Лев Аскеров - Месть невидимки
Москвичи, его давние знакомцы, чьи просьбы он, Худиев, не раз выполнял, охотно согласились помочь ему… А пока суть да дело, он вызвал на допрос дежурившую в ту ночь врача.
Хитрая бестия. Тоже еврейка. Правда, горская, но какая разница?! Они все заодно… Она, конечно же, от всего отпиралась. Но Худиев сумел-таки подловить ее.
— Ты помнишь, — как бы наобум Лазаря спросил он, — перед самым побегом профессора Раппопорт через тебя передавала ему медикаменты?…
— Нет, Эльхан Велиевич, то было за неделю до этого случая. Она пересылала ему простыни.
— Какое ты имела право это делать? — выгнул голову Худиев.
— Ну, — растерялась женщина, — вы же знаете, что у нас нет ни лекарств для больных, ни нормальной пищи… Постельного белья тоже нет… Им все передают с воли родные и близкие. Мы говорим охране, что проносим и говорим кому. Ваши люди проверяют, а потом доставляют к нам в лазарет…
— Не изворачивайся! — рявкнул он. — Тебя видели с ней накануне побега твоего пациента, — опять наугад сказал он.
— Такого не могло быть!
— Почему?
— Да потому что ее уже здесь не было.
Полковник вскочил на ноги.
— Откуда ты знаешь?!
— Когда Елена Марковна передавала простыни, она сказала, что у нее на руках билет в Москву. Увозит внука к сестре.
— Почему не доложили?!
— А почему я должна была докладывать? Что в том предосудительного?… — пожала плечами врач.
«Хитроумные» вопросы Худиева сбили ее с толку. Она стала путаться и завираться. Ее оставалось немного дожать, и она, полковник нисколько не сомневался, расколется. Камера для этого хорошее воздействие. Посидит пару часов, а потом с перепугу выложит все, что нужно и не нужно…
Худиев вызвал конвой.
— Препроводите арестованную в камеру! — распорядился он.
Врач забилась в истерике. Стала умолять не делать этого. Кричать, что она ни в чем не виновата… В общем, как все, и как обычно. Но такое, Худиев знал по опыту, срабатывает наверняка. Помечется немного по камере, подумает, а потом — запоет…
Отправив врача «дозревать», Худиев спустился в столовую. И между первым и вторым блюдами ему поднесли сразу «десерт». Вместо любимого компота из урюка — телефонограмму из Москвы:
Эльхан, Раппопорт Елена Марковна на следующий день после прилета из Баку вместе с внуком отбыла в Штаты. Факт подтвержден. Жму руку. Николай.
— Этот побег, полковник, — продуманная акция! — прочитав телефонограмму, с ходу заявил Зейналов. — Вытряхни ты из этой врачихи все, что она может знать.
Единственная ниточка, ведущая к поимке Караева, оборвалась в Шереметьево. Больше не за что было цепляться. Разве только за Интерпол. Но это значило на целый месяц разводить бюрократию…
… Президент ждал результатов по Караеву, а тут ЧП похлеще… Исчезли. Растворились. Ушли. Вернее, говоря по-русски, смылись из своих камер два суперохраняемых государственных преступника — Премьер-министр и министр Обороны.
— Как это могло случиться?! — хватаясь за сердце, орал он на начальника тюрьмы.
Он орал, прекрасно понимая, что если даже начальник тюрьмы захотел бы это сделать, он не смог бы сделать этого так, чтобы никто не видел, как они покидали здание МНБ.
Ни одного свидетеля!.. Нонсенс!.. Президент разорвет его…
Никому и в голову не могло придти, что к этому делу имел самое прямое отношение человек, за которым весь личный состав чекистов последние дни охотился. И не только он. Еще три американца да неприметный местный бизнесмен Азизов. Что касается американцев и Азизова, чекисты, даже если и имели бы о них какое-то представление, вряд ли могли увязать их со столь таинственным происшествием. Разве только в бредовом сне…
…В операции участвовало трое. Джилл, Эльдар Азизов и он, Караев. Разработал же ее, как полагается, по всем правилам тайных игрищ — Том Ферти. И он же вместе с Маккормаком прикрывал их. Мика должен был проводить беседы с узниками, а Джилл обеспечить нейтрализацию видеокамер и подслушивающих устройств. Она уже знала, где находится операторская, и сделать это ей не представляло особых проблем.
…Резко сбросив с себя простыню, премьер вскочил на ноги. Озираясь по сторонам, он с дробным стуком зубов прошептал:
— Кто здесь?
