Роберт Хайнлайн - Дорога Славы
— Ты меня чем дальше, тем больше радуешь. Ты не вспомнила ничего достойного упоминания о том, что следует ожидать? Танки? Кавалерию? Больших земных великанов с волосатыми ушами?
Она явно была встревожена.
— Все, что я скажу, увело бы вас в сторону, милорд. Можно предполагать, что их войско будет состоять скорее из конструктов, чем из истинно живущих существ… Это означает, что они могут оказаться какими угодно. Кстати, все, что угодно, может оказаться иллюзией. Я говорил вам о гравитации?
— Не думаю.
— Простите меня, я устала, и ум мой теряет остроту. Сила тяжести там меняется, иногда непредсказуемо. Ровный отрезок покажется ведущим под гору, потом вдруг вверх. Другое всякое… что угодно может оказаться иллюзией.
Руфо сказал:
— Босс, если оно движется, стреляйте. Если говорит, режьте ему глотку. От этого портится большинство иллюзий. Программы действий вам не требуется; там будем только мы — и все остальные. Так что, когда возьмет сомнение, убивайте. Никаких хлопот.
Я улыбнулся ему.
— Никаких хлопот. О’кей, волноваться будем, когда попадем туда. Так что давайте кончать разговоры.
— Да, милорд муж, — поддержала меня Стар. — Нам лучше несколько часиков поспать.
Что-то изменилось в ее голосе. Я посмотрел на нее и заметил маленькую разницу и в ее внешности. Она казалась меньше ростом, мягче, женственней и податливее, чем та амазонка, которая меньше двух часов тому назад выпускала стрелы в зверей в сотни раз больше себя.
— Хорошая мысль, — медленно сказал я и огляделся. Пока Стар вычерчивала лабиринты Башни, Руфо упаковал все, что нельзя было забрать, и — как я заметил — положил одну подстилку у одной стены пещеры, а две других рядышком как можно дальше от первой.
Я послал ей немой вопрос, глянув на Руфо и пожав плечами, подразумевая: “А теперь что?”
Ответный ее взгляд не говорил ни да ни нет. Вместо этого она сказала:
— Руфо, ложись-ка спать и дай своей ноге отдохнуть. Не ложись на нее. Или животом вниз, или лицом к стене.
Впервые Руфо высказал свое недовольство тем, что мы сделали. Он ответил резким тоном, не на то, что сказала Стар, а на то, что она могла подразумевать:
— Меня и за деньги смотреть не заставишь!
Стар обратилась ко мне таким тихим голосом, что я едва его расслышал:
— Простите его, милорд муж. Он пожилой человек, и у него случаются капризы. Как только он ляжет спать, я сниму свет со стен.
Я прошептал:
— Стар, любимая моя, мне все-таки кажется, что медовый месяц мы проведем не так.
Она вгляделась в мои глаза.
— Такова ваша воля, милорд любовь?
— Да. В рецепте упоминаются кувшин вина и каравай хлеба. Ни слова о компаньонах. Уж извини.
Она положила мне на грудь свою изящную руку, подняла на меня взгляд.
— Я рада, милорд.
— Вот как? — Я не понял, зачем ей надо было сказать об этом.
— Да. Нам обоим нужен сон. Для завтрашнего утра. Чтобы ваша могучая правая рука смогла подарить нам много утренних зорь.
У меня отлегло от сердца, и я улыбнулся ей.
— Ладно, моя принцесса. Только я что-то сомневаюсь, что засну.
— О, конечно, заснете!
— Поспорим?
— Выслушайте меня, милорд любимый. Завтра… когда вы победите… мы тотчас же отправимся ко мне домой. Без дальнейших хлопот и ожиданий. Мне хотелось бы, чтобы вы знали язык, на котором у нас говорят, чтобы не чувствовать себя чужим. Я хочу, чтобы он стал сразу же и вашим домом. Так как же? Согласен милорд муж приготовиться ко сну? Улечься и позволить мне дать ему урок языка? Вы уснете, вы знаете, что уснете.
— Ну… это недурная мысль. Но ведь тебе сон нужен даже больше, чем мне.
— Прошу прощения, милорд, но это не так. Четырех часов сна хватит, чтобы шаг мой стал легок, а на губах играла песня.
Пять минут спустя я уже лежал пластом, глядя в самые прекрасные из всех миров глаза, и слушал, как любимый ее голос что-то тихо говорит на непонятном мне языке…
ГЛАВА XIV
РУФО тряс меня за плечо.
— Завтрак, босс!
Он всучил мне в одну руку сэндвич, а в другую кружку пива.
— Этого на сражение хватит, а второй завтрак уже упакован. Я выложил чистую одежду и ваше оружье и, как только вы поедите, помогу вам одеться. Только поторопитесь. Через несколько минут нам пора. — Он был уже одет и подпоясан.
