Валерия Вербинина - Поезд на Солнечный берег
– Профессор!
Вирус сначала спрятался, но потом, поняв, что пришли не за ним, успокоился. Внешность Гаргульи удивила его: студент выглядел как вполне нормальный, обычный человек.
– Профессор! Профессор Пробиркин!
Гаргулья потоптался на месте, заглянул зачем-то в банку со змеей, как бы проверяя, нет ли там профессора; последнего там не оказалось.
– Он ушел! – крикнул вирус, осмелев. Гаргулья вздрогнул.
– Кто это? – спросил он с опаской.
– Я, – сказал вирус, показываясь, – честный вирус.
– А! – с облегчением сказал Гаргулья. – Так профессора нет?
– Увы, нет, – подтвердил вирус.
– Тогда вы мне поможете, – сказал Гаргулья. – Мне нужен чумной возбудитель.
– Да? – только и сказал вирус.
– Мы проходили недавно разновидности гриппа. Профессор обещал представить образцы для опытов.
– Понимаю, – сказал вирус. – И что вы будете делать с этим возбудителем?
– Привьем кому-нибудь, – сказал Гаргулья, – и будем лечить.
– Ах, опять, – вздохнул вирус. – Как мне это надоело!
– Так это вы? – обрадовался Гаргулья.
– Я, – печально сказал вирус. – Только я не лечусь, – добавил он тихо.
– Очень рад знакомству с вами, – сказал Гаргулья.
– Взаимно, поверьте, – отозвался вирус. – Я чумовой, то бишь чумной. Надоело мне убивать маленьких мышек, пора развернуться. Я был рожден для великих свершений, но в этой банке совершенно лишен возможности их, так сказать, осуществить.
– Вы очень добры, – заметил Гаргулья. – Со стороны вируса редко встретишь такую чуткость.
Но вы меня не бойтесь, я хороший, – добавил он, открывая банку и надевая на вирус ошейник. – На это я и надеялся, – сказал вирус.
Сон двадцать седьмой
Вампир Лаэрт решил взять отпуск. Имеет вампир право брать отпуск или нет? Сам Лаэрт считал, что после всех треволнений с собачьей шубой и сердечными делами хозяина он вполне заслужил небольшую передышку. Лекарство Пробиркина действовало безотказно, и клочья вампирской шкуры валялись во всех комнатах, а Филипп ничего не замечал. Лаэрт с горечью констатировал, что его друг стал на удивление бесчувственен. Если бы Филипп ворчал, пенял Лаэрту на беспорядок и вообще его доставал, Лаэрт принял бы это как должное; но Филипп, как и все влюбленные, не желал видеть ничего, кроме своей любви. Лаэрт махнул на него рукой и, собрав небольшой чемоданчик, подался за Город. Там на брокенской вечеринке он прибился к компании вампиров, признавшей в нем своего. Лаэрт объездил с ними весь свет, между делом успев посвататься к хорошенькой ведьме и попить кровь у известной писательницы, автора вампирских детективов. Вспоминая об этом впоследствии, Лаэрт всякий раз желтел и плевался, потому что в жилах у писательницы текла не кровь, а самые что ни на есть настоящие чернила. Со сватовством тоже ничего не вышло, ибо ведьма на поверку оказалась вовсе не ведьмой, а вульгарнейшим вампиром-трансвеститом, и совершенно разочарованный Лаэрт вернулся в хозяйский дом ровно через три недели после того, как оставил его, то есть через двадцать семь дней.
На улице сплошной стеной стоял дождь. По проводам связи потоки стекали на министерство погоды в виде угроз членовредительства, жалоб, упреков и увещеваний. Лаэрт вздохнул и, как обычно, вошел к хозяину без церемоний, сквозь стену.
– А вот и я! – крикнул он радостно.
Филипп с ногами сидел в кресле. Тысячи мыльных пузырей летали по комнате, и каждым из них была маленькая Ада. Филипп был мрачен, – пожалуй, даже слишком мрачен для счастливого влюбленного.
Лаэрт по-собачьи отряхнулся от дождя.
– Там на улице льет как из ведра, – сказал он укоризненно.
– Разве? – только и уронил Филипп.
Лаэрт подлетел к окну и убедился, что облака стали еще гуще.
– В чем дело, хозяин? – спросил он.
– У меня плохое настроение, – ответил Фаэтон.
Лаэрт сделал сосредоточенное лицо. Филипп слышал, как скрипят извилины в его голове.
– Это ОНА? – трагическим шепотом спросил Лаэрт.
– Она не звонит мне, – безжизненно поведал Филипп. – Она меня разлюбила.
Лаэрт облетел вокруг него. Вблизи молодой человек выглядел еще хуже, и Лаэрт решил, что пришла пора его утешить.
– Ну, так что же? Не позвонит одна, позвонит другая. – Лаэрт фамильярно хлопнул хозяина по плечу. – Вот я, так я чуть не попался! И в какой переплет! Хочешь, расскажу?
– Не хочу, – равнодушно отозвался Филипп.
