Ксения Таргулян - Корабль уродов
— Неужели? Дриммор… Джек. Давай уже поговорим серьезно. Ты же в своем уме — по крайней мере достаточно, чтобы понимать… И потом, у тебя есть сердце — уж прости за «поэтизм». У тебя есть друзья, и они погибнут от рук кораблистов, если ничего не изменить. Это-то тебя должно волновать.
Я сдержал вздох. Чувствуется, он действительно много знает, и это не общие слова.
— Так как бы ты решал эту проблему?
— Ну, у вас уже, видно, есть какой-то план — так что к чему этот треп… Давайте, выкладывайте.
— Я хочу услышать твои мысли.
Я прокрутил эти самые мысли в голове. Нельзя это говорить… Но сил у меня не было. И промелькнула наивная надежда: может, с ним можно договориться? Может, он поймет мои идеи и поможет?
— Убить их всех, — просто ответил я.
Мморок засмеялся:
— Металлики наслушался? Убить всех кораблистов?
Я разозлился на себя, но решил уж досказать.
— Нужно уничтожить корабль. Здесь, в Морской Короне, центральный. Не знаю, что это, но… может, вы знаете?
Мморок сверлил меня своими бледно-голубыми глазами — одновременно и насмешливо, и внимательно. Было что-то странное в его взгляде.
Я продолжил, сам удивляясь, как сухо звучит мой голос. Я будто сам уже не верил в свои идеи — раньше я не мог говорить об этом без жара.
— Если убить корабль, они перестанут рождаться. А существующих мы как-нибудь да истребим.
— Корабль есть в каждом Замке.
— Но если убить в Морской Короне…
— Думаешь?
Передо мной снова забрезжила надежда. Он с таким серьезным видом, даже с участием делал эти уточнения и замечания…
— Думаю, — подтвердил я, понемногу загораясь. — Ведь Договор достаточно было заключить с одним только… Кораблем. Он правит всеми, без него они… потеряют волю и ослабнут. И даже если не перестанут плодиться, нам будет легко убить корабли других Замков.
Я встретился с ним взглядом. О черт, он насмехался! Меня прошило отчаяньем.
— Прекрасный план, Дримми. Но чем тогда станем мы?
— Людьми, — я развел руками.
— Да что ты? Боюсь, ненадолго, — он мрачно ответил на мой непонимающий взгляд. — Мальчик, если нас не казнит государство, найдутся маньяки, ты же понимаешь.
— Можно прятаться.
— Ты, наверно, так же думал и на мой счет, а? Однако как только ты мне понадобился, я тебя нашел, — он улыбнулся с притворным сожалением.
Я невольно закатил глаза и сдался — что толку ему что-то объяснять?
— Но кое в чём я всё же с тобой согласен, — продолжил Мморок. — Местный корабль действительно имеет ключевое значение. Чтобы исправить последствия твоей юношеской горячности, мы должны заново заключить Договор, — я хмуро покосился на него, и он усмехнулся. — Я расскажу тебе очередную версию нашей любимой легенды, хорошо? — я не возражал. — Когда наш дорогой предок пробрался сюда, в этот самый Замок, когда его армия сражалась с кишащими тут кораблистами, он стал обследовать здание и спустился в подвал. Разумеется, никаких лестниц тут тогда не было, но по структуре Замки всегда напоминали швейцарский сыр, так что разнообразных ходов и туннелей хватало. И знаешь, что он обнаружил на нижних ярусах? Давай, угадай.
Опять он за свое. Я молчал.
— Ты тысячу раз видел этот самый пресловутый Корабль. Ну же?
Я фыркнул, не утруждаясь даже мыслями по этому поводу.
— Это наши кристаллы, Дриммор. Их матка, их сердце. Вероятно, его уничтожение истребит их. Но это совершенно недопустимо. Родерик встретил — вернее, просто наткнулся, нашел — эти гигантские живые сталактиты. Вряд ли он что-то понял, но вышло так, что у них произошел контакт. В чём состоял Договор, ты знаешь. Но вот что любопытно: все дальнейшие истории, которые мы слышим — о другом Родерике, его сыне. Всё, что говорится о первом — кратко упоминаются похороны, а вся ломка в духе сбросить ораву кораблистов со скалы или оставить их служить и восстанавливать королевство — этим уже мучился Родерик-младший.
Я старался не поддаваться его вкрадчивому тону и не принимать эти байки близко к сердцу, но тревога тем не менее нарастала.
— Как ты, я думаю, уже догадался, старший из тех двоих погиб в результате контакта.
Мморок красноречиво сверлил меня взглядом, но я почему-то с удивительным спокойствием проглотил эту информацию. Всё-таки не зря я терзался страхами все эти три дня — теперь, по сравнению с теми пытками, которые я выдумывал, какая-то абстракция в духе похищения инопланетянами вызывала скорее недоумение. Хотя, если он оставит меня с этим и уйдет, наверно я себя еще накручу.
