Вадим Еловенко - Очищение
Ответ майора не гремел восторгом от этой идеи, но он учтиво сказал:
– Конечно, баронесса, ваша просьба для меня закон. – Тут же ловко отвлекая Ингрид от мыслей о Пите, он спросил: – Как вы относитесь к вечерней прогулке на лодке? Ваш отец и госпожа фон Керхен приглашали всех сегодня на ужин. Прямо посередине озера на плоту. Наверное, это будет забавно. Главное воздержаться от большого количества вина. Мне стыдно сознаться, но я совершенно не умею плавать…
Они уходили все дальше и навес над ямой больше не отражал их голоса. Питер снова остался в одиночестве. Только хруст камешков под сапогами стражника наверху говорил ему, что он еще не последний человек на земле.
Поймали его совершенно по-дурацки. И Питер злился на себя именно из-за этого. Если бы он хотя бы догадывался, что вместо радушного приема при его виде баронесса закричит напугано, а стража немедленно упечет его в яму, он бы прошел мимо замка дальше в лес. А он, увидев, что мост поднят, а на низких, но грозных башнях торчат стражники, просто спрятался у дороги в лесу и стал ждать. Ну не безвылазно же все сидят в замке!?
Он оказался прав. Как только рассвело и над озером еще туман не рассеялся, мост опустили, ворота раскрылись и из них выехала целая процессия. Среди стражи оказались и сам барон и его любовница, которая обожала поорать на прислугу и даже юная баронесса.
Это была обычная утренняя прогулка. Необычного в ней оказался один Питер. Радостно выскочив навстречу лошадям, он перепугал всех. И лошадей в том числе. А с перепугу барон страшен. Почему он сходу не рубанул своей широкой, тяжелой шпагой, наверное, осталось тайной и для него самого. Вместо этого, он, чуть мотнув головой и смешно наморщив лоб, скомандовал страже отвести мальчика в яму до разбирательств. Он просто почти сразу вспомнил своего маленького служку. Но единственное что он хотел узнать от него в подробностях, как тот выбрался из города.
И вечером присев на корточки у решетки барон внимательно слушал историю мальчика. Выслушав до конца, барон ни слова не произнес. Только хмыкнул неопределенно и велел страже получше кормить «сорванца». После барона прибежала Ингрид и даже потребовала, чтобы стража отошла и не подслушивала. Стража понятно никуда не отошла и совершенно понятно, что внимательно «подслушивала». Но им вдвоем это не мешало. Снова рассказав теперь уже девушке, что с ним было и как он оказался на лесной дороге, Питер, слушая слова сочувствия, позорно разревелся. Ему так хотелось, чтобы хоть кто-то его пожалел в тот момент. Чтобы хоть к кому-то можно было прижаться. Или что бы хоть эта девушка погладила его по волосам, как она иногда это делала.
Заплакала, выслушав историю, и Ингрид. Она шмыгала носиком и обещала вытащить Питера из ямы. Сразу же она побежала к отцу и как сама сказала: «Учинила скандалище!». Отец не сдался полностью, но обещал, что выпустит, если мальчик здоров. Майор гвардии, немного сведущий в Черной смерти, сказал, что если человек болен, то через несколько дней это уже будет видно. Сообща решили, что мальчик просидит в яме четыре дня и если на его теле за это время не появится признаков чумы, его выпустят на все четыре стороны. Но Ингрид настояла, чтобы мальчика оставили хотя бы при кухнях, а лучше, что бы он просто остался при ней, как старый товарищ по играм. Барон скривил ухмылку, но ничего не сказал, согласно покивав. Он, как не крути, видел насколько тоскливо в замке его дочери.
3.
Время в молитвах и размышлениях летело невероятно стремительно. До самой ночи пастор не выходил из церкви, лично меняя свечи и заботясь об утвари. Он как раз искал ответы в библии на свои тяжелые вопросы, когда двери церкви отворились и на пороге замерло несколько человек. Медленно повернувшись к ним, священник почувствовал, как сердце в груди словно погрузили в лед. И холод этого льда заморозил и само нутро пастора.
Они все до единого были больны. Следы вскрывшихся бубонов были даже на лицах. Обезображенные еле стоящие на ногах, с заплывшими глазами и каким-то шумным хрипящим дыханием они вызывали в пасторе почти панику. Но он стоял, сжимая библию в руках и внимательно рассматривал уродливые лица, выискивая среди вошедших лидера.
Вожак нашелся сам:
– Пастор… – прохрипел он. – Наш добрый пастор. Наш милосердный, отпускающий грехи и спасающий души пастор… вы ли это?
Отец Марк опустил руки с библией, чуть склонил голову на бок и сказал тихим ровным голосом:
– Сын мой, что привело тебя в столь поздний час? Разве ты не знаешь о запрете короля? В церковь нельзя ходить пока болезнь не покинет наш город. Неужели ты хочешь, чтобы другие добрые прихожане, что придут, потом заразились здесь и поносили Спасителя нашего… ведь в Его доме они обретут проклятие, которое уже на тебе.