Матильда тоже больше не звонила ему, и Фаэтон был ей за это бесконечно благодарен. Он решил, что дочь Вуглускра уже забыла о нем; ведь сам он так хотел забыть о ней!
– По моему скромному вампирскому разумению, – начал Лаэрт, – остается последнее средство.
– Какое?
Лаэрт вооружился очками, достал сочинения Дюма в одном томе и стал их листать, используя при этом все свои шесть конечностей – четыре простых, две сложных, а также восемь дополнительных (в счет не идут).
– Вот! – провозгласил он, тыча лапой в страницу. – Правило шестнадцатое: если девушка не звонит тебе, позвони ей сам!
Филипп покачал головой.
– Я пытался найти ее через справочник, – сказал он тихо. – Но ее там нет!
Лаэрт задумчиво почесал хвостом нос.
– Слушай, а может, ее вообще нет? Может, она тебе просто приснилась?
– В таком случае я бы не хотел пробуждаться, – сказал Филипп печально.
Лаэрт поглядел на мыльные пузыри, летавшие по комнате, и пришел к выводу, что двоим вряд ли могло присниться одно и то же.
– Тебе надо отвлечься, – сказал вампир. – Сходи погуляй с друзьями, полетай или… Словом, придумай что-нибудь!
– Я больше не могу летать, – признался Филипп. Лаэрт вздрогнул. – Я все время падаю, и, знаешь, это все-таки больно. А мои друзья… Пончик работает у Вуглускра, у него и времени нет. Гаргулья прихворнул, Сильвер куда-то исчез, Мистраль что-то сочиняет, Человек без лица тоже работает в поте лица, а другие…
Лаэрт громко всхлипнул.
– Перестань, – поморщился Филипп, – мне и без тебя плохо.
Лаэрт вышел на цыпочках и сквозь стену проник в кухню, где заказал себе у скатерти-самобранки большую порцию выдержанной минеральной воды, чтобы успокоиться. Тем временем Филиппу позвонил Амадей и пригласил его погулять по крышам. Филипп вежливо отказался. Кот пожелал ему всего наилучшего и отключил видеофон.
– К вам гостья, – сообщила система.
Филипп вскочил и бросился к двери, но внезапно остановился.
– Скажи, что меня нет, – попросил он. В маленькой фигурке на мониторе он узнал Матильду. Она шла несмело, то и дело озираясь, словно не бывала здесь раньше столько раз, что потеряла им счет. Компьютер спросил у нее, кого она ищет.
– Мне нужен Филипп, – сказала девушка.
– Филиппа нет, – металлически-любезно сообщила система. – Что ему передать?
– Ты врешь, – сказала Матильда с ненавистью. В этот миг Филипп с трудом узнавал ее.
– Непонятное слово, – звякнула система. – Повторите ввод.
– Филипп! – крикнула Матильда, подступая к двери.
– Внешний агрессор, – сообщила система Филиппу. – Под угрозой нарушения закон о неприкосновенности жилища. Вызывать мышкетеров?
– Не надо, – велел Филипп, – молчи…
Зеркало за его спиной оживилось.
– Выйди к ней, – шепнуло оно вкрадчиво, – выйди, выйди… Ты же видишь, как ей тяжело. И тебе тяжело. Все еще можно исправить, Филипп. Надо только открыть дверь. Все можно исправить. Все…
Филипп побледнел. На его виске часто-часто задергалась жилка.
– Я не спрашивал тебя, – задыхаясь, сказал он.
– Филипп, – продолжала Матильда, – я знаю, что ты там!
Фаэтон медленно сполз по стене и сел на пол. Зеркало затуманилось и угасло.
– Ответь! – крикнула Матильда и ударила по двери ладонью.
– Не надо по мне стучать, – сердито сказала дверь. – Благодарю вас.
Матильда заплакала. Филиппу невыносимо было смотреть на нее, но не смотреть он не мог. Он не знал, кто из них мучается больше сам, а кто – мучает сильнее другого, но чувствовал, что может не выдержать этого.
– Значит, тебя нет, – сказала Матильда. – Все кончено, да? Ты меня больше не любишь, Филипп?
– Непонятное слово, – бубнила система, – повторить ввод.
– А ведь я тебя любила. – Она усмехнулась. – Да, я видела вас. Она красивая, да? Она… Значит, ты сейчас с ней? А я? Как же я, Филипп?
– Я виноват, – тихо сказал Филипп, поникнув головой. – Это моя вина. Тебе не следовало любить меня.
Матильда молчала, словно обдумывая его слова; но он знал, что девушка не может его слышать.
– Это ужасно, – жалобно сказала Матильда. – Ты с ней – и все равно ты со мной. Я говорю с одиночеством, а у одиночества твое лицо. Я никогда не видела снов, а потом мне приснилось, что ты снова со мной и мы вместе, как всегда. Если бы у тебя было сердце, ты бы пожалел меня.
Филипп весь сжался. Наступила тишина. Он поднял руку – хотел дотронуться до лица Матильды на экране – и опустил ее.
