Ксения Таргулян - Корабль уродов
Так я и не доел обед. Когда забирали полупустую тарелку, снова допытывался, что же с Яковом. Но им, видно, запрещено говорить со мной.
К ужину я сильно проголодался, как что отсутствие аппетита не помешало хорошенько наесться. Впрочем, то, что мне предлагали, было не слишком похоже на обычную работу кораблистов. У тех что ни блюдо — то с изюминкой, каждое — небольшое произведение кулинарного искусства. То ли для заключенных у них особая кухня, попроще, то ли не подчиняются они больше, и в том числе не готовят, так что стряпня людская. Но вот из чего она — всё равно вопрос. За правильные деньги человек человека зажарит и не всхлипнет.
Ночь была тяжелой. Я ведь еще думал, что смогу заснуть. Долго так, наивно, пытался. Но ночь — это вообще жуткое время…
Когда меня начали одолевать первые страхи, я решил — чтобы отвлечь себя, надо разобраться, что это за комната.
Морская Корона — чудно́е сооружение. Снаружи, как и все Замки, покрыта уродливыми наростами, но поверх — покрашена в белый, и еще мраморные колонны тянутся по ней ввысь, периодически трескаясь под давлением разрастающихся бугров. А внутри евро-ремонт. Кондиционеры. Спутниковая тарелка.
Комната, где меня заперли, была удивительно миниатюрной для такого здания. Три на четыре метра, наверное. Гостевые, в которых я жил здесь раньше, изредка заезжая, представляли собой многокомнатные квартиры с арками вместо дверей. И самая маленькая из тех комнат — совмещенная ванная — была, кажется, больше моей нынешней «клетки».
Впрочем, я зря жалуюсь.
Вот в моем Замке есть настоящие темницы — в подвале, темные, жуткие, с решетками и орудиями пыток — господи, зачем я об этом вспомнил?!
А здесь — отличная комнатка… даже уютно… — я вдруг едва не задохнулся от приступа паники, но кое-как подавил его, включив холодную воду и побрызгав себе в лицо.
Тут была мягкая кровать, стол с парой стульев, диван, унитаз, раковина, душевая кабина, небольшой пейзаж на стене… Это и есть ванная, понял я. Ванную комнату с огромной джакузи преобразовали в тюремную камеру первого класса. Хотя, говорят, в Швеции… — меня снова ни с того ни с сего прошибло холодным потом.
Я опустился на кровать.
Перед глазами стояли сверкающие скальпели, и щипцы, и жгуты, и железная дева, и что-то, о чём я только читал. Вкрадчиво начинало ныть сердце.
Я вспомнил их крики, вспомнил как-то всё разом, одновременно — так и не подумаешь специально, а тут они едиными образом встали передо мной, во всей своей красе и со всеми подробностями — мои грехи.
Я медленно лег и уткнулся лицом в подушку.
Как же страшно. Всё это — ждет меня?.. Мморок хорошенько выберет, как мне отомстить. Мморок не хуже меня разбирается…
Снова всплеск ужаса. Болезненной волной прокатывается по телу и парализует сознание. Господи, да со мной же никогда такого не было. Так бояться — бессмысленно, непродуктивно, это никак мне не поможет, и я никак не могу повлиять… такой страх — это слабость. Хватит уже. Имей мужество. Сядь. Они наверняка следят за тобой.
Я сел. И стал методично перебирать в голове разные пытки. Представляя всё в лицах. И стараясь не меняться в лице во время этих приступов.
Сценарии все были приблизительно похожие. И умерев раз десять от рук Мморока, я, кажется, свыкся с этими ощущениями и переживал уже не так сильно. Но продолжал прокручивать всё это в голове. Я же много знаю. И физиологию, и статистику — ну, то есть, когда кричат, когда умоляют…
Ну вот, к вечеру второго дня я уже думал об этом с идеальным хладнокровием. Сердце, мучившее меня до обеда, угомонилось. Зато теперь я, кажется, начал чувствовать то, о чём думаю. Представляю гарруту — болит шея, вспоминаю испанский сапог — сводит ногу. Хотя вряд ли Мморок опустится до таких средневековых методов.
Следующая ночь преподнесла мне еще один подарок. Страх смерти.
Вот я выдумываю, выдумываю, да — боль, муки — а дальше-то что? Я умру? И что будет? Исчезну? Как будто меня и не было, и не было и этого мира, потому что я не смогу знать о нём, я ни о чём не смогу знать. Для меня ничего не будет, даже взгляда, даже мысли, пустота, отсутствие, небытие. Или ад? Вечные муки, вечное возмездие?
Я лежал на спине и тупо смотрел в черный потолок.
Я раньше и не думал о религии… Я раньше и не думал так глубоко о смерти…
Где-то на этом на меня снизошла благодать: я отключился. Разбудили новые миньоны — притащили завтрак. Чтоб их! Теперь мне точно не уснуть.
Поел. Мысли метались беспорядочно — всевозможные страхи. Всё тело болело. К горлу подступил огромный ком, и меня вырвало. Слабонервный!