Мморок, однако, предпочел иную стратегию, не менее действенную.
— Я зачитаю тебе рассуждения одного нашего предка по этому поводу, ты же не против?
Он достал из кармана сложенный лист А4, развернул, и я увидел там черно-белую копию старинной книжной страницы.
— А, не, это не то, — он отложил бумагу, порылся в кармане, достал красный телефон, ключи, угловатый темно-синий телефон, наконец нашел другой лист и спрятал всё лишнее, но я вцепился взглядом в его карман.
— А это, простите, не мой ли?..
Мморок неловко замялся.
Я настойчиво протянул руку. Он неохотно отдал мне второй, темно-синий.
— И Якова тоже, пожалуйста, — процедил я, крепко сжимая свой мобильник и протягивая вторую руку.
— Он не твой.
— И не ваш, тем более.
— Ладно, — Мморок нехотя вернул мне и красный.
Оба телефона были отключены — вероятно, разряжены — но совершенно нетронуты. Холод и тяжесть родного устройства, почти что питомца, растрогали меня, и я раскис. А Мморок между тем развернул бумагу с обычным напечатанным текстом — наверно, современной адаптацией той средневековой страницы — прокашлялся и начал:
— «Мы считаем трагичным беспамятство нашего рода, забывшего о той жертве. Мы так же хотели бы мысленно воссоздать те обстоятельства, при которых ушел великий Родерик Суан ван Вентедель. Задумаемся для начала, что сподвигло его на „беседу“? Могла ли это быть случайность, пустое любопытство? Мы категорически настаиваем, что нет. Находясь в тяжелом военном положении, Корабль должен был желать переговоров. Особым воздействием он сообщил Родерику Суану ван Вентеделю свою разумность и предложил „беседу“. Тогда в теле Корабля разверзся ход, что напоминал водоворот в открытом море, и твердость его наружности сменилась живой материей неземного толка».
Я невольно прижал руку к виску, пытаясь понять на слух этот идиотский перевод.
— «Обнажив свою кисть от доспеха, Родерик Суан ван Вентедель проник ею в тело корабля, ибо только так возможно было общение. Но Корабль сообщил великому рыцарю, что этого мало. Тогда он снял и другую часть доспеха с руки, и погрузил ее глубже, но Корабль повторил сказанное. Так повторялось, пока Родерик Суан ван Вентедель не оказался целиком в живой материи Корабля. Тогда тот согласился на „беседу“, но времени осталось мало. С каждым словом, что произносил великий рыцарь, материя, подобная воде, попадала в его горло вместо воздуха. В дюжину раз меньше часа они говорили, и мало было такого времени, чтобы всё правильно обсудить, но Родерик Суан ван Вентедель сумел. Но когда „беседа“ была кончена, и Родерик Суан ван Вентедель покинул тело Корабля, его трахеи были заполнены густой влагой, и дышать он не мог».
Я поймал себя на том, что сконцентрировался на дыхании и отслеживаю каждый вдох, чувствуя какую-то мешающую слизь в глотке. Мморок остановил чтение, и я притворился — по возможности — что никакого впечатление его притча на меня не произвела.
Он долго смотрел на меня, потом невесело усмехнулся:
— Уж прости, зря я запугиваю тебя. Давай теперь вкратце по существу, и я не буду больше тебя дергать. Можешь считать это казнью, расплатой — чем угодно — хотя, на мой взгляд, в этом есть определенная честь, и не каждому дано так уйти.
В моем мозгу отпечаталось только слово «казнь».
— Ты заключишь новый Договор — такой же, как и прежде — и все будут слагать легенды о Дримморе Вентеделе. К сожалению, когда ты «войдешь» в Корабль, я никак не смогу влиять на твои… на вашу «беседу», поэтому предупреждаю заранее: если мне покажется, что Договор изменился, что ты пытаешься меня надурить — то во-первых, я знаю, где ваше уютное приморское гнездышко с садами на крыше, не говоря уж о Якове, который отдыхает в такой же камере на этаж ниже (не знаю, насколько тебя волнует его судьба). А во-вторых, следующим претендентом на эту почетную миссию будет твоя Вренна, ты понял?
Я опешил и, кажется, не смог этого скрыть:
— Ничего так, что она ваша дочь?
— Мы все тут родственники, — он демонически улыбнулся.
В конце концов, он добился своего — меня захлестнуло отчаянье. Он был абсолютно прав — даже учитывая всю неясность и мерзость этого загадочного и, вероятно, неотвратимого «контакта» — идея нового, собственного, Договора с кораблистами взбудоражила меня. Это возможности, о которых раньше нельзя было и подумать, такой простор для мысли, такой шанс изменить мир! Пусть даже после меня… Хотя по правде, я не совсем мог себе представить мир без себя, и не углублялся в эту тему.
