Дорис Лессинг - Бен среди людей
Альфредо сказал другу, что пора идти. Он понимал, что Терезе там не нравится. Хосе бы этого не заметил. Тем временем несчастный Бен печально сидел, подозрительно осматривался, как будто не только эти трое, а все вокруг ополчились против него. Тереза проскользнула мимо девицы из Рио, ощущая, что прошлое выпустило щупальце и пыталось затащить ее назад. Они с Альфредо направились к машине, Бен следовал сзади, глядя на них с подозрением, Альфредо обнял Терезу и сказал:
— Ты же останешься со мной, Тереза? Согласна? А когда вернемся с гор, мы поженимся. — Он сказал это на португальском, а потом добавил на английском, для Бена: — Мы с Терезой собираемся пожениться.
Бен не ответил. Тереза подумала: «А как же Бен? Я не буду нужна Альфредо, если он подумает, что я должна присматривать за Беном».
Когда они добрались к Хосе домой, Бен сказал, что пойдет спать, и Тереза, боясь за него, тоже ушла в комнату и улеглась в темноте. Бен не спал. Она видела беспокойный блеск его глаз. Он молчал.
Тереза прислушивалась к разговору в соседней комнате, представляя себе этих людей. Они такие разные. Хосе худой и подтянутый, у него острые черты лица, настороженные глаза. Без загара его кожа бледная, а загар не такой, как у них с Альфредо, равномерно коричневый с медным отливом. Тереза мечтала: «У нас будут красивые дети. Похожие на меня с Альфредо. Мы симпатичные. Хосе некрасивый, потому что в свое время плохо ел». Она поняла, что это так, поскольку в его глазах просматривалась некая незавершенность. Мы-то ели, я и Альфредо, хорошо ели, до начала страшных засух. И у нас будут здоровые дети. Она представила лицо Альфредо, когда он увидит их первенца. Одновременно с этими мыслями, придающими уверенность и самоуважение, в ее сердце стучало беспокойство за Бена.
***
Утром Бен молчал и ничего не спрашивал. Пока укладывали вещи в машину, он стоял и смотрел на горы, однажды перевел мрачный взгляд на товарищей, по глазам было видно, что он озадачен и насторожен. Бен начал агрессивный танец, топая ногой, яростно выкрикивая, и это продолжалось, пока вещи не погрузили в машину и не закрыли дом. Тогда он остановился и стал смотреть на горные вершины, безжалостные, высокие, темные. Выражение его лица заставило Терезу подойти к нему, положить руку на плечо, осторожно, так как она боялась его рассердить. Но он не отреагировал на это проявление сочувствия, не шевельнулся, просто смотрел, глаза его помутнели от боли утраты.
Тереза подумала, похоже, он понял. Должен был догадаться. Каким-то образом Бен все понял.
Тереза села на переднее сиденье — она боялась, что ей станет плохо, понимая, что Бена тоже будет тошнить: с Беном сел Альфредо, и по его позе Тереза догадалась, что Альфредо готов к тому, что Бен снова может разъяриться.
Дорога, по которой они ехали, поначалу была широкой, вдоль нее располагались селения и одинокий отель, потом она стала уже и пошла вверх. Воздух был тонкий и блестящий, и Тереза уже не могла думать о чем-либо, кроме вызванных высотой тошноты и головной боли, которые накатывали и отступали холодными волнами. Дорога, извиваясь, поднималась по склонам, потом снова спускалась, потому что они ехали у подножия гор, там все еще росли деревья, но они встречались все реже, и вот уже вдоль дороги не осталось затененных участков. Они ехали выше линии лесов. Похолодало, и они остановились, чтобы надеть поверх свитеров куртки. Бен стоял у машины и пристально смотрел вверх, вверх, потом осмотрелся вокруг, холмы, гребни, каменистые впадины, вокруг никого, ни одного дома. Поздно вечером, наконец, доехали до придорожной гостиницы, после которой дорога превращалась в грубую колею. Гостиницей этой пользовались исследователи, скалолазы, топографы. Но на этот раз они были единственными постояльцами. Терезу заботило только одно: движение прекратилось, и можно посидеть с закрытыми глазами. Бен молчал. Он выглядывал то в одно окно, то в другое. Альфредо пошел заказать подходящей еды — чего-нибудь легкого, потому что всем им было плохо из-за высоты. Вернулся с подносом чая из коки, который все с благодарностью выпили. Высота перевалила за 16 000 футов, напряжения не ощущал лишь Бен.
— Это потому, что у тебя такая грудь, — сказал Хосе. — У всех, кто живет в этой местности, грудь, как у тебя, потому что воздух разрежен, и человеку нужны большие легкие.
— У кого у всех? Где они? — спросил Бен. — Тут никого нет.
