Павел Виноградов - Странные существа (сборник)
– Хорошо, а что во-вторых? – спросил после минутного молчания Евгений.
– Во-вторых, все ханьцы благодарны ему, что он не убил Первого Императора, – вдруг выпалил Лун совсем не то, что хотел сказать. Но тут же понял, что так оно и есть.
– Почему?!
– Говорю же: Цинь Шихуан создал то, что вы называете Китаем, а мы – Чжун-го, Срединным государством. После него началась наша цивилизация, такая, какая она по сей день. Даже письменность, которой мы сейчас пользуемся, единообразной сделал он. И он построил Великую стену…
– Он её только достроил, при этом погибли тысячи строителей. И стена стала символом вашей изолированности!
Студенты выпили уже немало, потому спор постепенно разгорячался.
– Наша изоляция, – гордо заявил Лун, – защитила нашу уникальность. Мы самая древняя цивилизация. Мы изобрели массу вещей, которыми сейчас пользуются во всём мире.
– Ну да, ну да, – иронически покивал Женя, которому претили лозунги. – Потому к девятнадцатому веку вас били все, кому не лень, а вы только откупались и курили опиум.
Луна захлестнула волна гнева, но он не смел потерять лицо. Потому он на несколько секунд предался дыхательной гимнастике цигун, чтобы восстановить внутреннее равновесие. Упражнение помогло – Лун широко улыбнулся. По этой улыбке Женя понял, что в пылу полемики оскорбил патриотические чувства друга.
– Лёха, не обижайся, – примирительно произнёс он, по китайскому обычаю взяв приятеля за руку, – вы – великая нация. Но почему ты так зациклен на Первом Императоре? Ведь в вашей истории сотни выдающихся личностей.
– Потому что я думаю, что Первый Император жив и до сих пор сохраняет Чжун-го, – тихо, но твёрдо произнёс Лун.
– Ну ты, блин, даёшь! – рассмеялся Евгений, – Ты где живёшь – в социалистическом Китае или в империи Цинь?
Лун внутренне поёжился: если бы о вырвавшихся у него словах узнал его партийный куратор, у него вполне могли возникнуть неприятности. Но Женю можно было не опасаться – он не побежит в консульство с докладом. Поэтому Лун продолжил:
– Чжун-го было и будет десять тысяч поколений. Так сказал Цинь Шихуан. И он имел в виду не свою династию, а всю нашу страну. Нашествия варваров, смена строя – это внешнее. Внутренняя суть остаётся прежней. Мы – Срединная Империя среди варварских окраин.
Он наклонился к собеседнику, положив руку ему на плечо и таинственно поблёскивая толстыми линзами очков. Женю вдруг испугала бездонная чернота узких глаз – словно он всматривался в непроглядную бездну тысячелетий…
– Китайская Народная Республика была провозглашена именно в тот день, когда И Чжен взял себе титул Цинь Шихуанди – Божественный Император… Наше руководство всё понимает. Потому реставрируется Великая стена, потому никто не осмелиться потревожить гробницу Цинь Шихуана в Сиане…
– Так её же копают, – проговорил Евгений. Честно говоря, от последних слов приятеля ему стало жутковато. Он даже протрезвел, и чтобы вновь обрести душевное равновесие, открыл ещё две банки пива, одну протянул Луну и тут же отхлебнул из второй. Китаец последовал его примеру.
– Копают вокруг. Реставрируют глиняных солдат. А сам курган никто не потревожит. Никогда, – он выразил пренебрежение, сложив большой палец с мизинцем той же руки.
– Ну и правильно, – ответил Женя, – там же рассыплется сразу всё.
Оба парня разбирались в археологии, не раз были на раскопках и знали, о чём говорят.
– Не в этом дело, – ответил Лун, вновь понизив голос, – я уверен, что туда можно проникнуть. Но есть тайный приказ…
Тут он опять понял, что сболтнул лишнее и попытался перевести разговор.
– Ты же знаешь, что недавно наше правительство заказало у вашего знаменитого художника полотно «Великий Китай»?
Евгений кивнул.
– Так вот, там будет пять основных фигур, олицетворяющих духовную и политическую преемственность нашего народа: Конфуций, Лао-цзы, Будда…
– А политическую, конечно, Цинь Шихуан и Мао? – прервал его Женя с лёгкой иронией. Но Лун только серьёзно кивнул.
– А Цзин Кэ там не будет? – вновь попытался сыронизировать Евгений, но Лун серьёзно покачал головой.
– Не будет. Но где Цинь Шихуан – там всегда будет Цзин Кэ.
У Жени мелькнула мысль, что приятель перебрал.
