Сергей Попов - Небо цвета крови
— Да все нормально будет. Даже если и зарядит дождь — крыша выдержит. Мы ее с тобой в этот раз хорошо, как мне кажется, укрепили: и пакетами пластиковыми, и целиковый рулон силиконовой резины извели, — и холоднее: — Должна выдержать… — а потом про себя: «Хотя ничто не вечно…»
Спустя несколько мгновений начали попадаться первые дома, какие-то одичалые без человеческого надзора сооружения с отвалившимися козырьками и обросшими «камнежором» стенами, обглоданные коррозией и кислотой фургончики, развалившиеся руины, сплошь устлавшиеся паленым мхом. Возле них, заняв все рытвины и выбоины, остывали смертоносные лужи, подъедали остатки колодезных люков, истомленно стекали в канализацию. Размытые дождями столбы, чудом держась за свои же кудри кабелей, приглушенно трещали натянутыми тетивами, собирались вот-вот заваливаться на вздувшиеся автомобили, припаркованные рядышком. Левее проглядывалась сгоревшая заправка, кривой, обмотанный «полозом», словно изолентой, рекламный щит. И хотя эта местность мне знакома была достаточно смутно и в основном со слов встречных собирателей, нечасто наведывающихся сюда по зову фортуны, — знал железно: где-то здесь существует вход на станцию метро «Рокфурд», таинственно исчезнувшую в первый год катастрофы. За десяток лет она овеяла себя самыми невероятными мифами, из каких половина вообще не воспринимались всерьез или поднимались на смех. Но наличествовали среди них два, сумевших-таки пробудить в народе и поныне неугасаемый интерес. Многие свято верили, что там, в ее недрах, запрятаны секретные стратегические запасы провианта на случай Третьей мировой войны, и предпринимали безуспешные попытки розыска. Остальные — якобы рокфурдские тоннели ведут прямиком к хранилищам самого Грима, где под толстым слоем пыли томятся невообразимые залежи разнообразных товаров. Но правда ли это все или пустая болтовня — так никто и не узнал.
Накатило поговорить. Очень захотелось обсудить нашумевший слух с Дином — надо же как-то отвлекаться от постоянного молчания.
— Дин, — позвал я. Тот как будто вышел из бессознательного состояния, трусливо повертел головой, даже сбавил ход. И сразу задал вопрос: — Тебе доводилось что-нибудь слышать о «Рокфурде»?
Дин не спеша взглянул на меня, угольные глаза за стеклами мигом оживились, заискрили.
— «Рокфурд», говоришь?.. — переспросил он. — Дай-ка минутку подумать… да… что-то такое слышал. Это исчезнувшая станция, что ли? Ну да, немало о ней в свое время разговоров ходило. Басен всяких навыдумывали непонятных. Хотя, как по мне, ничего в ней такого и нет. Ни запасов там всяких, ни кротовых норок. Да и вообще, говорят, мол, не было ее здесь никогда…
— Ну как это не было-то? — удивился я. — Куда она, по-твоему, подевалась-то? Хочешь сказать, что врут все? Да как же? Столько же народу подтвердило, искали, ходили даже. Что-то ты…
— Хе-хе, — по-стариковски посмеялся напарник, тотчас сбив с мысли. — А вот так! «Не было», говорят, и — все! Она, если ты хочешь знать, вовсе не здесь, а вообще на юго-востоке находится. Это как мы с тобой в Нью-Сити шли, только на трассе надо было тогда поворачивать налево, а не прямо идти. И название у нее не «Рокфурд», а «Рисшулд Авеню 5».
«Сдается мне, что и это он от кого-то услышал… — зажглось сомнение, — не его это слова. Готов поспорить…»
И аккуратненько поинтересовался:
— Ты в этом уверен? Или опять чего насочинял? — а следом вставил с хитринкой: — Вот откуда ты это услышал, а? Давай начистоту. От кого? Ну, колись. Не надо при мне всезнайку из себя корчить…
Последовал сдавшийся, примирительный вздох.
— Ладно-ладно… раскусил опять! — обиженно выпалил Дин и, секунду поколебавшись, наконец, сознался: — Ну, слышал я про нее давно от главы нашего поселения. Туда планировался основательный поход, набирались все желающие. Должны были и мы с Оливером пойти. Да не получилось — как раз тогда в Ридас пришли «Мусорщики». Не до походов резко стало. Если раньше нас город исправно кормил, то теперь мы могли остаться вообще без всего, — вдруг понизил голос, а у меня засвербело в душе — наверно, зря об этом всем заговорил. Затем все же продолжил: — Однако что касаемо названия станции — чистейшая истина. Своими глазами ее фотографии старые видел, что пылились в нашей маленькой библиотеке. Только, по правде говоря, никогда этой темы серьезно не затрагивался. Это глава ей бредил круглыми сутками.
Мечтал, что если мы когда-нибудь доберемся до тех запасов и… — махнул, — а… к черту об этом… не хочу — тошно мне.
— Как знаешь… — не стал я возражать.
Вновь повисло угнетающее молчание.
Дорога же начала показывать свой скверный характер, затеяла проверить нас на выносливость. Маршрут, какому мы неукоснительно следовали, нежданно обратился вязкой трясиной, выложился каким-то сплошным зыбучим ковром. Ботинки, подобранные с расчетом на ходьбу по схожей беспутице, оказались совершенно не пригодными к такому месиву и при любом удобном случае тянули меня вниз, будто к ним привязали чугунные гири. Усугубляло положение и скопление колючих, в кишащих мошках, кустарников, растущих в здешней слякоти. Те без конца пытались разодрать бесценный противогаз, поцарапать и так купленные по заоблачной цене фильтры, достать до шеи. Одно время хорошо помогали капюшон или вовремя выставленная рука, но потом и эти ухищрения перестали быть полезными — ветки и шипы все равно плетями били по лицу, стегали стоячий воротник, шкрябали рукава. Сильнее всего переживал за маску: оставь на ней легкий порез или маленький, пусть даже невидный глазу, прокол — едкие испарения при следующем дожде не пережить: моментом отравишься. Совсем уходят они лишь на четвертый-пятый день, и то при условии теплой погоды и сильного низового ветра. Потому-то первое время в доме никогда не открываются окна и двери, а Клер и Джин для страховки носят респираторы.
Но моему напарнику, расторопно пробивающемуся через непролазные джунгли заправским аборигеном, отмахиваясь одним ружьем, казалось все нипочем — заросли каким-то загадочным образом скользили по нему, как по маслу, почти не задевая шланг, с заботой обметали, не желали хлестать.
— Ничего-ничего, скоро уже отпустят нас! — оборвал томительное безмолвие Дин, с озорством отбиваясь от когтистых ветвей. — Не ночью все-таки идем — не заблудимся, в грязи, дай бог, не утонем!
— Как же ты тут в темноте-то пролезал?.. — с натуральным удивлением спросил я, уже едва волоча окаменевшие ноги, и тут же: — Здесь же идти-то невозможно — одна сплошная трясина. Утонуть — как нечего делать…
Тот скуповато, по-торговски посмеялся.
— Не с того ракурса ты на вещи смотришь, Курт, — философски подметил он, — зато никто другой сюда точно не сунется, и растяжку случайно не сорвешь. Можно сказать, абсолютно безопасный путь нам проложил. Потерпеть только самый пустяк — и все, а ты капризничаешь, как маленький, ей-богу. И так, считай, уже пришли, идти-то — слезы остались, — а затем оповестил: — Сооружение наше, если что, левее расположено, не пропустишь.
«Главное, прежде ни в какую дыру не провалиться…» — запылало в голове опасение и — Дину:
— Да я и сейчас, пока топаем, могу сюрпризов нахватать по самые уши, ты же знаешь. Особенно с моей-то феноменальной везучестью…
Дин ничего не сказал на эту мою самоиронию, периодически выплывал лишь загашенный древесный треск и хлюпанье мутной грязевой каши под ногами — упорно расчищал тропу.
Колючая западня и в самом деле закончилась очень скоро. Попотев еще, наверное, парочку, может тройку, минут, мы вышли к размытому дождями, негусто застроенному пустырю с несколькими изъеденными кислотой тракторами, тоскливо стоящими вблизи ровно сложенной пачки серых бетонных плит в полусотне шагов от нас. Справа, обезображенные и просевшие, нелепо торчали из-за выжженной травы три двухэтажных кирпичных дома, донельзя измазанных жирными буро-чернильными подтеками, схожими с гематомами. Они почками вспучились под окнами, по краям треснутых стен, натекали в искривленные, склизкие на взгляд сосульки под скособоченными балконами. Между строениями, словно витые бельевые веревки, раскинулись какие-то мерзкие зелено-черные лианы со свешенными пучками двигающейся мишуры. Те каждую секунду пульсировали, еще жаднее обклеивали сыпкий фундамент, проползали в любые щелки, протягивались вдоль карнизов, проводами забрасывались в чужие квартиры через открытые форточки. А слева, огородившись от всего мира окисленным неустойчивым забором с топорщащимися зубьями, распростерлась та самая постройка, о какой утром твердил Дин. Как он и говорил, на ней действительно отсутствовали существенные повреждения: окна — на месте, только сильно запотели, двери — без следов взлома, да чего там говорить — даже навесы не отломились — в общем, зрелище поистине необычное. Да и громадная труба из красного кирпича, горделиво возвышающаяся над крышей, внушала собой кое-какие надежды — вполне вероятно, вышли мы не абы куда, а к когда-то функционировавшей фабрике или заводу. В таком случае есть неплохие шансы разыскать что-нибудь съестное на складах, если, конечно, тут выпускались не только запчасти и детали. Хотя и в этом случае еще не все потеряно — можно ведь пробраться в столовую, к тамошним запасам. Наверняка же что-то сохранилось. Главное, чтобы до них не добралась кислота, иначе наши труды пойдут насмарку.