Мужчина хрипло рассмеялся, отчего у пастора даже мурашки по спине пошли. Это было словно в глупых запрещенных церковью фантазиях про призраков и злых духов. Там тоже пугающе смеялись бесы и подвывали неуспокоенные души. Кто же стоял перед ним? Бесы или все-таки неуспокоенные души, пришедшие за отпущением грехов?
– Мне поссать на волю короля и на баронские указы тоже поссать… Разве, отче, вы не видите что я умираю? Да и на других людей мне погадить… Пусть хоть все передохнут, раз я заживо гнию.
Все-таки бесы пожаловали в гости, хмуро подумал про себя пастор и пожалел сразу о многом. Что не взял даже кинжала ведомый в церковь жаждой успокоения. Что не запер двери, провалившись в свои тяжелые думы и молитвы. Что не позвал охрану, которая наверняка и рада была остаться в баронском доме, а не лезть на охваченные страхом и злобой улицы.
Собравшись с духом, Отец Марк спросил все так же тихо и ровно:
– Чем же я могу помочь тебе, сын мой?
– Вы? – спросил зараженный и громко рассмеялся: – Вы не можете мне помочь, да и господь тоже, раз он отвернулся от меня и дал умереть моей семье, а теперь вот и я подыхаю…
Он раскашлялся, выплюнул кровавую мокроту на пол и священник подумал, что от таких плевков может не помочь и окуривание заезжего врача.
Справившись с кашлем, мужчина, медленно наступая на пастора, сказал:
– Вы там что-то говорили про то, что господь сохранил вас чтобы вы уберегли нас от этой заразы… Видать ошиблись вы в замыслах божественных, святой отец. Не уберегли вы нас… И думаю, теперь я знаю зачем вы выжили там… в столице. Вам просто господь дал отсрочку. Но она закончилась, святой отец. Я стану волей господа и подарю вам то, отчего вы спаслись там. Чего же вы так побледнели, святой отец? Причастите меня? Дайте мне тела и крови христовой! Ведь я христианин! – Мужчина уже кричал, все так же медленно и неотвратимо наступая на пастора. Отец Марк крепился, но разум его словно взбесившись требовал только одного – бежать. Ведь всего одного касания может хватить! Всего одного касания этого беса хватит, чтобы уволочь в могилу и его…
Не выдержав, пастор отступил на шаг. Потом еще на один. Он уперся спиной в алтарь с горящими на нем свечами и понял, что время отступления кончилось. Словно проклятый из могилы вставал в нем баронет Роттерген. Безумием наполнились глаза священника и этот, почти нечеловеческий взгляд, стал цепко осматривать все вокруг. И высмотрел на расстоянии протянутой руки тяжелый бронзовый подсвечник на широком круглом основании.
Мгновение и это уже не подсвечник – это тяжелая булава времен не столь далеких. И это уже не отец Марк. Поколения Роттергенов медленно поднимались в его сознании. Не умеющие отступать и оттого так часто погибавшие за своего сюзерена. Не умеющие боятся и потому безумные в своих атаках.
Отец Марк отвел руку назад и, держа подсвечник чуть выше головы, был готов к любому движению проклятого. Втянув другую руку вперед, словно в предостерегающем жесте, отец Марк сквозь прищуренные глаза внимательно следил за противником.
Только вот противник, видя воинственного пастора, захохотал, потешаясь оттого как нескладно выглядел отец Марк в своем одеянии и замерший в хищной стойке.
– Святоша… Я десятник баронской стражи Родерик. И это тоже стражники. Просто мы ушли, когда поняли, что больны. А то знаем мы вас добрых, живьем ведь закопаете. И ты хочешь потягаться со мной?
Откуда-то из-за спины проклятый вытащил тяжелый стражницкий палаш и словно взвесил его в руке, поглядывая на отца Марка.
– Поиграем напоследок, святой отец? Или вы как это положено доброму христианину смиренно встанете на колени и примите дар господень коим он наградил всех нас?
Отец Марк глядя в изуродованное лицо бывшего стражника, только диву давался, как оказывается много от него скрывал лейтенант. У него даже дезертиры есть, а он молчал.
Почти не слушая хрипящий голос проклятого, отец Марк уже представлял, как все произойдет. Как он отстранится от первого удара палаша и как попытается размашистым ударом дотянуться основанием подсвечника до этой безобразной твари. Если он дотянется, то одного удара хватит что бы проломить голову или ключицу. Если поймать стражника на провороте можно перебить ему спину. А дальше те трое. Но они не страшны. Они еле на ногах стоят. Это именно мертвые. Мертвые восставшие из могил по упущению господнему. – Заверял себя, отец Марк готовясь принять бой. – И эти мертвые еще не знают, кем я был когда-то… надеюсь, я смогу с честью пройти и это.
