке ему грозят в худшем случае отдельные неловкие ситуации. Но здесь – марсианское строительство, работа опасная, можно сказать, экстремальная. Здесь важно не только, готов ли человек, скажем, пожертвовать собой ради своих товарищей, но и готов ли он к этому не раздумавая, сразу. Вася, продолжай.
— Да я, собственно, закончил. Если есть вопросы, задавайте.
— У меня немножко дурацкий вопрос: «оборотень» – это нормальное слово или обидное?
— Вполне нормальное, это у них такой же повседневный жаргон, как у нас «бурилка» вместо «буровая установка». Только оно нам вряд ли понадобится – если Виктор будет работать с нами, заводить разговор об институте мы не будем. Чем быстрее он психологически осттранится от эксперимента, тем лучше. Рефлексировать будет позже, возможно уже не здесь.
— «Оборотень» осознает, что участвует в эксперименте, а не в реальной жизни? Я на Земле увлекался ролевыми играми, там игрок всегда разделяет понятия «по игре» и «по жизни». Никто никого не убьет и не ранит взаправду. А тут как?
— «Оборотень» знает, что идет какой-то эксперимент, но не знает, где граница между экспериментом и жизнью. Все его чувства – настоящие. Если по эксперименту он кого-то смертельно ненавидит, он мог бы действительно набить ему морду, а то и хуже. Так что технику безопасности приходится обеспечивать на уровне сценария, например, делать так, чтобы смертельные враги не могли встретиться наедине.
— А как получается, что «оборотень» не помнит, что есть те самые «по игре» и «по жизни»?
— Знаешь, как во сне человек видит всякие невозможные чудеса? Просто отключается критическое восприятие, и любой бред не отметается, а переживается как реальность. Гипноз, специальные препараты, да и просто глубокая включенность в сюжет эксперимента – все в сочетании позволяет приглушить критическое восприятие достаточно, чтобы память о реальности не влияла на результаты.
— А кем ты работал в институте?
— Младшим сценаристом. В эксперименте ведь «оборотней» всего несколько человек, остальные – статисты, которые играют написанную роль без погружения. Для них нужно все спланировать так, чтобы они смогли создать «оборотням» полную иллюзию реальной жизни.
