Святослав Логинов - Дорогой широкой
И всё же Москва приближалась. Была бы у путешественников хоть какая ни на есть карта, поглядели бы и поняли: сейчас, главное, никуда не сворачивая, добраться в Кашин (даже катку всего день езды!), там мост через Волгу и город Калязин, а ещё через день — Сергиев Посад. А это уже только по названию отдельный город, а на самом деле — Москва.
Главное — никуда не сворачивать.
* * *— Слушай, тебя, как зовут?
Почему-то русский человек стесняется задать этот простой вопрос и придумывает массу безличных обращений, начиная от хамоватого «Мущина!», бытующего на юге России, и заканчивая по-домашнему ласковым «Жаланненькой!», которое только от новгородских старушек услышать можно. Но все эти добрые и не очень слова преследуют одну цель — обратиться к человеку, никак его не назвав. Боимся мы, что ли, узнать имя минутного знакомого, опасаемся, что произнесённое имя привяжет нас к нему, или ещё какое мистическое значение вкладываем в стремление не знать, с кем имеем дело? Ответить на эти вопросы могут разве что мудрые знатоки семиотики. Во всяком случае, инородцы, которых много теперь стало в российских городах, с лёгкостью свои имена называют и с той же небрежной лёгкостью спрашивают, как зовут собеседника.
Вот и лицо кавказской национальности, обратившееся к Юре, прежде всего поинтересовалось, как того зовут.
— Меня? — переспросил Юра. — Юрий меня зовут.
— А меня Ашур, — представилось лицо. — Слушай, Юра, помощь нужна, очень. У меня лук пропадает, а машина не пришла. Двадцать мешков лука, довези, а? Тут близко, десять минут ехать…
— Если машине десять минут, то мне три часа, — предупредил Юра.
— Тебе десять минут, машине и вовсе было бы минута, а где та машина?..
— Куда ж я тут загружу двадцать мешков? — отбивался Юрий от нового и такого неожиданного бремени. — Не поместится тут двадцать мешков.
— Поместится… я сам загружу. Смотри, сейчас дождь пойдёт, а машина заказанная не пришла. Сгниёт лук, кому от этого хорошо будет? Выручай, друг.
Юра и Богородица только что подвезли на сонковский вокзал очередную нагруженную котомками бабку и теперь намеревались потолкаться среди людей, послушать чужие разговоры, быть может, газету купить в киоске «Роспечати». Городок может быть совсем крошечный, но если есть вокзал, то на нём непременно будет киоск, иногда единственный на весь город. В киоске этом всегда можно купить тонкие сборнички анекдотов и любимую газету железнодорожных путешественников «Не скучай!». Потом малость одичавшие странники хотели зайти в кафе «Лилия», переназванное из бывшей столовой «Общепита», вдарить по шницелям и компоту, а в конце культурной программы посидеть на лавочке в городском сквере. Короче, возить лук в планы не входило. Однако против последнего довода устоять было невозможно. «Выручай, друг!» — кому ещё выручать человека, если не другу? И есть ли на свете дело важнее, чем выручить человека? Во всяком случае, это важнее шницеля и даже газеты «Не скучай!».
Юра с Богородицей опустили сиденья, увеличив таким образом полезный объём кабины, и принялись закидывать туда сухо шуршащие пластиковые сетки с луком. Каток терпеливо сносил столь вопиющее нарушение правил эксплуатации. Коренастый Ашур споро подавал сетки, сложенные у самого края платформы, и успевал обсуждать нехороший поступок владельца неприехавшего грузовика.
— Ты мне скажи, это по-мужски? Я ему неделю назад звонил, что сегодня приеду с луком. Он мне что ответил? Не беспокойся, Ашур, всё будет в порядке! Я утром из поезда звоню, что через час буду, он говорит, что уже ждёт. Я приехал, а его нет. Я лук выгрузил — его нет. Я звоню, а он, оказывается, халтуру подцепил и будет через три часа. Три часа, четыре… дождь пойдёт, лук промокнет… так люди поступают, скажи, Юра?
— Всякое бывает, — уклончиво ответил Юра.
— У настоящих людей так не бывает! — убеждённо возразил Ашур.
Загрузили лук, который занял почти всю кабину до самого потолка. Юра втиснулся к рычагам, Ашур встал рядом, упёршись руками в потолок, а спиной в сетки с луком, чтобы они не свалились на голову водителю. Тронулись с места с первыми каплями ожидаемого дождя. Богородица пошёл было рядом, но ему крикнули, чтобы сидел на вокзале и не мокнул зря.
Ехать и впрямь оказалось недалеко, но к тому времени, когда добрались к лабазу, арендованному под склад, ливень как раз вошёл в полную силу. Вроде бы вот они, двери склада, но решили переждать: самим не мочиться и лук не гноить.