Я весь день просидел на кровати, уткнувшись лицом в собственные ладони и что есть силы заглушая навязчивые мысли воспоминаниями — хоть какими. Это почти не помогало. В любом воспоминании мой мозг находил отсылку к предстоящему, и я снова захлебывался страхом.
У меня и так, вероятно, нестабильная психика, а теперь я сходил с ума окончательно. И я совсем не ел. Настоящий физический голод как будто напоминал мне, где всё-таки реальность. И отвлекал себя от дурных мыслей тем, что смотрел на полные тарелки и говорил себе: «Да, я голоден. И вот еда. Но я не подойду к ней. И не поем. Хотя я голоден. И вот еда. И ее скоро унесут. Но я не подойду к ней». Безумие.
На четвертый день, вскоре после того, как унесли нетронутый завтрак, ко мне зашел он сам. Мморок.
Как выяснилось, все мои старания были напрасны. Сколько я не представлял этого момента, сколько не готовился морально, а всё равно чуть не умер от холодного страха. Мморок сел рядом со мной.
— Ну что, зятек, как поживаешь?
Я, не мигая, смотрел в пол.
— Я смотрю, ты совсем не кушаешь. На вот, возьми, я тебе принес, — он достал пачку чипсов.
Я заставил себе моргнуть, повернуть голову и встретиться с ним взглядом.
— Ну? — сипло спросил я.
— Что ну? — Мморок улыбнулся и настойчивее протянул мне подачку.
Я взял и повторил, не в силах сформулировать нечто большее:
— Ну?
— Что, боишься, зятек?
Ну почему, почему всё так ярко и страшно, будто не было тысяч воображаемых диалогов? Господи, неужели сейчас — сейчас! — всё это начнется?! Да не может такого быть!.. Я едва сдерживался, чтобы не начать кричать и биться о стены.
Снова опустил дрожащий, наверно полоумный взгляд.
Иметь бы мужество не показывать страх, не терять рассудка… Кто бы мог подумать, что я окажусь таким слабым.
— Ну-ну, — он похлопал меня по плечу. — Ты это зря. Думаешь, я буду тебя пытать? Думаешь, я мстительная сволочь? Вовсе нет. От твоей смерти, сколь бы то ни было мучительной, баланс не выправится — к сожалению. А нам с тобой надо именно что исправлять твою ошибку, мальчик.
Я молчал, в общем-то, боясь поверить в услышанное.
— Нет, свое я, конечно, взял… да и возьму еще, если честно, но едва ли это сравнимо с твоими страхами, а? Я ведь знаю, фантазия у тебя богатая. И твой нынешний вид полностью подтверждает мои предположения: ты самостоятельно помучил себя лучше, чем кто бы то ни было вообще мог. Скажешь «нет»? — Мморок усмехнулся.
Я молчал. Неужели я настолько предсказуем? Да нет, наверно, тут какой-нибудь наркотик. Распространили газ по комнате… Кто знает.
— О, Дриммор, неужели я перестарался, и ты так и не обретешь дар речи? — оскалился он.
Нужно было что-то сказать. Я покосился на него и тоже — через силу — оскалился.
— Я просто не хочу перебивать вас, зятек.
— Ждешь, значит, когда я всё объясню. Что ж, поешь для начала — тебе сейчас принесут. А я зайду к тебе через час, тогда и поговорим. Ты как раз оклемаешься немного, я думаю.
Он снова похлопал меня по плечу, обнажил ряд шикарных керамических зубов и на этом оставил меня. Мне принесли обед, и я жадно поглотил его, а следом за ним и чипсы. Когда посуду унесли, я поймал себя на том, что с нетерпением жду его, Мморока, возвращения. Мой психоз возродится, если этот ублюдок сейчас же не разъяснит мне всё.
Но он сдержал слово. Вновь явился ко мне, уселся с важным видом за стол, локти разложил. Я сел напротив.
— Ладно, Дриммор, ладно, — примирительным тоном начал он. — Скажи, вот как бы ты сам попытался решить сложившуюся проблему?
— Проблему?
— Хе. Разве тебе еще не приходилось сталкиваться с их агрессией? Хорошо спрятался в человеческом мире?
Я невольно усмехнулся и, видимо, настолько красноречиво, что Мморок понял — сталкивался. С их агрессий я уже сталкивался.
— Видишь ли, — продолжил он, — у нас осталась буквально пара недель. Затем они обретут полную свободу. И набросятся на мир.
— Как вы поэтично изъясняетесь.
— Зря язвишь. Это всё происходит по твоей вине, между прочим. Или ты рад?
— Счастлив, — фыркнул я.
— Неужели? Дриммор… Джек. Давай уже поговорим серьезно. Ты же в своем уме — по крайней мере достаточно, чтобы понимать… И потом, у тебя есть сердце — уж прости за «поэтизм». У тебя есть друзья, и они погибнут от рук кораблистов, если ничего не изменить. Это-то тебя должно волновать.