– Лёха, – замял он тему, – я про Мао ничего говорить не буду. Но Цинь… Он же купался в крови, детей убивал…
– Это был его долг – почти торжественно произнёс Лун, – он создавал политическую систему, действующую у нас по сей день. Это вы всё время у себя всё ломаете, а потом строите заново. А мы видоизменяемся, но суть остаётся. Мы же даже своего последнего Императора, Пу И, не убили, как вы своего Николая – жил себе спокойно до смерти в запретном городе, числился садовником… Потому что он – Сын Неба.
Евгений вдруг почувствовал, какая культурная бездна разделяет его с приятелем. Но всё, что говорил Лун, было ему страшно интересно. Однако, похоже, тот действительно охмелел от крепкого питерского пива:
– Когда-нибудь, – слегка заплетаясь языком произнёс Лун, – я проникну в эту гробницу. Увижу реки из ртути, карту Чжун-го, потолок пещеры в драгоценных камнях и саркофаг с Императором посередине «искусственной вселенной»… И я открою его.
– Зачем тебе это надо? – несмотря на смутную тревогу, Женя всё ещё воспринимал разговор как пьяный трёп.
– Потому что я… – начал Лун и замолк, но, хлебнув ещё, всё-таки закончил. – Я – Цзин Лун, прямой потомок Цзин Кэ в шестьдесят шестом колене!
Но тут же лицо его на миг исказилось от страха – он понял, что спьяну выболтал то, чего никто не должен знать.
– Не слушай меня, – это я так, прикололся, – попытался он исправить положение. Но голос его дрожал, и Евгений понял, что приятель говорит серьёзно.
– Ох, Лёха, набухались мы с тобой, – произнёс он, никак не реагируя на признание друга. – Пошли-ка в общагу, пока туда ещё пускают.
И приятели, покачиваясь, отправились домой. А скоро учёба закончилась, и они больше не виделись.
* * *С тех пор, как я стал Цинь Шихуанди, Первым Императором, владыкой Поднебесной, я хотел бессмертия. Не для себя – я устал от жизни и борьбы, ещё когда был наследником Цинь Инь Чженем. Но на плечах моих лежал безмерный долг – создать порядок из хаоса вечно воюющих царств. Я завоевал все эти царства. Потом я объехал свою Поднебесную, и все духи местности поклонились мне, как божественному правителю.
Да, я пролил реки крови. Я начал с двоих моих единоутробных братьев, которых мать прижила от любовника, готовившего заговор против меня. Я подавил мятеж и приказал удушить малышей, хотя в сердце моём шевелилась жалость. Но один из них должен был занять моё место, и я не мог оставить их в живых. Я приказал разорвать лошадьми любовника матери. Вскоре умерла и она. Спокойствие было восстановлено. А потом были военные победы, казни пленных, закопанные в землю ученики великого Кун-цзы. Я знал, что они невиновны, и сам почитал их великого учителя. Но их писания были бесполезны, когда речь шла о том, чтобы слепить в единое целое эту рассыпающуюся в руках субстанцию – Чжун-го. Я приказал сжечь все книги, в которых не содержались полезные сведения по земледелию, астрономии и медицине. Я защитил Поднебесную от северных варваров, которые не могли прорваться через Стену. Тысячи людей погибли на строительстве, а потом тысячи воинов днём и ночью глядели с башен на север, в любую секунду готовые, при виде отрядов ху, зажечь сигнальные костры и вызвать подкрепление. А чтобы они не уходили с постов, я велел отрубать им стопы.
Страна держалась – моим велением и покровительством Небес. Вот тогда я стал искать бессмертия, потому что Небеса благоволили мне, а без меня всё пришло бы к первозданному хаосу. Я посылал людей за море, на остров Пен-лай, чтобы они привезли мне эликсир жизни, но никто из них не вернулся. Я любил сотни наложниц так, как предписывает дао любви. Я принимал пилюли на красной киновари, которые, как утверждали даосы, могли продлить жизнь.
Покушались на меня множество раз, и я всегда оставался невредим. Но в последний раз я прочитал в глазах умирающего Цзин Кэ…
Он был лучшим цыкэ, наёмным убийцей, во всей Поднебесной. Его призвал к себе наследник царства Янь, которое я собирался присоединить. Только моя смерть могла остановить поступь моих непобедимых воинов. И Цзин отправился за ней. Он прихватил с собой три вещи: голову бежавшего от меня генерала, которой тот добровольно пожертвовал ради моего убийства, карту царства Янь – в знак того, что оно отдаётся мне без сопротивления, и отравленный кинжал, который был завёрнут в эту карту.
Их план сработал – почти. Когда я рассматривал медленно разворачиваемую передо мной убийцей карту, я сперва даже не сообразил, когда открылся кинжал. И вот уже лезвие приближается к моему телу, словно пасть атакующей змеи. Смерть казалась неминуемой. И тут я посмотрел в глаза убийцы.