Ашур продолжал говорить о накипевшем; со своими-то об этом говорено-переговорено, а тут русскому можно сказать, выплеснуть душу, задать неудобные вопросы.
— Ведь он приедет, заявится как ни в чём не бывало. Он думает, я подряжу его лук по точкам развозить? Нет, я уже другого шофёра найду, вон их сколько без работы! А он, если хочет, пусть обижается. Вот ты мне скажи, почему у вас столько людей без работы сидит? Машина есть грузовая, две руки, голова, всё на месте, а работы нет. Почему у меня в селе все работают?
— Я не знаю, — попытался отвертеться Юра. — Я у вас в Грузии не был.
— Слушай, почему грузин? Чуть что — грузин приехал! Я не грузин, я карачай, есть такая Карачаево-Черкесская республика — слыхал?
Название Юра слыхал, но почему-то представлялось, что первое слово в нём — нечто прилагательное и не имеет отношения ни к какому народу. Оказывается, вот он, карачай, живой. А поглядеть, так от грузина не отличишь. Впрочем, на русский взгляд они там в Чечне все на одно лицо.
На всякий случай Юра кивнул, но от своего не отступился.
— В вашей стране я тоже не был.
— В какой стране? Ты совсем глупый, да? Мы в одной стране живём, в Российской Федерации. Мы ни от кого не отделялись, а как сюда приеду, так хуже, чем за границей. Милиция каждый день проверяет, люди косо глядят. Ты зачем, говорят, к нам в Россию приехал?
— Это всё из-за Чечни, — вздохнул Юра.
— А чеченец, он не человек? Ты скажи, он человек?
— Если работает честно, то почему же? Человек.
— А у вас тут, русские, много работают? Мне чуть не каждый день говорят: понаехали тут, наживаться на нас! Я приехал наживаться, да? Я лук привёз продавать, так я этот лук сам вырастил. Вот смотри, видишь, — Ашур протянул тёмные в мозолях руки. — Сам вырастил, сам привёз, перекупщику не отдал. Ты мне другое скажи, почему я сюда лук с Кавказа везу? У вас своего лука нет? Не растёт, да?
— Растёт, но хуже, чем у вас. У вас там тепло, а тут поливать надо.
— А у нас он, значит, сам по себе растёт? Поливать не надо? Женщины вёдрами все руки оттянули, потому что, кроме наших женщин, никто с водой по горной тропе не пройдёт. У меня поле в горах, я туда землю в мешках таскаю, и отец таскал, и дед. Потому и растёт всё. А у вас вон сколько земли — бери не хочу! Ты мне ответь, почему у вас земля не распахана? Почему даже не косите? У меня семья пять коров держит, больше никак, травы не хватает. А у вас вон сколько этой травы! Почему не косите? Почему, если видишь трёх русских мужчин, значит, там пьют пиво? Когда чеченец не работает, он бандит. А когда русский не работает, он кто?
— Я работаю, — угрюмо сказал Юра, некстати вспомнив, что свой объект, недостроенную развязку, он бросил два месяца назад и каток угнал…
— Ты работаешь, потому я тебя и спрашиваю, что остальные делают?
— Они бы тоже работали, да негде.
— Земля пустая стоит, а ему работать негде? Глаза раскрой, так найдёшь работу!
— Вон твой шофёр принялся работу искать, а ты что о нём говорил только что?
— Он не работу искал, а башлей сбить хотел. Башли сбивать вы умеете: схватить кусок да убежать, пока никто не отнял. А работа — это другое, она всегда кормит. Его бабушкина пенсия кормит, а что он сам заработает, на вино уходит. Так можно, ты мне скажи?
— Так нельзя, — совершенно искренне сказал трезвенник Юра, не любивший вспоминать своё недавнее прошлое.
— Может быть, ты скажешь, что я плохой человек, но я так считаю: старикам пенсия должна быть совсем немножко — только правнукам на подарки. Стариков должны дети кормить, а у вас большие мужики мамину пенсию пропивают! Вот у меня дедушка жив, совсем старый, так я с братьями ссорился, кто его кормить будет. Он мой дом выбрал, это мне честь!
— Бывает, что нет детей, умерли. Кто тогда кормить будет?
— У меня пятеро детей. Вот так все сразу возьмут и умрут? Тогда я тоже умру.
— Это у тебя, а у большинства — по одному ребёнку, — возразил Юра, вспомнив отчего-то Надьку, которая, поди, и не заметила, что отец из дому исчез. Как же, будет она его на старости лет кормить!
— Не у большинства, а у вас! У нас в каждой семье много детей, а у вас один — и тот непутёвый. Говорят, что малые народы вымирают. Неправда это! Мой народ не слишком большой, но мы не вымираем. Это вы, русские, вымираете! Работать разучились, даже детей делать разучились. Землю забросили, лука себе вырастить не можете! Скажи, я не прав, да?
