Ярослав Питерский - Ленин жЫв
– Да, и ещё вот что гениально в этом плане: те люди, которые получат этот препарат, этот код бессмертия или длительной жизни, не смогут иметь детей. Перед приёмом препарата будет введена процедура кастрации.
Кирилл вздрогнул. Правитель, увидев это, ухмыльнулся:
– Нет, Вы неправильно поняли. У нас уже яйца не режут. Просто всё! Вот мужчина принимает специальный химикат – и не может больше иметь детей. Его семя не будет вырабатывать потомственные гормоны! Вот и всё.
В зале неожиданно повисло молчание. Кирилл вдруг понял, что слышит, как отчётливо бьётся его сердце. Он вновь сглотнул слюну.
– Ну, как Вам наш план? – спросил довольный Правитель.
Кирилл вздохнул и пожал плечами:
– Честно говоря, мне нужно прийти в себя от такого вот заявления. Это всё очень интересно… – тактично сказал Кирилл и опустил глаза.
– Вижу… у Вас сомнения. Скепсис, так сказать. Ну что ж, у разумного человека всегда должен быть скепсис, – хмыкнул Бунин.
– Вы спрашивайте! Не бойтесь! – подбодрил его один из Салтыковых-Щедриных.
– Что Вам кажется тут сомнительным? – настаивал Верховный.
– Не знаю… – буркнул Кирилл. – Мне кажется, простите, это всё вряд ли выполнимо.
– Почему?!!! – рявкнули все четверо в один голос.
Кирилл растерялся. Он посмотрел на них глазами, полными страха и неуверенности, и вновь опустил взгляд:
– Я не специалист в социологии или чего там ещё… психологии и философии, но мне кажется… это утопия. Одно дело, когда ваш близкий круг под названием «правящая элита» собирается стать вот таким, как я. Но когда вы хотите подсадить народ на иглу паразитизма?! Это конец! Может стать концом! А зачем тогда ему вообще нужно будет жить?!
Повисла тишина.
И вновь лишь удары сердца. Равномерные и тревожные удары куска мяса, который гоняет кровь по организму.
Наконец звучит голос Правителя:
– А Вы не совсем такой уж глупый, как мне показалось. Вы кое-что понимаете. И вопрос правильный. Вот поэтому мы тут и сидим и разрабатываем стратегию, чтобы жить-то народу хотелось. И весь вот этот театр абсурда и с гимном, и с карнавалом под названием Высший Совет, он ведь специально устроен, чтобы народу не было так приторно скучно и хоть как-то взбодрило его жизнь! Хоть как-то! Нужно устроить этот театр, театр политической жизни и существования власти вообще! Потому как наш народ до такой степени ленивый, что он не хочет даже бороться за свою жизнь! Ему всё равно: подохнет он завтра или нет! Вот главная беда и боль! – Правитель говорил это искренне.
Так, по крайней мере, казалось Кириллу.
– Сами судите, Кирилл! Почему у нас в стране всё время возможны были диктаторы?! Как бы они не назывались – великий князь, царь, император, генеральный секретарь или президент! Потому что народ всё время хочет именно диктатора! – буквально заорал один из Салтыковых-Щедриных.
Ему вторил братец:
– Тот народ, вернее часть народа, которая выжила при супертоталитарном режиме, самом жёстком, при котором Правитель рубил головы налево и направо, непроизвольно создаёт пьедестал для диктатора! Они говорят: правь нами жёстче! Потому что он уже согласен на это за то, что остался жить! И главное – при диктаторе не надо думать! Не надо затрачивать энергию созидания! Вот! Это удобно!
Кирилл зажмурился. Он тяжело дышал. Эти крики совсем смутили его. Они были словно установки гипнотизёра. Как в тумане он услышал голос Верховного:
– Вы, Кирилл, должны знать ещё одну истину. Нашу! Чисто нашу. Ни один правитель не вечен. И не всесилен! Вот!
Кирилл молчал. Он открыл глаза и посмотрел на этого человека. Обычные глаза. Но где-то там, там, внутри его, словно горела, словно гудела гигантская топка страшного клокочущего огня! То ли ненависти, то ли силы. Кирилл это чувствовал! Он тяжело вздохнул, но ответить не смог!
– Вот поэтому мы и дали Вам посмотреть на этого пациента, которого Вы у себя там, в прошлом, знали как Ленина. А сейчас он просто бедный старик с литером ноль девяносто. И он будет столько жить, сколько мы захотим! И мы им будем пользоваться столько, сколько посчитаем нужным! Мы можем с ним сделать всё. А он не может ничего, хотя формально, он считается у людей, не у всех конечно, но у многих, почти святым гением. Вот такая вот наша истина. И не вздумайте его жалеть! Он сам заслужил то, что с ним делают!
Кирилл всё-таки набрался сил и буркнул:
– Поэтому вы его, как и меня, заставили ссать в горшок?