Взъерошенный, в мятом исподнем, свисавшем с костлявого тела, и до смерти напуганный премьер походил на затравленного звереныша, готового на отчаянную драку.
Еще бы! На его месте любой другой выглядел бы не лучше. Трудно даже представить реакцию задремавшего человека, надежно изолированного от мира, которому в полночь на плечо ложится чья-то рука и кто-то доверительно, в самое ухо, говорит:
— Господин премьер-министр, вставайте… У меня к вам серьезный разговор.
В камере свет не тушат. В ней светло. А значит, тот, кто тормошил тебя, да притом выдал вполне понятную тираду, должен, по идее, стоять над головой. Во всяком случае, у кровати. А рядом — никого. Пусто…
Надзиратели будят так, что не перепугаешься. Ну, в худшем случае, — вздрогнешь, а увидев хамскую рожу — успокаиваешься и начинаешь думать о предстоящем допросе… А тут тебя явно расталкивали, вежливо попросили и… исчезли…
Сначала премьеру подумалось, что это со сна. Галлюцинация. Такое в тюрьме не в новинку. И он, натянув на голову простынь, хотел продолжить прерванный сон. Но невидимая рука стала стягивать ее и тот же голос человека, которого он в упор не видел, тихо и требовательно повторил те же самые слова, только добавил:
— Пожалуйста, не пугайтесь.
Хорошо сказать: не пугайтесь. А как не испугаться? Нигде никого, а Некто или Нечто дергает за простынь. Да еще и говорит.
Караев такое предвидел. Он терпеливо и долго убеждал премьера в том, что он никакой не призрак, что ему ничего не чудится и не снится, и что он пришел помочь ему бежать отсюда.
Премьер ровным счетом ничего не понимал. Он никак не мог взять в толк, как Караев проник сюда и почему его не видно. Никакие объяснения профессора по поводу того, что его невидимым делает новейшая техническая разработка, которая держится в строжайшей тайне, — до прагматичного премьера не доходили. Сковавший его страх не давал возможности упорядочить разбегавшиеся мысли и дойти если не до разумного, то хотя бы до логического аргумента в пользу всего, что сейчас происходит с ним…
Премьер двумя руками с силой провел по впалым щекам. Караев понимал — он это сделал, чтобы доказать самому себе, что не спит и что происходящее — явь.
— Кто послал вас? — спросил он.
— Не могу сказать, — отрезал Караев.
— Ваша цель спровоцировать убийство при попытке к бегству?
— Ни в коем случае! — успокоил его Караев. — Хотите правду?
— Только ее и жду, — и уже освоившись со своей ролью вести диалог с невидимкой, строго предупредил:
— И не говорите, пожалуйста, будто вы хотите в отношении меня восстановить справедливость и другой чепухи.
— По большому счету, господин премьер-министр, не без этого. Но вы правы, двигает нами другое… Нам нужен ваш побег, чтобы подставить под удар Фарида Зейналова и садиста Худиева… У меня с ними личные счеты, — не торопясь внушал профессор.
— В такое поверить могу, — проговорил премьер, — с одним уточнением. Кому — вам? И кто за вами стоит?
— Вопросы резонные. Однако отвечать на них я не уполномочен, — слукавил Караев. — Могу с полной ответственностью сказать, что люди, которые стоят за мной — достаточно серьезные люди. — И чтобы убедить собеседника в чистоте своих намерений, добавил: — Они не стали бы экипировать меня столь секретным механизмом. Тем более для дурных целей.
— Да, — соглашается премьер, — они могли бы прибегнуть к иным методам. В их арсенале много иных иезуитских приемов.
Кого он имел в виду под «они» и «у них», было ясно. Караев оживился. Диалог приобретал предметный характер.
— Тем более, господин премьер-министр, мы задались целью вместе с вами освободить и министра обороны.
— Вы с ним уже имели беседу? — полюбопытствовал он.
— Начали с Вас…
Премьер надолго задумался.
— Какова наша задача? Моя и его, — задавая переговорам деловую конкретику, наконец отозвался он.
— Мы можем отсюда вас вывести. Это будет ориентировочно в час или в половине второго ночи. В вашем распоряжении будет чистых три часа. Времени достаточно, чтобы успеть пересечь границу…
— Насколько я понял, от нас — колеса и документы…
— Для «Золотого сюзгеча» не так важны документы, сколько — деньги, — напомнил Караев.
— Знаю, — кивнул премьер и опять умолк.
— Когда планируете? — после непродолжительной паузы поинтересовался он.
— Все в ваших руках.
— Бумагу и ручку! — потребовал премьер и в один присест написал довольно лаконичную записку:
