Мери Каммингс - Серебряное небо
Но когда, едва увидев ее на краю оврага, Джедай, морщась от боли, заторопился к ней со словами: — Подожди, сейчас я помогу! — а в глазах его было и облегчение, и радость от того, что она наконец пришла, Лесли поняла, что он весь день ждал ее и снова отмахиваться от него: «Завтра, завтра!» — будет просто нечестно.
Поэтому, наскоро ополоснувшись у ручья и разведя костер, она сама подошла к нему:
— Мне нужно мясо разделывать. Так что ты… это… если хочешь о чем-то поговорить — переходи к огню. Заодно и поешь. Голова болит?
— Да… но мне кажется, меньше, чем вчера.
Правдой это было или он выдавал желаемое за действительность, она не знала и, когда Джедай подошел к костру, протянула ему кружку целебного отвара — на всякий случай, не помешает. Он выпил и улегся рядом с расстеленным на земле куском клеенки, на который Лесли уже вывалила часть мяса.
— Ну что? — вздохнув, спросила она.
— Теперь ты можешь мне рассказать, как получилось, что мы с тобой вдвоем идем куда-то? И кстати, куда мы идем?
— Никуда, — пожала плечами Лесли. — То есть сейчас на юг, а дальше — пока не знаю. Я маркетир.
— Маркетир?.. — вопросительно повторил он, словно пробуя на вкус незнакомое слово.
— Да. Я хожу от поселка к поселку и торгую всякой всячиной. Вот в одном из таких поселков, в Канзасе, на реке Симаррон, я и встретила тебя…
Она рассказала ему и про погибшего осла, и про сидевшего у колодца оборванца с пустыми глазами и распухшей рукой, и о том, как торговалась из-за него, а потом уводила его из поселка — и он шел за ней, ни разу даже не оглянувшись.
— Выходит, ты мне спасла жизнь, — выслушав, сказал Джедай.
— Ну… — Лесли плюхнула на служивший ей разделочной доской плоский камень очередной кус мяса и принялась яростно пластать его на ломти. Не хотелось напрямую говорить нечто для нее самой очевидное: если бы не та гремучка, то вполне возможно, что его расклеванные стервятниками кости сейчас валялись бы где-то на пустоши.
— И что было дальше?
— В тот же вечер я вправила тебе сломанные кости и наложила лубок. Вот здесь было сломано, — она провела пальцем по тыльной стороне его кисти. — С тех пор прошло немногим больше четырех месяцев.
— А… — начал он.
— Это я все к тому, что, как видишь, я тоже о тебе мало что знаю, — перебила Лесли. О татуировке — единственном, что говорило хоть что-то о его прошлом — решила не упоминать, если сам спросит, тогда уж скажет. — За все это время ты не произнес ни слова и оставался примерно таким же, каким я тебя встретила в поселке.
— Ну а как получилось, что я все-таки заговорил и вообще?..
— Четыре дня назад в нас стреляли. Одна из пуль скользнула по твоему затылку. Скорее всего, вызванное ею сотрясение мозга вернуло тебе разум — другого объяснения у меня нет.
— Вот оно что… — задумчиво протянул Джедай и надолго замолк. Лесли подумала, что разговор уже окончен, но тут, опустив глаза и не глядя на нее, он сказал: — Я вот слушал тебя, слушал, пытался хоть что-то из того, что ты рассказываешь, вспомнить — и никак!
— Не старайся специально, только голова разболится, — посоветовала она. — Придет время — все само всплывет в памяти. А пока на вот, поешь! — сгребла со сковороды в миску жареные мясные обрезки и поставила перед ним.
— Чего я один есть буду, давай вместе!
— У меня еще работы полно. Нужно все мясо разделать.
— А что ты с ним делаешь?
— Режу, солю, — она взглянула на стоявшие у костра полиэтиленовые пакеты — в каждом было фунтов по восемь нарезанного на полосы и пересыпанного солью мяса. — Завтра развешу вялиться, — подумала, что небольшая передышка погоды не сделает. — Ладно, давай действительно поедим вместе.
Принесла остатки хлеба и, скрестив ноги, села напротив Джедая.
— А можно я еще спрошу? — тут же поинтересовался он.
Лесли вздохнула:
— Спрашивай… — все равно ведь не отвяжется!
— Кто в меня стрелял?
— Плохие люди, — невольно бросила взгляд на лежавший на волокуше чехол с винтовкой. Кольнула болью мысль об убитом парнишке, и больше ничего рассказывать не захотелось. — Тут не было… ничего личного. Просто ты мужчина, вот они и решили, что тебя надо убить первым — со мной справиться будет легче.
— Значит, нам грозит опасность? Они могут вернуться?
— Нет, — угрюмо поморщилась Лесли. — Они не вернутся.