Я зевнул, откусил т сэндвича кусок (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, не совсем похожим на помидоры, и салат-латук) и огляделся. Соседнее со мной место пустовало, но Стар, казалось, только что встала; она была не одета. Она стояла на коленях в центре пещеры, рисуя на поту какой-то большой чертеж.
— Доброе утро, болтушка, — сказал я. — Пентаграмма?
— Ммм… — ответила она, не поднимая глаз.
Я подошел поближе и посмотрел на ее работу. Что бы это ни было, основано оно было не на пятилучевой звезде. Три основных центра, все очень запутано, там и сям какие-то надписи — я не узнал ни языка, ни шрифта — и единственно понятным, что я мог из всего этого извлечь, было нечто напоминающее гиперкуб, изображенный в анфас.
— Завтракала голубка?
— У меня сегодня пост.
— Ты и так кожа да кости. Это что, гессеракт?
— ПОМОЛЧИТЕ!
Она отвела со лба волосы, подняла на меня глаза и грустно улыбнулась.
— Извините, дорогой. Все ведьмы стервы, это точно. Только, пожалуйста, не заглядывайте мне через плечо. Мне приходится работать по памяти — вес книги я потеряла в том болоте, — а это трудно. И пожалуйста, не надо сейчас вопросов, очень прошу. Вы можете поколебать мок уверенность, а я не должна колебаться.
Я сделал ножкой.
— Прошу вашего прощения, миледи.
— Не надо быть со мной официальным, дорогой. Во всяком случае, любите меня и подарите мне коротенький поцелуй — а потом оставьте меня.
Ну, тут я наклонился, одарил ее высококалорийным поцелуем с майонезом и оставил ее в покое. Доканчивая сэндвич и пиво, я оделся и разыскал созданную природой нишу перед самой линией защиты в проходе, ту, которая была отведена под мужской туалет. Когда я вернулся, Руфо ждал меня с портупеей в руках.
— Босс, вы бы даже на собственную казнь опоздали.
— Я на это напьюсь.
Несколько минут спустя мы уже стояли на диаграмме, Стар на точке подающего, а мы с Руфо в первом и третьем “домах”. Мы с ним полностью увешаны: я двумя флягами и портупеей Стар (застегнутой на первую дырочку), да и своей собственной, Руфо с перекинутым через плечо луком Стар и двумя колчанами, плюс ее медицинская сумка и наша еда. Под левое плечо у каждого из нас был заткнут большой лук: каждый держал обнаженную саблю. Трико Стар свисало неаккуратным хвостом у меня из-за пояса, куртка ее комком торчала под поясов Руфо, а котурны ее и шапочка были распиханы по карманам — и т. д. Мы были похожи на барахолку.
Но со всем тем у нас с Руфо все-таки остались свободными левые руки. Мы встали лицом наружу с оружием на изготовку, протянули руки назад, и Стар крепко сжала обе наши ладони. Она стояла точно в центре, крепко упершись ногами в пол, и была одета в соответствии с профессиональными требованиями, предъявляемыми к ведьмам, занятым сложным делом, то есть даже без заколок в волосах. Она великолепно выглядела: волосы взлохмачены, глаза блестят, лицо пылает румянцем. Мне было жаль поворачиваться к ней спиной.
— Готовы, кавалеры? — осведомилась она с волнением в голосе.
— Готов, — отозвался я.
— Ave, imperatrix, nos morituri te…
— Прекращай это, Руфо! Тихо! — Она начала что-то декламировать на неизвестном мне языке. По затылку у меня пробежали мурашки.
Она умолкла, гораздо крепче сжала наши руки и выкрикнула:
— Вперед!
Внезапно, как стук захлопнувшейся двери, я обнаруживаю, что разыгрываю героя Бута Торкингтона в положении Мики Спиллейна.[69]
У меня нет времени на охи. Вот передо мной это нечто, готовое развалить меня пополам, поэтому я протыкаю ему кишки своим клинком и выдерживаю его, пока оно решает, в какую сторону падать; потом точно так же угощаю его приятеля. Еще один присел на корточки и пытается подсечь мне ноги, прячась за свое отделение. Я верчусь, как однорукий бобер, наклеивающий обои, и почти не замечаю, как Стар рывком выдергивает у меня из-за пояса свою шпагу.
Зато потом я замечаю, что она убивает противника, нацелившегося меня подстрелить. Стар появляется во всех местах одновременно, голая, как лягушка, и в два раза ее красивее. При переброске я почувствовал себя словно в оборвавшемся лифте, и внезапно уменьшившаяся сила притяжения могла бы доставить нам много неприятных минут, если бы мы могли себе такое позволить.
Этим пользуется Стар. Проткнув типчика, собирающегося пристрелить меня, она проплывает над моей головой и головой нового приставалы: один укол в шею, пока длится полет, и он больше не надоедает.