Валерия Вербинина - Поезд на Солнечный берег
Филипп весь сжался. Наступила тишина. Он поднял руку – хотел дотронуться до лица Матильды на экране – и опустил ее.
– Все равно я забуду тебя, Филипп, – сказала Матильда. – Скажи мне что-нибудь.
Ответа не последовало.
– Прощай, Филипп.
Лифт распахнул свое сияющее чрево. Элегантный кот под руку с какой-то облезлой дамочкой приветствовали Матильду светской улыбкой. Она смахнула с глаз слезы и вошла в кабину.
– Вам вниз? – учтиво спросил кот.
Сон двадцать восьмой
– Наверх, – сказал мышкетер, – дальше налево, потом прямо, потом назад и направо, потом вниз.
Подчиняясь его указаниям, двое других мышкетеров поволокли Сильвера Прюса сначала вниз, потом направо, потом скатили по какой-то горке, опять подхватили под руки и потащили. Прюс при этом молчал и не подавал признаков жизни. Молчал он потому, что был без сознания, а признаки жизни в этом положении подавать тем труднее, что вышеназванная жизнь на время как бы отлучается из тела. Утром, когда Сильвер возвращался домой, его забрали мышкетеры, и очнулся он только тогда, когда что-то загрохотало над самой его головой. Сильвер приподнялся. Пол, на котором он лежал, показался ему дьявольски холодным, а яркий свет резал глаза. Грохотала опускавшаяся железная дверь, сквозь которую поспешно выбегали какие-то люди. Кроме Сильвера, в помещении не оставалось ничего, если не считать четырех совершенно гладких стен. Одна из них была непрозрачной только с виду, ибо давала возможность находящимся снаружи наблюдать за тем, что происходит в камере; именно к этой стене прильнул Пробиркин. Глаза его горели восторгом. Возле профессора, заложив руки за спину, стоял генерал Дромадур в армейской форме, при всех причитающихся ему регалиях. Наконец Пробиркин оторвался от стекла.
– Вы уверены? – начал он, почтительно полуобернувшись к генералу.
– Абсолютно.
– А он не похож, – заметил Пробиркин.
– Гм, – сказал на это Дромадур.
– Вполне приличный человек, – рискнул вставить Пробиркин и на всякий случай заискивающе улыбнулся.
Дромадур нетерпеливо кивнул головой:
– Да, профессор, вы же сами создавали ему внешность.
– Я?! – вскричал Пробиркин в умилении. – Да неужели?!
– Ваше жестокосердие, – пискнул мышкетер-адъютант, подбегая на цыпочках, – его жестокосердие Розенкрейцер Валтасарович тута-с.
– Впустить, – распорядился генерал величаво.
Сильвер сидел на полу камеры и стонал, потирая рукой шею. Похоже, он совершенно не осознавал, что с ним происходит.
Дверь комнаты, где находились профессор и генерал, распахнулась. Вошел мсье, герр, синьор, мистер, господин, това… – нет, товарищем он никогда не был, за это я вам ручаюсь. Словом, вошел сам бубликовый магнат Вуглускр Всесильный в сопровождении молодого человека, неброского, как бриллиант в платиновой оправе. Вуглускр приветствовал Дромадура и соблаговолил заметить Пробиркина. Молодой человек держался скромно, не притязая ни на чье внимание.
– Кто это с вами? – спросил Дромадур, движением бровей указывая на новое лицо.
– Мой новый сотрудник, – объяснил Вуглускр. – Многообещающий молодой человек. Знакомьтесь: Пончик Ляпсус.
Пончик был допущен к ознакомлению. Он держался так ненавязчиво, что все присутствующие почувствовали к нему непритворное уважение.
– Итак? – сказал Вуглускр.
Сказал по-магнатски широко, сочетая невинный вопрос с каверзной интонацией утверждения. Пробиркин позволил себе самую сладкую, самую медоточивую улыбку из своего набора улыбок.
– Итак, – сказал он, – я закончил свою работу. Вирус существует и готов к действию.
– Я всегда хорошо относился к вам, Пробиркин, – веско проговорил Вуглускр, – но мне нужны доказательства… нам нужны доказательства. Вы готовы предоставить их нам?
Пончик безучастно глядел сквозь стекло на Сильвера, который разговаривал сам с собой и бурно жестикулировал. После знаменательной стычки с Человеком без лица в парке аттракционов Сильвер частенько стал бывать не в себе.
Профессор Пробиркин погладил подбородок.
– Готов, – ответил он на вопрос Вуглускра. – Прошу внимания, господа! Поставленная передо мной задача формулировалась следующим образом. Ввиду долгой и кровопролитной войны, которую мы ведем с мутантами-цветами, которые, превращаясь в людей, представляют угрозу для нашей безопасности и жизнедеятельности…
– Насколько хорошо вы к нему относитесь? – шепотом спросил генерал у магната.