— А кто они такие?
— Джед, — она сердито мотнула головой, — сейчас не время об этом говорить. Я устала, а у меня еще много работы. Дай мне поесть спокойно.
— Извини… Да, конечно… Извини, — в знак раскаяния он подвинул поближе к ней миску с мясом.
На некоторое время на стоянке воцарилось молчание. Подошла Ала. Лесли сунула кусочек жареного мяса и ей. Подумала, что с расспросами, кажется, покончено — наконец-то, она от них устала больше, чем от разделки мяса! — когда Джедай не выдержал:
— А можно, я еще спрошу… про другое?
«А можно, я тебе на башку эту миску надену?!» — мысленно огрызнулась она. Вслух говорить ничего не стала — бесполезно, похоже, его можно унять только пристукнув.
— Куда мы дальше пойдем? — не дожидаясь ответа, продолжал он.
— К озеру. Это милях в восьмидесяти отсюда. Там мы остановимся недели на две — я хочу травы и листья пособирать, ягод насушить, — Лесли невольно представила себе, как увидит с вершины холма серебристый отблеск — отражение неба, как пробежит по траве и зайдет в воду прямо в одежде, как будет плескаться, смывая с лица пот, а потом лежать на песчаном берегу — долго-долго, и смотреть в небо… И вернулась к действительности, заметив, что Джедай удивленно уставился на нее.
— Эй, ты чего так смотришь? Я что, сажей испачкалась? — потерла уголок рта. — Где? Здесь?
— Да нет… — он на миг замялся. — Я просто еще ни разу не видел, как ты улыбаешься.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Из оврага они ушли через десять дней. Но еще раньше перебрались к тому озерцу, где Лесли добывала дрова — разбросанные по осыпи куски древесины уже высохли, и проще было перейти к ним, чем таскать их на стоянку.
Заодно она убедилась, что на долгие переходы Джедай еще не способен — к концу пути он еле двигался. Но когда она сказала: «Постой! Давай я волокушу потащу, а ты так иди!» — яростно зыркнул на нее глазами, будто она предложила нечто несусветное, и из последних сил прибавил шагу.
Словом, проявил типичный дурацкий мужской гонор. Результат был вполне ожидаемый: снова вскрывшаяся рана у него на заднице.
В тот же вечер они впервые поссорились. Как ни смешно, из-за такой чепухи, как гремучки.
Обычно, когда Лесли шла по пустыне, то поглядывала по сторонам и прислушивалась, не обнаружил ли кто-то из собак гремучку. Услышав призывный лай, подходила, убивала змею выстрелом из арбалета и кидала в вещмешок. Позже, на стоянке, снимала с добытых за день змей шкурки (обычно их набиралось две-три), просаливала их и вешала сушиться. А мясо резала на куски — часть шла на ужин им с Джедаем, остальное — собакам.
Вот и в этот раз, стоя на запруде, она принялась свежевать добытую по дороге гремучку — одну, зато крупную.
Джедай подошел и с заметным отвращением ткнул в змею пальцем:
— Это что такое?!
— Мясо, — объяснила Лесли.
— Собакам?
— Собакам, нам — всем.
— Ты хочешь сказать, что мы это будем есть? — брезгливо переспросил он.
— Да, разумеется.
— Я эту гадость есть не буду! Какого черта — у нас же есть вяленое мясо!
— Значит, так, — медленно закипая, Лесли положила гремучку и встала. — Я хочу, чтобы ты запомнил две вещи. Первая: здесь не до разносолов; есть еда — свежее, хорошее мясо — и нечего привередничать. И вторая: ты этим мясом уже четыре месяца питаешься, и ничего, не помер. Между прочим, на прошлой неделе целую миску съел и не поперхнулся.
— Я не знал, что это такое, — буркнул он.
— Ну и что? — спросила она.
Сердито засопев, Джедай развернулся, отошел и лег на свое одеяло. Несколько раз Лесли украдкой оглядывалась — лицо у него было мрачное.
Обиделся? Возможно. Она еще никогда не разговаривала с ним так резко. Но другого выхода не было, капризы следовало пресечь сразу, на корню, а то завтра он потребует, чтобы она готовила ему котлеты де-воляй! (Что это такое, Лесли не знала, но мама, когда она в детстве капризничала с едой, порой говорила: «Может, тебе еще котлеты де-воляй подавай?!»)
На ужин она сделала похлебку; специально высыпала в нее побольше сушеного лука, добавила базилика — аромат получился до небес. Сняла котелок с огня, поставила остужаться. Собаки придвинулись к костру — может, остатки будут?
«Может, и будут», — мысленно посулила Лесли. Если этот угрюмый тип, который смотрит куда угодно, только не на нее, откажется сейчас есть, то на его порцию здесь быстро найдутся желающие!