Святослав Логинов - Дорогой широкой
— Есть тут моряки?! — призыв остался без ответа. Несмотря на час пик, столовая на Вокзальной улице была почти пуста; за одним столиком натужно беседовала пара молодых любителей пива, да имелось человек пять обедающих, каждый из которых старался занять отдельный столик. Заводить знакомства в таком месте никому не хочется.
Подвыпивший мужичонка лет шестидесяти с виду оглядел победным взором зал и вновь громко спросил:
— Есть тут моряки?
Моряков поблизости не наблюдалось. Слишком далёк город Пестово от ближайшего моря, а река Молога хоть и считалась полета лет тому назад судоходной, но последние десятилетия обмелела, как и все русские реки, и сейчас уже никто не припомнит, когда последний раз поднималась баржа от Рыбинского водохранилища до устья речки Меглинки..
— Море, море, не может жить без моряка! — затянул мужичонка на ни с чем не сообразный мотив.
На песню отклика тоже не последовало.
— Я моряк! Слышите?
Куда там, не слышат.
Морячок огляделся ещё раз и, безошибочно выделив среди посетителей Юру и Богородицу, двинулся к их столику.
— Держи краба! — объявил он, протягивая руку. Богородица вежливо пожал немытую пятерню.
— У меня день рождения сегодня, — пояснил морячок, — поэтому я праздную, потому что я моряк! Я в Цусимском сражении участвовал!
Последнее заявление, громкое, на весь зал, наконец нашло отклик. Гражданин в соломенной шляпе, явно сельский интеллигент, вскинул голову и неосторожно произнёс:
— Цусимское сражение сто лет назад было.
— Вот именно! — вскричал мужичок-морячок. — У меня день рождения сегодня, мне сто шесть лет!
— Ты что, в шесть лет в Цусимском сражении участвовал? — неделикатно поинтересовался Юрий.
— Участвовал! — уверенность цусимца не знала границ. — Я сыном полка был у маршала Жукова. Наша военная молодость, Северо-Западный фронт!..
— И во сколько же лет вы были сыном полка у Жукова? — уточнила соломенная шляпа, очевидно, крепко верившая в логику и арифметику.
— Был! — вопреки логике и арифметике упорствовала морская натура. — Сначала в Цусимском сражении, а потом на фронт сбежал к маршалу Жукову! Он меня лично знал… Мне сто шесть лет, у меня день рождения сегодня, — последнее прозвучало как окончательный и неопровержимый аргумент.
— У тебя каждый день день рождения, — внесла свою лепту буфетчица.
— А ты молчи, ты меня и вовсе не знаешь. Я вообще тут проездом. Сейчас на сандовский поезд сяду, и поминай, как звали, уеду в родные Харовичи. Там меня каждая собака знает, спроси кого хошь, всякий скажет, что я у Жукова служил в Цусимском сражении. Я моряк, моряка все знают! Неосторожно произнесённое название деревни вовлекло в разговор ещё одного человека. Прежде этот коренастый, пожилой, но ещё крепкий мужчина ел шницель с таким серьёзно-презрительным видом, что даже морячок не решался обратиться к нему со своими песнями. И вот теперь, оторвавшись от шницеля, мужчина спросил:
— У кого ты в Харовичах живёшь? В чьём доме?
— Я в собственном доме живу.
— Где? Который дом?
— Ты что, Харовичи знаешь? Так мой дом второй, при въезде со станции. Двухэтажный, с балконом. Антипов Андрюшка напротив живёт, бульдозерист.
На лице основательного отразилась тяжкая мыслительная работа, недоумение и, наконец, злость.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Напротив Антипова дом директора лесхоза! Двухэтажный. С балконом, но не твой.
— Так я и есть директор лесхоза!
— Ври, да не завирайся! — коренастый побагровел. — Я в тех краях двенадцать лет председателем колхоза оттрубил, кого другого, а директора лесхоза я отлично знаю! А ну отвечай, кто ты такой?
— Я директор лесхоза, — морячок был неумолим.
— Ну всё. Конец моему терпению! Я ведь времени не пожалею и завтра же к тебе в Харовичи приеду. Я узнаю, кто ты таков!
— Я директор лесхоза.
— Я прямо сейчас поеду в Харовичи вместе с тобой! Пошли, поезд через двадцать минут.
— Куда пошли? У меня день рождения, я праздную. Мне сто шесть лет стукнуло!
— Интересно, сколько ему на самом деле? — шепнул Юра Богородице. — На вид вряд ли больше шестидесяти, так что он и сыном полка быть не мог. А сколько на самом деле?
— Говорит, сто шесть, — ответил Богородица.
— Но ты же знаешь, сколько на самом деле.
— Раз говорит, значит, сто шесть и есть. Зачем же человеку врать-то?
— Бывали мы с Италии, где воздух голубой! — запел директор лесхоза.
Коренастный председатель плюнул и, не допив компота, пошёл на поезд. Засобирались и Юра с Богородицей. Облегчённый, потерявший третий валец каток стоял на прежнем месте у киоска «Металлоремонт». Коля Ключник, так и не ушедший домой, а продолжающий дорабатывать горячий базарный день, высунулся в окошечко, придирчиво оглядел усечённый вариант катка и предложил напоследок:
— Может, и вам машину модернизировать? Задешево, только за материал, а за работу ничего не возьму, для интереса сделаю. С ветерком полетите.