И тут раздался гомерический хохот. Нет, гром хохота! Они хохотали все вместе! Все! Ржали, раскрыв широко рты. Они, словно по команде, надрывали свои лёгкие и гортани этим ужасным рёвом!
– Что вы смеётесь? Что тут такого? – разозлился Кирилл.
Правитель закончил смеяться. Его подчинённые вскочили с мест. Он тоже встал, смахнул с края глаза слезинку и примирительно и как-то даже жалобно сказал:
– Ладно, хватит, хватит. Нужно Вам отдохнуть. Подумать. И подумайте как можно лучше!
Ему дали понять, что разговор окончен. Кирилл оглянулся, сзади уже стоял сопровождающий, один из солдат охраны. Он вежливо улыбался. Кирилл поднялся и направился к краю подиума, там он медленно спустился по небольшой лесенке. Солдат шёл сзади. Ещё двое их ждали внизу. Они вежливо встали по бокам Кирилла.
Вдруг что-то сверху заурчало, и на подиум, а вернее рядом с ним, опустился гигантский то ли стакан, то ли занавес, то ли куб из стекла. Он накрыл стол и сам подиум. Правитель, Салтыков и Щедрин, Бунин остались сидеть за этой прозрачной перегородкой.
Сейчас они так были похожи на аквариумных рыбок… эдаких пёстрых, откормленных, жирных рыбок…
– Это звуконепроницаемая защита. Сейчас товарищ Верховный и его замы будут решать важные секретные вопросы. Очень важные. Эти вопросы никто не должен ни знать, ни слышать, – шепнул один из солдат. – А сейчас, пожалуйста, идите.
Кирилл двинулся к выходу, к этим огромным резным с позолотой дверям. Нет, не дверям, а произведениям резного искусства. Возле них с одной стороны стоял тот самый солдат в высокой меховой шапке с аксельбантом на груди, который дико орал при прелюдии исполнения гимна.
Кирилл в ужасе увидел, что в уголках губ у этого стража шрамы. У него на лице были шрамы, словно он герой того знаменитого романа «Человек, который смеётся». Кирилл даже вздрогнул. Он медленно прошёл мимо этого человека, который замер, как восковая фигура.
Когда они вышли из зала, Кирилл, не поворачивая головы, спросил того разговорчивого солдата, который пояснил ему про аквариум…
– А что у парня, ну того… крикуна, у него что со ртом?
– А это гимно-концертмейстер! Почётная очень должность при ритуалах государственных у нас. Попасть на его место может только человек из семьи почётной. Их специально готовят в особом училище. А когда туда поступают, даже подрезают рот студентам. Вот как. Вот от этого и шрамы.
– Рот? Ему что, рот разрезали, чтобы он шире его разевал?!
– Ну да! Без этого в училище не примут… да там ещё проверяют громкость, с которой ты можешь орать… я сам сначала хотел поступить в это училище… Но мне не хватило мощности голоса, – сказал солдат с грустью, пока они ждали лифт в маленьком потайном коридорчике.
– Ты что ж, хотел бы, чтобы тебе разорвали пасть… ну, это… разрезали рот?
– Ну, а что тут такого?! Зато потом знаете какой почёт?! Какие льготы и какая пенсия?!!! А?! На всю жизнь обеспечен! – причмокнул языком солдат.
– Да уж… порвали пасть и всё… – с издёвкой согласился с ним Кирилл.
Обратная дорога домой, вернее, в гостиницу, показалась ему вновь долгой. Вновь какие-то переходы, лифты и коридоры. Он всё время путался, куда идти. Его сопровождающий то и дело одергивал за локоть и направлял в нужную сторону. Когда они пришли, на территории гостиницы их вновь встретил Хрущёв. Он покосился на солдата и спросил:
– Маршрут пятый был?
– Да… так точно.
– Хорошо, завтра шестым.
– Есть, – солдат повернулся и растворился в коридоре.
Кирилл понял, что его каждый раз водят новым маршрутом. Наверное, для того, чтобы он не запомнил дороги. Он ухмыльнулся, потому что поймал себя на мысли, что если бы даже захотел запомнить, он всё равно бы его не запомнил.
Хрущёв лично провожал его до номера. Но к удивлению Лучинского, это вовсе был не номер Ленина. Совсем другой. Когда они зашли вовнутрь, оказалось, что это целая многокомнатная квартира с шикарной мебелью, маленьким минибассейном и огромной трёх, нет, четырёхспальной кроватью.
Кирилл в нерешительности встал и рассматривал этот дворец.
– Вот это наш лучший, вернее, один из лучший люксов. Тут и будете теперь жить. Кстати, таких номеров только три. И все они для президентов или ещё каких-то особо важных персон. Королей, принцев и прочих знатных постояльцев, которые приезжают на официальные визиты в Кремль. Вот, так что гордитесь! – и Хрущёв с завистью вздохнул.