– О, не считал. Но думаю, что на миллион бубликов, наверное, моей привязанности хватит, – небрежно обронил Вуглускр.
– …невозможна, принимая во внимание, что данные, которыми мы располагаем, весьма и весьма приблизительны. Возник вопрос: нельзя ли истребить цветы, воздействуя на их внутреннюю структуру, без сомнения отличную от структуры человека, и, предположим, создать такой вирус, который бы уничтожал либо разрушал структуру мутантов, будучи при этом совершенно безобидным для людей. Особо обращаю ваше внимание на такой факт, впрочем, общеизвестный, что по виду люди и цветы совершенно неотличимы друг от друга, хотя последние по сравнению с первыми отличаются некоторой хрупкостью, нам в принципе не свойственной. Известно, что цветы могут превращаться в людей только на некоторое время и преимущественно в ночную пору, то есть при старом солнце, после чего снова возвращаются в первобытное, так сказать, состояние. Но некоторым из них, особенно орхидеям, розам и некоторым сложноцветным, удается свести его к минимуму, вследствие чего их бывает крайне трудно идентифицировать. Пестициды же и прочие яды, к которым мы прибегали вначале, негативно сказываются и на людях, не давая ответа на главный, то есть кардинальный, он же сакраментальный и злободневный вопрос, а именно: кто есть кто, в то время как этот вопрос…
– Дороговато, – сквозь зевоту сказал Дромадур на ухо Вуглускру, – он того не стоит.
– Посмотрим, – сказал прозорливый финансист и, скрестив руки, стал смотреть.
– Для демонстрации мы пригласили одного из сотрудников генеральского ведомства. Господа, вы видите перед собой человека, который на самом деле не является таковым. На самом деле его зовут…
– Кактус Шипелли, – проскрежетал Дромадур.
– Подвид кактусов с шипами, – по-научному завернул Пробиркин. – Сейчас мы увидим, как под воздействием вируса он из человека превращается в растение, а из растения и вовсе в полнейшее ничто.
– Я надеюсь, – заметил Дромадур. – В жмурки играете? – спросил он у Пончика.
– Нет.
– И правильно: от игр все равно никакого толку.
– Пускайте вирус, доктор Гнус, – распорядился Пробиркин.
На уровне головы Сильвера из стены выдвинулся пульверизатор и обрызгал журналиста. Прюс закашлялся и упал на пол ничком. Судороги пробежали по его телу. Пробиркин вынул из кармана хронометр и одним глазом смотрел на пациента, а вторым – на циферблат, где перемигивались бойкие электронные цифры. Сильвер чихнул.
– Сейчас начнется, – шепотом сказал профессор.
Сильвер снова чихнул. Вуглускр в нетерпении постукивал ногой о пол. Честные голубые глаза Пончика были устремлены в никуда.
– Двойную дозу! – в раздражении крикнул профессор.
Сильвер вторично был обрызган, но от этого только стал яростнее чихать. В кактус он не превращался и вообще вел себя как самый обыкновенный человек.
– Ничего не понимаю, – заявил Пробиркин через два часа, когда все уже устали ждать и переминались с ноги на ногу. – Скажите, вы в нем уверены? – обратился он к генералу.
– Относительно чего, простите? – насторожился бравый вояка.
– Что он кактус.
– Уверен ли я? Ха! – сказал Дромадур с неописуемым презрением и этими словами пригвоздил ученого, как жука к булавке.
Пот ручьями струился по спине Пробиркина.
– Здесь какое-то недоразумение, – начал он.
– Именно, – вежливо согласился финансист, и от вежливости этой пот покатился по профессорской спине прямо-таки океанскими волнами.
– Он не превращается в кактус, – продолжал ученый, слабея.
– Именно, – невозмутимо соглашался финансист.
– Я не понимаю, почему…
– Я тоже.
Взор Вуглускра блеснул сталью. Пробиркин понял, что он погиб. Генерал хрипло засмеялся. Пробиркин погиб вторично. Он зашатался и припал к стене. Мышкетеры из свиты Вуглускра расстреливали его взглядами. В камере Сильвер поносил последними словами Орландо, городские власти, какого-то урода без лица и распевал непристойные песни.
– Из того, что я вижу, – подытожил финансист, – я понимаю, что ваш опыт не удался.
– Дайте мне время, – лепетал Пробиркин, – я все исправлю.
Генерал и бизнесмен обменялись взглядом.
– Время у вас будет, – сказал Розенкрейцер Валтасарович многозначительно. – До конца недели. Устраняйте ошибку. Добивайте вирус. Пойдем, Пончик. Всего хорошего, генерал.