— Спасибо, — отказался Юра. — Он у нас и без того модернизированный, дальше некуда. А с ветерком ездить нам без нужды, много их, любителей кататься с ветерком.
— Какой же русский не любит быстрой езды, — произнёс Коля, помолчал, но не дождавшись отклика, вздохнул: — Эх вы, неначитанные! Ладно, поезжайте, как умеете. А если что, возвращайтесь, починю ваш экипаж.
— Не можем мы возвращаться, — пояснил Богородица. — У нас слово дадено, назад не поворачивать, пока до Москвы не доедем.
— До Москвы крюк не велик. Шофёры, что домики возят, за сутки оборачиваются. С вечера выезжают, ночь в пути, день там, а к утру следующего дня — дома. Так что, как назад будете — заезжайте.
— Непременно, — обещались путешественники. Подобные обещания всегда даются искренне, хотя редко выполняются.
Когда отошли от ларька, Юра наклонился к Богородице и испуганно шепнул:
— Ты видел, что он там пьёт?
— Нет, а что?
— Молоко наше нетронутое стоит, а он пиво хлещет.
— И что? Не водку же…
— А ты на бутылку посмотрел? «Балтика» №9! Получается, что один, два, три он уже выпил, до девяти добрался! Сколько же можно?
— Может, у него обратный отсчёт? Десять, девять…
— Ага, а как до единицы допьётся, тут и стартует. Вот так и пропадают русские самородки. Кулибин, говорят, так пропал, художник Саврасов, писатель Помяловский… А ещё говорят, губит людей не пиво… Нет уж, именно пиво и губит.
Интересно, откуда Юрий Неумалихин, никогда не отличавшийся чрезмерной грамотностью, знает такие подробности культурной жизни России XVIII—XIX веков? Не иначе автор вложил в уста героя собственные свои мысли и думает, что всех перехитрил, что читатель ничего не заметит. А читатель, он умной! — он всё замечает…
— Молока мы ему купили, — успокоительно произнёс Богородица. — Может, одумается ещё или хотя бы номер у «Балтики» снизит. Взрослый человек, изобретатель, должен понимать, в конце концов.
Повздыхали, а затем начали собираться в дорогу. Зачем-то подъехали к вокзалу, возможно, желая убедиться, что Москва есть на свете, раз туда ходят поезда. Поездов до Москвы в расписании не было, был лишь беспересадочный вагон, что дважды в неделю прицепляется к сандовскому поезду. Сандовский поезд, вместе с прицепленным беспересадочным вагоном ушёл пять минут назад. Должно быть, разозлённый председатель переезжает сейчас реку Мологу, глядя в окно, потихоньку успокаивается и забывает встречу с бессовестным вралём, объявившим себя директором лесхоза. Сколько таких вралей встречается на нашем пути, каждого к стенке не припрёшь, да и незачем это.
А вот морячок по-прежнему гулял, празднуя своё ежедневное столетие.
Нелёгкой походкой матросской
Идём мы навстречу врагам,
А после с победой геройской
Вернёмся к родным берегам…
Даже композитор Жарковский не смог бы признать свою музыку в этом исполнении.
— Подвезти его, что ли? — вслух подумал Юра, глядя на нелёгкую походку певца. — Харо-вичи вроде по пути.
«Пьян, да безобиден», — рефреном прозвучала несказанная мысль.
— Зачем? Ему и так хорошо, — возразил Богородица.
— Ой, ребятки, а нас не подвезёте?..
Опять старуха с вечными кутулями и чумазый внучонок за руку, и надо подвозить, хотя старухина деревня лежит совсем не в той стороне.
* * *До Сандово они всё-таки добрались, а там их снова подвело любопытство. Три главные беды, не позволяющие странникам попасть в Москву: старушки-попутчицы, майор Синюхов и любопытство. Последнее самое обидное, ибо некого клясть, кроме самих себя. Ехали себе ехали по ровному асфальту, надеясь, что в Тверской глубинке майор Синюхов не водится, и правильно надеялись, между прочим, поскольку Синюхов к тому времени был уже не майором, а подполковником, и тут вдруг указатель: «Найдёнка — 3 км». Разумеется, свернули. Деревня оказалась как деревня: пять жилых домов. Только этим она и сходствовала с Юриной родиной, так что не стоило вальцы тереть. Но сделанного не вернуть, и пришлось колесить просёлками, выслушивая ни с чем не сообразные советы аборигенов. Чаще всего почему-то предлагали дождаться автобуса, который будет через два дня. Оно бы хорошо, погрузил каток на автобус и езжай себе, ни о чём не беспокоясь… Одно беда — не лезет каток в двери старенького пазика. Сначала автобус через два дня ожидался на Сандово, потом на Красный Холм, из чего можно было заключить, что путешественники всё же куда-то двигаются. К несчастью, Юра вовсе не знал этих мест и путал город Холм Новгородской области с Красным Холмом — таким же райцентром, но области Тверской. Что делать, предки не особо озабочивались разнообразием названий и в одинаковых местах давали сёлам схожие имена. Посчитать, сколько проехато Горок и Борков — так наверняка собьёшься, никакого образования не хватит. И Сандово с Сонково тоже нетрудно спутать, если сами не местные и едете куда глаза глядят и язык ведёт. Язык, как известно, может довести до Киева, но никак не до Москвы.