Ночь была холодная, мимо окон проплывали облака: ничего не видно. Они легли рано, Хосе с Альфредо, Тереза с Беном. Тереза не могла заснуть из-за головной боли, Бен тоже не спал. В комнате было темно и душно, а на улице в белом тумане рассеивался тусклый бледный свет лампы, висящей над входом в гостиницу. Тереза думала: если сказать Бену сейчас о том, что его вида, его людей не существует, это будет именно то, о чем он думает.
Встали рано, разреженный воздух бодрил и завораживал. От тумана не осталось ни следа, ни облачка. Во время завтрака приехали два человека, которые планировали отправиться наверх, но вернуться до темноты.
— Там лучше не теряться, когда темно, — сказали они. Пришло время перекладывать вещи, пожитки. Альфредо и его спутники оставили за собой одну комнату и сложили туда все, что им не понадобится, потому что теперь придется идти пешком. А машину закрыли и оставили под присмотром хозяев отеля. Каждый нес рюкзак с теплыми вещами, водой, едой; а Хосе взял еще маленькую плиту и сковородку.
Выше они не поднимались, оставались приблизительно на том же уровне. По крайней мере, добавил осторожно Хосе, поглядывая на Бена, не сегодня. Новость о том, что сегодня они не достигнут цели путешествия, Бен воспринял молча: по его лицу можно было понять не много, потому что он рассматривал окружающие громады. От грустных мыслей у Терезы на глазах выступили слезы, и она отвернулась. Собравшись, они заметили, что те двое, что недавно прибыли, уже отправились вверх по крутому утесу, отбрасывающему тень на гостиницу.
На ночь надеялись найти хижину, которую использовали скалолазы, а на следующее утро — пойти искать ту стену, которую вспоминал Альфредо. К этому времени все оделись в самые толстые свитера и дутые куртки, надели темные очки. Сначала они шли по тропе, по которой мог бы проехать осел или мул, но потом тропинки стали уже и оказывались то в тени, то на солнце. Альфредо каждый раз останавливался на развилке, чтобы убедиться, что выбирает правильный маршрут: они с Хосе спорили. Хосе говорил, что надо идти более протоптанными дорожками, потому что «по ним ходят люди гор». Он имел в виду археологов, палеонтологов, которые делали в горах открытия и пополняли музей Жужуя. И спросил Альфредо, почему эту скалу (он называл ее «твоя картинная галерея») не обнаружили.
— Сам увидишь, — сказал Альфредо. Они сказали это при Бене по-английски, но тот ничего не спросил, он просто шел за Хосе, который шел за Альфредо. Тереза двигалась сзади, так она могла следить за Беном. Она была уверена, что Бен знает правду, но потом на этом бородатом лице появилось выражение такого стремления, такого изумления, что она почувствовала, словно смотрит на ребенка, ждущего чудес, обещанных назавтра, а потом это выражение исчезло, и осталась только грусть.
День выдался тяжелый, хотя они забрались не намного выше. Иногда шли по тропинкам в глубокой тени, между высокими утесами, иногда по краю обрыва. Их мучила боль в груди — но Бена, похоже, нет, — болела голова, несмотря на целебный чай Хосе, который он наливал из термоса. Они остановились днем, потому что дошли до хижины — примитивного укрытия из бревен, которые сюда наверняка привезли на животных, потому что поблизости деревья не росли. Альфредо сказал, что помнит эту хижину, тогда она была в плачевном состоянии: кое-где не хватало бревен, некоторые куски шифера с крыши соскочили. Ею давно никто не пользовался, кроме мелких зверей, от которых остались испражнения. Они все вычистили и сложили вещи у стены. Альфредо собрал веточки и лишайник для костра, но набралось так мало, что решили поберечь топливо до темноты. Ночь настала рано, потому что место окружали высокие хребты, но времени хватило, чтобы Альфредо выбрал завтрашний маршрут: он карабкался по камням, останавливаясь у крутых каменных стен или у края обрыва. Когда похолодало и солнце скрылось, они с одеялами уселись вокруг костерка. От высоты в голове звенело, есть не хотелось. Все трое напряженно ждали, когда Бен спросит: «Где мои люди? Когда мы их найдем?»
У Альфредо было крошечное радио, но работало оно плохо. Еле слышная колоритная музыка обрывками доносилась снизу, с расстояния в тысячи футов; голоса, мужские и женские, перекрывающиеся отрывками новостей, строкой из песни, фразой из какого-то разговора, — радио решили выключить.
Костер был маленький — крошечный отблеск на бревенчатых стенах. Сквозь щели в бревнах виднелся холодный свет. Все вышли наружу и замерли. Там, в горах, воздух был чистым, и звезды сияли холодным блеском, синие, красные, желтые вспышки давили на них, через небо простирался Млечный путь, словно дорога. Такие звезды, чистые и яркие, ничем не скрытые, были похожи на воспоминания. Все завороженно молчали, а потом услышали, как Бен затянул резкую лишенную мелодичности песню, начал двигаться — он танцевал и пел звездам.
